Сунул Грека руку в реку (СИ) - Рогов Борис Григорьевич (е книги .txt) 📗
За дверью слышатся уверенные шаги, затем щелчок щеколды. Дверь распахивается передо мной.
- Ну, вот ты каков, сынок Мусаиба. Заходи, заходи, нечего на пороге стоять.
- Здравствуйте, Николай Иванович! От мамы с папой вам большой и горячий привет и поздравления с наступившим Новым годом!
- Ты давай, проходи, хватит тут политесы разводить. Сейчас сядем за стол, вот тогда и будешь рассказывать. Да смотри, с подробностями. Что. Зачем. Почему.
Хозяин, крепкий моложавый мужик в генеральских бриджах образца пятидесятых годов и белой майке, с начисто выбритой квадратной челюстью и совершенно седыми редкими волосами, зачесанными назад.
- Антонина Спиридонна, ты как? К торжественному завтраку готова?
- Готова, готова, балабол старый. – Раздается приятный грудной женский голос с кухни. – Боря раздевайся, мой руки и ступай на кухню. Всё уже на столе.
Бросаю рюкзак в прихожей, куртку на свободный крючок, разуваюсь и шагаю в ванную. Пять минут, и я сижу за столом в светлой и чистой типовой кухоньке. Передо мной на столе классический гранёный стакан горячего чаю с лимоном, а посреди стола возвышается большое керамическое блюдо с горкой жареных пирогов. Рядом притулилась миска со сметаной и электрический самовар по последней моде стилизованный под старину. Я тоже достал гостинец.
- Наша сибирская смородина сорта «Чемпион», попробуйте, она, конечно, не такая ароматная как с куста, но всё равно. Консервирование без горячей обработки, только ягода и сахар. Говорят, все витамины сохраняются.
Сквозь тюлевые занавески кухня залита ярким солнечным светом. Как всегда, мороз приходит вместе с ясной погодой. В квартире жарко.
Разговор перескакивает с погоды на последние спортивные события. Потом на политику. Я вспоминаю про первый полёт Ту-144.
- Николай Иванович, а вы слышали, что дней десять назад наш сверхзвуковой Ту-144 первый пассажирский полёт совершил?
- Во-первых, это был не пассажирский перелёт, а всё-таки только почтовый, во-вторых, после катастрофы в Ле-Бурже наши руководители не верят никому. Ведь это же надо так нам подгадить! А в-третьих, ты то откуда узнал?
- А что? Кто-то всё-таки диверсию устроил? Я читал, что там какая-то камера у кого-то выпала куда-то по недосмотру попала и что-то там сместила… Последний вопрос хозяина я игнорирую. Чёрт! Неужели проболтался,… Похоже, маневр удался.
- Да, какая, к чертям камера! Французы - сволочи, пустили свой «Мираж» поперек курса. Наши парни попытались уклониться, а самолёт на сверхзвуке управляется плохо, вот и погибли все вместе с машиной. Естественно всё засекретили, чтобы скандал с Францией не затевать. Что-то эти гады заплатили, но мужиков, то не вернёшь. Там же такие ребята были… - Николай Иваныч замолкает на минуту.
Я же продолжаю авиационную тему.
- А как вы считаете, когда можно ждать выхода на пассажирские линии этой машины?
- Да, лучше бы никогда. – Ворчит бывший ас. - Топлива она жрёт, как слон; шумит, как сто Ту-104, аэродромов для нее нужных мало. Выигрыш во времени, даже если будет лететь вдвое быстрее, чем другие модели, не принципиальный. Какая разница, прилечу я за четыре часа или за два? Для войны это ещё может быть оправдано, а для гражданских перелётов смысла ни на грош.
- Боря, а ты смотрел новую комедию «Здравствуйте, я ваша тётя!»? – Это уже Антонина Степановна решает сменить тему.
- У нас в Бразилии так много диких обезьян! – цитирую я одну из своих любимых комедий. - Калягин там очень хорош.
- Да, там и Казаков, и Джигарханян просто великолепны. А эта фраза: - «Я старый солдат, и не знаю слов любви», наверняка будет крылатой, - подхватывает Антонина Спиридоновна.
