Возвращение (СИ) - Ищенко Геннадий Владимирович (лучшие книги онлайн TXT) 📗
– Как это бывшего? – оторопел седой.
– Кто он? – показал я рукой на пожилого.
– Это мой друг, – ответил Машеров.
– Дружба – это святое, – согласился я. – Только вам все-таки нужно было послушать меня. – Поговорили бы, а потом уже решали, кому и что можно доверить.
– Ему я могу доверить собственную жизнь! – твердо сказал Машеров.
– Позовите кого-нибудь из своих ребят, – сказал я седому. – Пусть отведут мою девушку в другую комнату. Ни к чему ей слушать то, что я вам скажу.
– Пройди на кухню, – сказал Люсе седой. – Там должен быть Семен. Попейте с ним чай.
– Сейчас я вам кое-что расскажу, – сказал я им. – Потом вы отвозите нас домой и забираете мои тетради. А на меня можете в дальнейшем не рассчитывать.
– А как же мир? – спросил Машеров.
– Да провались этот мир в тартарары, – с горечью сказал я. – Если самые честные и порядочные люди так себя ведут, для кого надрывать пуп?
– Зря ты так, – сказал Машеров. – Почему ты думаешь, что тебя должны встречать с распростертыми объятиями?
– Землетрясение было? – спросил я. – Все совпало?
– Число жертв еще уточняют, – сказал Машеров. – А по времени расхождение на три минуты.
– Да округлил я эти три минуты! – махнул я рукой. – Вы попробуйте предсказать с точностью до месяца! А почему с объятиями... Ладно, слушайте, может быть, поймете.
Сначала я рассказал им то немногое, что знал из жизни Машерова.
– Знаю так мало, потому что мальчишкой вами совсем не интересовался, а в более позднее время все публикации вертелись вокруг вашего убийства.
– И когда меня убили? – слегка побледнев, спросил Петр Миронович.
– Четвертого октября восьмидесятого года вы погибнете в автокатастрофе, очень похожей на хорошо организованное убийство.
Я подробно рассказал все, что вычитал из многочисленных статей по самому дорожному происшествию, а потом обо всем, что связывало его с Андроповым. Потом был краткий рассказ о периоде правления Брежнева. О Черненко я упомянул мельком, об Андропове рассказал чуть больше. Основное время у меня занял Горбачев с его перестройкой.
– Остальное прочтете в тетрадях, – закончил я свой рассказ. – Пять общих тетрадей – это события в мире, а в трех все открытия и технологии где-то до две тысячи двадцатого года. Дальше, извините, не следил. Старость, болезни, да и просто стало неинтересно. Забирайте и делайте все, что хотите и можете. На последних страницах одной из тетрадей я записал свои рекомендации. Можете их выдрать. И попрошу быстрее нас отправить. Если у мамы по вашей милости случится сердечный приступ...
Было видно, что седой колеблется, но Машеров согласно кивнул.
– Распорядись, Илья, – сказал он седому. – И пошли с ними Семена.
– Тебе решать, – согласился седой, тяжело поднялся из-за стола и пошел на кухню.
– Твою доставку организовывал не я, – сказал мне Машеров. – Надеюсь, ты передумаешь. Все твои книги будут...
– Больше ни одной книги! – сказал я. – Хватит! Жаль, что недавно одну отдал в редакцию. И песен больше не будет. Точнее будут, но будем петь только для друзей!
– Тебе сколько лет?
– Четырнадцать! – ответил я. – Или восемьдесят. Считайте, как хотите! И старики, и дети одинаково обидчивы! Я слишком много сделал для людей, а мне в очередной раз показали, в какой стране я живу, вместо благодарности ткнув мордой в стенку! Пропади все пропадом, а я буду жить для себя и дорогих для меня людей.
– Не хами! – сказал появившийся с кухни седой, который слышал мои последние слова. – Ценность твоих записей еще под большим вопросом.
Следом за ним с кухни вышли Люся с Семеном.
– Во-первых, я вам их не продаю! – повернулся я к нему. – А важность моих записей вам еще предстоит оценить. Сотни миллиардов долларов и миллионы человеческих жизней – это мало? Ткнули пальчиком в семьдесят второй год, а там страшенная засуха, из-за которой мы лишились почти пятисот тонн золота, ушедшего на закупку хлеба. Я не знаю, сколько это по нынешнему курсу, а в то время, когда я читал, было больше двадцати миллиардов баксов! А через год двадцать шестого апреля из-за землетрясения от Ташкента останутся одни руины! Катастрофы космических кораблей, ненужные исследования и тупиковые технологии, на которые уйдут миллиарды! А авария атомной электростанции в Чернобыле? В общей сложности из-за ядерного взрыва реактора загадило сто пятьдесят тысяч квадратных километров, треть из которых в Белоруссии! Пятьсот тысяч человек получили разные дозы облучения, не только поселки, города бросали! И остановили кучу других станций, чтобы переделать хреновые реакторы, а это опять огромные потери! В моих тетрадях этих катастроф, вызванных природой или человеческой глупостью... до фига! О трех других тетрадях я вообще не говорю – они бесценны! Ладно, Люся, пойдем одеваться, нас соизволили отпустить.
