Божественная сила - Рейнольдс Даллас МакКорд Мак (читать книги полностью без сокращений TXT) 📗
Он крепко обнял ее и поцеловал от всего сердца — как это называл старик Хэмингуэй, звонкий поцелуй, «чмок». У нее были губы, созданные для поцелуев. Но она явно не особенно практиковалась.
Похоже было, что Нефертити Таббер в восторге от исправления этого недостатка. Она не вырывалась. Ее лицо было обращено к Эду, в открытых глазах — мечтательное выражение.
Он снова поцеловал ее.
Через некоторое время он опомнился и нервно спросил:
— Ээ… где твой отец, ээ… милая?
Девушка пожала плечами, как будто не желала тратить время на разговоры.
— Отправился в Вудсток поразмыслить над парой кружек пива.
Эд закрыл глаза в кратком призыве к своему ангелу-хранителю, если таковой имеется.
— Иезекиль Джошуа Таббер в городе, пропускает пару стаканчиков?
— Почему бы и нет?
Она взяла его за руку и отвела к кушетке. Кушетка, как машинально отметил Эд, была ручной работы, даже набивка, валики и подушки. Кто-то вложил уйму труда в этот предмет мебели. Девушка удобно уселась рядом с ним, не выпуская его руки.
— Не знаю, — сказал Эд. — Я просто вроде как подумал, что твой отец должен быть против выпивки. Я все время ждал, что мой автобар начнет выдавать молоко, когда я закажу что-нибудь крепкое.
Эду пришло в голову, что это возможность, которую следует использовать, вместо того, чтобы целоваться и обниматься. Не взирая на то, как сильно Нефертити Таббер нуждается в практике. Он сказал:
— Послушай, Нефертити… кстати говоря, ты знаешь, что женщина, которой первоначально принадлежало это имя, была самой прекрасной женщиной древности?
— Нет, — вздохнула она и плотнее прижала его руку к своей талии. — Расскажи мне.
— Я думаю, что твой отец дал тебе это имя, потому что муж Нефертити Аменхотеп был первым фараоном, который учил, что существует единственный бог, — сказал Эд. Он почерпнул эти сведения у профессора Вэрли Ди в одной из передач «Час необычного». Гость, помешанный на религии, придерживался убеждения, что древние евреи первыми пришли к монотеизму.
— Н-ну, нет, — сказала она. — Вообще-то меня так назвал рекламный агент. Мое настоящее имя — Сью.
— Рекламный агент!
— Угм, — отстраненно сказала она, словно не желая разговаривать. — Когда я была стриптизеркой.
— Когда ты была КЕМ?!
— Когда я выступала со стриптизом в цирке Борш.
Эд Уандер подскочил на месте и выпучил глаза.
— Послушай, — в отчаянии произнес он. — У меня что-то со слухом. Я могу поклясться, что ты сказала, будто выступала в стриптизе в цирке Борш.
— Угм, обними меня снова, Эдвард. Это было до того, как мой отец спас меня и привел в Элизиум.
Эд понял, что лучшее, что он может сделать — это переменить тему разговора. На какую угодно другую. Но он был не способен. Не больше чем он был способен перестать раскачивать языком шатающийся зуб, как бы это ни было больно.
— Ты хочешь сказать, что твой отец позволил тебе выступать в стриптизе, в цирке Борш или где-нибудь еще?
— О, это было до того, как он стал моим отцом.
Эд Уандер закрыл глаза. Он отказывался что-либо понимать.
Нефертити быстро собрала все вместе.
— Я сирота и с детства была вроде как помешана на том, чтобы попасть в шоу-бизнес. Так что я сбежала из приюта и наврала про то, сколько мне лет. Мне было пятнадцать. Ну и в конце концов я получила работу в труппе, которая давала настоящие представления живьем. Меня записали, как Скромницу Нефертити, девочку, которая краснеет с головы до ног. Но дела у нас шли неважно, потому что кто сейчас хочет смотреть живые представления, когда самые хорошие вещи показывают по телевизору? Ну, короче говоря…
— Чем короче, тем лучше, — пробормотал Эд.
— …отец меня спас. — Ее тон был извиняющимся. — Это был первый раз, когда я слышала, как он говорит в гневе. Затем он привез меня сюда и вроде как удочерил.
Эд не спросил, что значит «вроде как удочерил». Он сказал:
— Первый раз, когда ты слышала его говорящим в гневе? Что он сделал?
