Красный Наполеон (СИ) - Гиббонс Флойд (читаем книги онлайн txt) 📗
Не обошлось без Карахана и в 1928 году, когда пробуждающийся Китай впервые столкнулся с Японией в открытом бою у Тзинан-Фу: Япония недоверчиво наблюдала за присутствием Карахана на Восточно-Китайской железной дороге. Чжан-Цзо-Лин, маньчжурский диктатор, погиб от бомбы, брошенной в его поезд людьми Карахана.
В 1929 году Карахан был тем человеком, который сорвал участие Сов. России в созванной по предложению Северо-Американских Соединенных Штатов мирной конференции, на которой должны были решиться судьбы Китая. Впоследствии дипломаты всех стран пытались переложить на него неудачу этой конференции, приведшей к тому, что Китай подпал под власть националистов.
Признание нового Китая Америкой заставило Англию, Францию, Италию, Португалию и Японию отказаться от предоставленных им в Китае привилегий. Это был первый ударь престижу белых на дальнем Востоке.
Ужасные события 1930 года, кровавые бойни в Калькутте, Бомбее и Сайгоне, завершившиеся изгнанием французов и англичан из Южной Азии, были естественным следствием объединения Китая.
В следующем году семена, посеянные Караханом на всем протяжении Калганского пути, дали пышные всходы. Одна за другой пали иностранный концессии на Красном море, в Аденском заливе, в Аравии и Месопотамии. 1931 год завершился восстанием в Северной Африке. Восстание началось в Египте и быстро распространилось на запад, охватило Триполи, Алжир и Марокко, в которых Англия, Франция, Италия и Испания тщетно пытались оказать сопротивление хорошо вооруженными неисчислимым полчищам, нахлынувшим на север из глубин черного материка.
Европе накануне своего заката суждено было испытать еще один тяжелый удар. Поздними летом 1932 года в Европе вспыхнула тяжелая эпидемия инфлюэнцы. Эта эпидемия, вспыхнувшая вскоре после провала вашингтонской конференции по ограничению вооружений, скосила огромное количество людей.
В июле 1932 года я выехал на эпидемию в качестве специального корреспондента „Чикаго Трибюн“. После эпидемии последовал ряд продовольственных затруднений, особенно остро сказавшихся на Балканах.
Снабженный полномочиями ряда европейских правительств, я выехал в автомобильную поездку на африканский фронт, пересек всю северную Африку – от Касабланки до Порт-Саида и Суэцкого канала.
Объединение сил европейских держав насчитывало на африканском фронте три четверти миллиона людей. В число это входили четырехсот тысячная армия французов, полтораста тысяч англичан, сто тысяч испанцев и сто тысяч итальянцев.
Число воинов, входивших в состав отрядов восставшего населения Алжира, Марокко, Туниса и Египта, равнялось примерно миллиону человек.
Африканский фронт был настолько велик, что союзники могли лишь обороняться в рассыпанных по всему фронту блокгаузах, не раз подвергавшихся нападениям туземцев. Не раз нападения туземцев заканчивались успехом, и каждая новая стычка с результатом в пользу туземцев наносила неизгладимый ущерб авторитету белых в Африке.
Мне повезло, и я первый получил в штабе союзного командования документальные доказательства того, что восстание туземцев было инспирировано Москвой. Москва снабжала вождей восставших оружием, деньгами и агитационным материалом, в котором проповедовалась священная война против господствующей белой расы. На основании сделанных мной разоблачений я получил спешное предписание выехать в Москву и ознакомиться с положением вещей в Советской стране.
В конце августа 1932 года я прибыл в Москву и поселился в отеле „Савой“, где открыл бюро „Чикаго Трибюн“.
Там я познакомился с молодым американцем, с которым впоследствии судьба так тесно связала меня и которому суждено было сыграть немаловажную роль во всем том, о чем мне предстоит повествовать в этой книге.