Обратно мы ехали на той же машине, только рядом с шофером сидел массивный Семен. Когда приехали, я сказал ему подождать, а сам с Люсей зашел в свою квартиру. Слава богу, сердечного приступа у мамы не случилось, но переволновалась она сильно. Дома был и отец.
– Все в порядке, – сказал я им. – Люся, звони скорее маме, а я сейчас освобожусь и тебя провожу.
Я взял ключ от сарая, сходил к нему и забрал свои тетради, лежавшие в старом портфеле.
– Держите, – отдал я открывшему дверцу Семену. – Прощайте.
Развернулся и ушел, не глядя на отъезжающую машину.
– Уехали? – спросила мама, встретившая меня в прихожей.
– Конечно, – ответил я. – Я же тебе говорил, что не стоит волноваться. А где Люся?
– Обедает на кухне, – сказала мама. – И ты мой руки и садись. Уже скоро четыре, неужели не проголодался?
– Ты знаешь, нет, – ответил я, действительно не чувствуя голода. – Но за компанию все равно поем. Только буду есть одно первое.
Мама все приготовила и вышла с кухни.
– Почему-то совсем не хочется есть, – пожаловался я, проталкивая в себя суп.
– Это, наверное, от злости, – сказала Люся. – Я тебя никогда таким злым не видела.
– Просто стало обидно, – сказал я. – Ведь вроде все сделал, что мог, и ничего не потребовал взамен, а мне решили авансом показать мое место. Пусть это работа не самого Машерова, а его друга – уж не знаю, кто он там – все равно! И за тебя я сильно переволновался. Использовать тебя, чтобы управлять мной, это подло. Знавал я таких, как этот седой. В общем-то, в личном общении неплохие и даже порядочные люди, но в работе считают, что для достижения цели все средства хороши. И цели у них самые благородные. Пока их кто-нибудь направляет и держит в кулаке, они бывают очень полезны, но дай им волю, и мир умоется кровью. Доела? Давай я помою посуду.
– Оставьте посуду, я ее помою сама, – сказала заглянувшая на кухню мама, – Идите лучше к Люсе. Хоть она и позвонила, мама все равно волнуется.
– И как теперь будем жить? – спросила Люся, когда мы пролезли на ту сторону забора и пошли по пустырю.
– Счастливо! – ответил я. – С глаз долой – из сердца вон. Все, что можно, я сделал, пускай теперь корячатся другие. А мы с тобой со стороны посмотрим, что у них получится. Если не сглупят, должно получиться гораздо лучше, чем в мое время. Даже если Союз все равно угробят, многих неприятностей смогут избежать, да и технологии долго в секрете не удержишь. Как только узнают, что у наших уже есть, начнут копать в нужном направлении. Человечество выиграет в любом случае, лишь бы только не довели дело до войны.
– Наши в любом случае не начнут войну!
– Насчет «любого» я бы не зарекался, но я имел в виду другое. Если наши начнут в открытую по всем направлениям обгонять Соединенные Штаты, те с перепугу запросто могут попытаться убрать конкурента. Уж там в желающих повоевать никогда недостатка не было. И желательно на чужой территории и чужими руками. Дерьмократы, блин!
– При чем здесь блин?
– Извини. Видимо, меня действительно сильно задели, и я себя плохо контролирую. Никогда не любил Америку и американцев. Они обогнали весь мир, показав всем, как нужно работать, сделали свою страну самой сильной и богатой. Жаль, что на этом не остановились, а начали учить остальной мир, как ему нужно жить, а как – нет. А тех, кто плохо учится, обычно наказывают, часто бомбами. Заодно за бесценок подгребли под себя значительную часть мировых ресурсов и разорили нас гонкой вооружений. А чтобы мы быстрее разорялись, устроили падение цен на нефть. Это и послужило толчком к падению экономики и развалу Советского Союза. Прогнившее руководство этим только воспользовалось. Хрен бы у них такое получилось в процветающей стране. Только мы тогда не процветали, а загнивали вместо капитализма. Продавали на Запад свою нефть, а взамен покупали хлеб и шмотки. Оборудование тоже покупали, но гораздо меньше, чем могли. Да и не продавали нам многого из-за тех же американцев. А сколько валюты разбазарили на помощь вчерашним людоедам, вступившим на путь строительства социализма! А когда приток валюты резко ослаб, покупать стало не за что, а своего шиш! А управление тогда было гораздо хуже нынешнего. Правили равнодушие и разгильдяйство, а взяточников расплодилось как тараканов. Есть такой процесс, как вырождение элиты. Вот он у нас и шел со страшной силой.
