Флибустьер - Ахманов Михаил Сергеевич (книги онлайн бесплатно .TXT) 📗

Тут росли деревья, названий которых он не знал, тянулись дорожки, посыпанные мелкой галькой, свисали с ветвей лианы, и звенел, щебетал, чирикал многоголосый птичий хор. Серов шагнул на тропинку меж двух высоких решеток, оплетенных плющом, остановился, оглянулся – негр-лакей, выпучив глаза, следил за ним от двери.

– Боишься, пальме ноги приделаю? – сказал Серов по-русски. – Ну-ка, брысь отсюда! Изобрази сквозняк!

Негр не понял, только еще больше выкатил белки. Со вздохом Серов побрел по дорожке, полюбовался кустиком, усыпанным алыми цветами, может, орхидеями или чем еще, поглядел на разноцветных птиц, носившихся над головой, втянул теплый ароматный воздух и с тоской припомнил, как пахнут зимние ели в подмосковном лесу. Потом подумал: вот возвратится он в Москву, а что там будет знакомого? Кремлевские стены и башни, собор Василия Блаженного, какие-то храмы и старые здания? Тверской и Арбата в привычном виде нет, нет Третьяковской галереи и других музеев, нет кафе, библиотек и институтов, нет метро и даже завалящего трамвайчика… Нет, конечно, и дома, где живет Татьяна Добужинская, его последняя клиентка… Вот если бы уже стоял, то можно было бы отправить ей послание, замуровав его в стену квартиры: мол, супруг ваш мной не найден, однако есть тому объяснение – хватил Константин Николаевич чего-то в аномальной зоне и провалился в темпоральную дыру. А следом за ним и я…

Дорожка повернула к уютному пятачку, скрытому среди зеленых зарослей. Тут находились скамья под тентом и раскладной столик, где лежали гитара, веер и еще какие-то дамские пустячки, вязанье или вышиванье. Серов первым делом заметил гитару – она была почти такой же, как инструменты, к которым он привык. Потом его взгляд переместился на скамью, на сидевшую там девушку, и он вздрогнул.

Шейла Джин Амалия! Но как она переменилась! Белое платье с корсажем, подчеркивающим грудь, собранные в корону светлые волосы под кружевной накидкой, широкий атласный пояс, что обхватывает стан, кольца на длинных изящных пальцах, а в ушах – сапфировые, в цвет глазам, сережки… Прекрасное видение! Хотя кое-что напоминало о прошлом – из-под гитары выглядывала рукоятка кортика.

Серов замер, потом кашлянул и, когда Шейла подняла взгляд, широко улыбнулся. Он не был отъявленным сердцеедом, но знал по прежнему опыту, что робких девушки не любят.

– Ты?

Ах, каким звонким, каким нежным был ее голос!

– Кажется, я. Хотя не уверен… В таком саду и в такой компании мне, наверное, не место.

Глаза Шейлы лукаво блеснули.

– И все же ты сюда попал. Перелез через изгородь?

– Нет, пришел с лекарем. Он должен избавить хозяйку от мигрени.

– Жаклин де Кюсси? Да-да, я знаю, она говорила, что дядюшка пообещал прислать Росано.

– Вот и прислал. А заодно – меня, чтобы синьор хирург дорогой не напился.

– Он пьет не с радости. – Шейла строго поджала губы.

– Все мы пьем с горя, а с радости только выпиваем, – сказал Серов. – Могу я присесть?

– Да. Во-он там. – Она показала на дальний край скамейки.

– Могу смотреть на тебя, раз дядюшки Джозефа здесь нет?

– Можешь, но не очень долго. Дядюшки нет, но есть Жаклин, и я у нее в гостях. – Шейла с чинным видом сложила руки на коленях. – Жаклин говорит, что молодая дама не должна оставаться наедине с кавалером. Запрещено правилами этикета.

Ее глаза лучились и смеялись. Господи, подумал Серов, она же совсем такая, как наши московские девчонки! Нет, лучше в сто, в тысячу раз! Есть в ней что-то кроме ума и красоты… Может быть, уверенность в себе и внутренняя сила? То, что даровано человеку, который часто видит смерть и не боится ее?

Взяв со стола гитару, он сказал:

– Правила этикета я знаю лучше мадам де Кюсси. Как-никак я почти маркиз.

Струны покорно зарокотали под его пальцами. Это оказался превосходный инструмент, только слегка непривычный – струн было не шесть, а пять [42] .

– Ты играешь? – спросила Шейла, немного придвинувшись к нему.

Кивнув, Серов запел:

Он пел на русском и когда закончил, Шейла опять подвинулась ближе и спросила:

– Это ведь не французский, да? Французский я знаю, а это совсем другой язык…

– Конечно, – сказал Серов. – Это мой родной нормандский. Великий язык! Можно на нем и ребенка утешить, и врага охаять, и девушке песню спеть.

– Так спой еще, – сказала Шейла и улыбнулась ему.

Обратно Джулио Росано шел не торопясь, слегка покачиваясь и благоухая сладким винным запахом – вероятно, пока исцелял мадам Жаклин, подносили ему не раз и не два. На ногах, однако, держался твердо и без ошибки знал, куда идет – прямо в заведение синьора Пьетро и синьоры Бланки. Тут гостей усадили за стол позади легкой тростниковой занавески, поставили графинчик с хересом и два венецианских бокала, нашинковали какой-то плод, папайю или авокадо, и оставили одних.

Выпив первую и закусив фруктовой долькой, хирург погрозил Серову пальцем:

– Кружишь девушке голову, бамбино? Песни нежные поешь? Серенады, а?

– До серенад еще дело не дошло, – возразил Серов. – С ними, пожалуй, и пытаться не стоит – узнает капитан, зарежет.

– Это не исключается, – согласился лекарь. – Хотя на его месте я бы не спешил. Шейлу я знаю с детских лет, с тех пор, как ее из Порт-Ройяла привезли. Девочке скоро двадцать, а что она видела? И кого? Два десятка офицеров и плантаторов с Барбадоса, Ямайки и Тортуги? Злобные грубые люди, не лучше, чем brigante [43] с «Ворона»… Не всякий имя свое напишет, а что до знания наук, логики, риторики и философии, то даже слова такие им неведомы. Где же девице супруга сыскать? – Росано с грустным видом пригубил из чарки. – А ты юноша ученый и воспитанный, и собой хорош… Правда, бедный.