Стефен, или как его называли друзья, Спид Бинней был высоким и стройным юношей, со светлыми, как лен, волосами. Ему было всего лишь двадцать два года. Заметив меня в вестибюле отеля, он поспешил ко мне навстречу и улыбаясь сказал:
– Мистер Гиббонс, меня зовут Спид Бинней, я сын вашего приятеля со времен пребывания во Франции Биннея. У меня имеется для вас письмо от него. Ведь вы помните его?
Помнил ли я Биннея? Да, разумеется. Его сын был, как две капли воды, похож на своего отца. Старина Бинпей был одним из лучших летчиков нашей армии, это он сбил в бою восемь неприятельских аэропланов, перелетел в тыл неприятельского расположения и там подвергся обстрелу. Нам суждено было встретиться в одном из парижских лазаретов. Наши койки стояли бок-о-бок.
Я распечатал письмо, врученное мне его сыном. Мой старый боевой товарищ сообщал мне, что сын его страстно увлекается авиацией и что по молодости своей он столько натворил в Америке бед, что больше не представлялось возможным держать его дома. Старина Бинней поручал мне сделать из его сына человека. Мне рекомендовалось использовать его для воздушной корреспонденции. Авиация была излюбленным делом юноши и заинтересовать его чем-либо другим не представлялось возможным.
Я отложил письмо в сторону и подумал о том, что мне надлежало предпринять. Спид расположился против меня и приветливо улыбался во весь рот. Необходимость принять на себя ответственность за этого молодого человека особого восторга во мне не вызвала. Менее всего мне подобало играть роль гувернантки при этом необузданном юноше.
Но у молодого Биннея было одно свойство – его улыбка была настолько подкупающа, что я не смог устоять против ее чар. Но ведь я был другом „старины Биннея“, и в качестве друга отца Спида должен был пожурить его. Поэтому, сделав серьезное лицо, я спросил юношу:
– Спид, вы много пьете?
– A y вас какие напитки? – спросил он смеясь. – Я прибыл лишь сегодня утром и еще не отведал местной водки. Но я был бы не прочь отведать ее.
После двух рюмок водки мы договорились обо всем. Наша беседа длилась целый час и закончилась примерно следующим обращением моим к Спиду:
– Теперь вы знаете, что я не принимаю на себя ответственности за вас и что как раз наоборот – на вас возлагается ответственность за успешный исход моих действий. Вы знаете, в чем заключается моя работа, и вы должны мне помочь. Я не стану с вами говорить о том, где когда и сколько вам пить. Вы достаточно взрослы, чтобы следить за собой. Вы мужчина, и я надеюсь, что вы будете вести себя так, как подобает вести себя мужчине. Понятно?
– Понятно, – ответил Бинней, и мы обменялись рукопожатием.
На следующий день он вылетел в Париж и через неделю возвратился в Москву на собственном двухмоторном аэроплане.
Мы были готовы вступить в год, которому суждено было принести миру ряд событий величайшей важности.
2
– Московская жизнь не особенно приятна для американца, любящего выпить и питающего влечение к красоте – огорченно объявил Спид, швыряя свой авиаторский шлем на мой письменный стол.
– Опять что-нибудь натворили? – спросил я.
– Ничего особенного. Вчера вечером я присмотрел себе на аэроплане обворожительную девочку. Я знаками приглашаю ее выпить со мной, и она принимает на себя руководство нашей экспедицией. Мы приходим в какое-то учреждение, и чиновник требует, чтобы я предъявил документы. Я, думая, что они нужны для получения казенного вина, вручаю им их. И что ж, вы думаете, оказалось?
– He имею ни малейшего понятия.
– Оказывается, что я попал в ихний ЗАГС. Они чуть-было не окрутили меня, и вы чуть не лишились своего воздушного курьера. Нечего делать, придется начать учиться русскому языку.
– Вам следовало бы изучить язык хотя бы для того, чтобы иметь возможность читать местные газеты, – сказал я, указывая на ворох газет, лежавших у меня на столе. – Я нуждаюсь в помощи человека, который мог бы мне переводить их содержание. Положение становится все более и более напряженным.
– В этом вы правы. Я заметил, что сегодня дети отправились в школу, захватив с собой маленькие противогазовые маски. Господи, здесь так напуганы возможностью войны!..