Разговор плавно перетекает на обсуждение новинок кино, эстрады и литературы. Воскресный день позволяет хозяевам не задумываться о времени. Они с интересом расспрашивают меня о жизни в Новосибирске, о родителях, об школьных успехах, о планах на наступивший год.
- Борис, а почему ты собрался в Московский Университет поступать? В Новосибирском же тоже есть факультет журналистики. Это и чисто в бытовом отношении проще, и меньше денег будут тратить твои родители, и тебе никуда ездить не надо. А учиться статьи писать лучше в живом деле.
- Я бы с вами, Николай Иванович, согласился, но если думать не только о периоде обучения, а, так сказать, на перспективу, то в Москву съезжаются учиться со всего Союза. После окончания однокурсники будут работать во всех газетах и журналах, на всех теле и радиостудиях. Вы представляете, какая это сеть? Только ради этого стоит попытаться рвануть сюда. Ведь студенческая дружба самая прочная, так все говорят. Кроме того, именно в Москве сосредоточены самые лучшие журналисты СССР и всегда будут шансы познакомиться с настоящими мэтрами. Журналистика это же не инженерия, где, действительно, не так важна личность. Бином Ньютона он таковым и останется вне зависимости от того, кто его применяет.
В разговоре возникает пауза, во время которой я собираюсь с мыслями. Под мерное движение челюстей я думаю. Стоит ли мне рассказывать Захарову о своей истинной сущности? Поверит ли? А если поверит то, что это мне может дать?
Из раздумий меня возвращает голос Николая Ивановича:
- Какие у тебя планы на сегодня? А то давай, передохни часок да пойдём, я тебе окрестности покажу. Ты же вроде бы говорил, что в Москве в первый раз?
- Это было бы здорово! Я в столице ещё не был.
Хозяева показывают мне место моего обитания на эти пять московских дней. Оказалось, что сейчас у них свободна целая комната, так как сын служит в Белоруссии. Дочка с семьёй в сентябре получила двушку и теперь с мужем и внучкой живёт на окраине Москвы в районе Медведково и работает офтальмологом в районной поликлинике.
Засунув шмотки на выделенную мне полку, смыв с себя грязь и суету вагонной жизни я снова выхожу к хозяевам.
- Николай Иванович, курсант Рогов готов к любым походам.
- Узнаю Гришку Рогова, тот тоже такой же шустрый был. Молодец, не стал рассиживаться. Да и правильно! Что время зря терять. Сейчас подожди минут десять, я оденусь и выдвигаемся. – Он скрывается в своей комнате, не переставая при этом разговаривать. - Двинем мы сегодня с тобой не Москву смотреть, её ты и сам прекрасно посмотришь, а съездим в Подольск. Там на окраине стоял полк АДД, где экипаж наш сложился. Это будет гораздо интереснее, да и мне самому приятно вспомнить юность боевую. Потом отцу расскажешь, ему тоже понравится. Там у него помнится с какой-то прачкой, даже что-то вроде романа приключилось. Лучше бы конечно, в Рязань махнуть, где нас расписали по самолётам, но до Рязани далеко –пять часов поездом, а Подольск всего час на электричке.
- А у тебя, лейтенант Захаров, никакой прачки там не приключилось? – это внезапно в разговор вклинивается супруга бравого полковника.
- Что ты, что ты, как можно! У меня как под Варшавой приклеилась одна связисточка, так до сих пор не отклеится. Ты у меня одна единственная по гроб жизни – в тон ей отвечает Николай Иванович, натягивая меховые летчицкие унты.
- Минутная готовность! – как там наши небесные братья – космонавты говорят, - Ключ на старт! Протяжка один! Ключ на дренаж! Поехали!
Остаток дня мы провели в походе по местам боевой славы моего родителя. От того грунтового аэродрома ничего уже не осталось. Его перепахали еще во время войны, когда фронт сдвинулся на запад. Но березовые и осиновые колки на месте. Можно было представить, что в 1943 всё выглядело приблизительно также.
Рассказал мне бывший командир экипажа и случай, который только по счастливой случайности не закончился трагически для папани. И всё по его бесшабашности. Захотелось ему, видите ли, устроить фейерверк! В результате попал в госпиталь с ожогом рук и лица, хорошо, что под трибунал за самострел не попал. Своей стариковской натурой думаю, - какие же это были, по сути, мальчишки!