— Уфф, — поежившись, сказала Нефертити, — он… сжег дотла помещение ночного клуба. Вроде как, уфф, удар молнии и…
Эд с большим трудом вернул свои кружащиеся мысли к данному времени и месту. Он просто обязан был использовать предоставившуюся возможность. Он не мог сидеть и трепаться, когда ему такое рассказывали.
— Послушай, — сказал он твердо, отнимая у нее руку и полуобернувшись, чтобы смотреть на нее серьезно и важно. — Я пришел сюда не только чтобы повидаться с тобой.
— Разве? — в ее лице была обида.
— Ну, не совсем, — торопливо сказал Эд. — Правительство поручило мне очень важную работу, Нефертити. Очень ответственную. Часть моих обязанностей состоит в том, чтобы выяснить… ну, узнать побольше о твоем отце и этом его движении.
— Замечательно! Тогда тебе придется проводить много времени здесь, в Элизиуме.
Эд удержался от энергичного «никоим образом!» и сказал:
— Для начала: я немножко путаюсь в этой новой религии, которую распространяет твой отец.
— Но почему, Эдвард? Она очень проста. Отец говорит, что все великие религии очень просты, по крайней мере, пока их не извратят.
— Ну, например, кто такая эта Всеобщая Мать, о которой вы всегда говорите?
— Как это кто? Ты, Эдвард.
11
Прошло много времени, прежде чем Эд Уандер снова открыл глаза. Он медленно произнес:
— У меня по-прежнему такое впечатление, что каждая вторая фраза в этом разговоре пропущена. Во имя Магомета, двигающего горы, о чем ты говоришь?
— О Всеобщей Матери. Ты — Всеобщая Мать, я — Всеобщая Мать. Эта крошечная птаха, что поет за окном — Всеобщая Мать. Всеобщая Мать — это все, Всеобщая Мать — это жизнь. Так объясняет отец.
— То есть, это что-то вроде Матери-Природы? — переспросил Эд с видимым облегчением.
— В точности как Мать-Природа. Всеобщая Мать трансцендентна. Мы, пилигримы на пути в Элизиум, не настолько примитивны, чтобы верить в, ну, бога. В бога-индивидуума, бога-личность. Если мы должны прибегать к этим терминам, а мы должны, чтобы распространить наше учение, то мы используем Всеобщую Мать как символ жизни в целом. Отец говорит, что женщина была первым символом мужчины в поиске духовных ценностей. Тройственная Богиня, Белая богиня были почти универсальны в ранних цивилизациях. Даже в современности Мария почти обожествлялась христианами. Обрати внимание, что даже атеисты ссылаются на МАТЬ Природу, а не на ОТЦА Природу. Отец говорит, что религии, которые унизили женщину, как это сделало мусульманство, достойны презрения и неизменно реакционны.
— О, — сказал Эд Уандер. Он жестоко поскреб свой подбородок. — Похоже, вы, ребята, не такие психи, как я сначала подумал.
Нефертити Таббер не слышала его слов. Она наморщила лоб, напряженно размышляя.
— Пожалуй, мы сможем занять тот коттедж за лабораторией, — сказала она.
Важность сказанного ею не сразу дошла до Эда.
— Лаборатория? — переспросил он.
— Угм, где доктор Ветцлер работает над своим лекарством.
— Ветцлер! Но это ведь не…
— Угм, Феликс Ветцлер.
— Ты хочешь сказать, что Феликс Ветцлер сидит в этой глуши… то есть, в этой маленькой общине?
— Конечно. Они там заставили его работать над пилюлями, от которых у женщин начинают виться волосы, или что-то в этом роде. Он возмутился, бросил все и приехал сюда.
— Феликс Ветцлер работает здесь! Гром и молния! Самый знаменитый… Над каким лекарством он работает?
— От смерти. Мы можем занять соседний с ним коттедж. Его закончат через день-другой. А…
Эд Уандер вскочил на ноги, как ужаленный. До него наконец дошло, о чем она говорит.
— Послушай, — торопливо сказал он. — Я уже говорил, что получил важное правительственное назначение. Мне нужно повидаться с твоим отцом.
Нефертити казалась огорченной, но тоже встала.
— Когда ты вернешься, Эд?
— Ну, не знаю. Ты знаешь, как это все. Правительство. Я работаю непосредственно под началом самого Дуайта Хопкинса. Долг прежде всего. И прочий этот бред. — Эд начал пятиться к двери.
