Моя Крепость - Сапожникова Раиса (читать книги онлайн без регистрации TXT) 📗
Когда же Торин обхватил ее и сжал в сильных руках, Барбара оторопела от изумления. Оторопь не оставила ее и в дальнейшие полчаса. Этот молодой богатырь поднял ее с земли, внес в крохотное жилище, нетерпеливо раздел и овладел если не грубо, то со всей страстью и наслаждением. Как будто ждал только ее всю жизнь...
— Спасибо вам, — сказал он, наконец, кончив. — И простите меня. Я не хотел вас обидеть.
— Вы меня не обидели, — прошептала несчастная Барбара. В первый раз в жизни она принадлежала мужчине. И какому! Даже в мечтах юности не возникал перед ней столь великолепный образ.
Она украдкой рассматривала его. Упивалась его мужской красотой.
А он тихо, прикрыв глаза, отдыхал на ее постели. Через несколько минут их взгляды встретились.
— Прошу вас простить меня, мистрис Барбара. Я не хотел проявить к вам неуважение. Это было... необходимо мне. Вы правда не обижены?
— Ах, ваша милость... — вздохнула женщина, робко прикасаясь к его груди и в этот миг острей острого сознавая свою простолюдинность, некрасивость и невероятность того, что только что произошло.
— Может быть, я могу... что-то для вас сделать? Искупить свою вину? Его голос был ласков не по-мужицки. Он и на самом деле думает, что виноват, поняла Барбара. И она решилась.
— Можете, ваша милость, можете... — она несмело хихикнула. — Вы можете еще раз прийти. Тогда уж точно искупите все, что надо!
— Я приду, — пообещал Торин и улыбнулся.
Пора было возвращаться в казарму.
Глава IX
Утреннее путешествие в Ноттингем на телеге обошлось совершенно без происшествий. Торин добросовестно осматривал обочины и кусты; мысленно считал шаги до ближайших густых деревьев, где мог бы спрятаться лучник, и с удовлетворением отмечал, что большинство листьев уже опало и найти в кроне убежище нелегко.
Джон Баррет, в предвкушении своего триумфа среди городских купцов, пребывал в радужном настроении. Пара лошадей, подгоняемая зимней прохладой, преодолела семь миль всего за три часа, так что они въехали в город еще до полудня.
Ноттингем вызвал у Мак-Аллистера противоречивые чувства. Грязь. Сутолока. Визгливые выкрики на рыночной площади. Даже лошади нервно пофыркивали, раздражались, пугались городской суеты и не слушались так легко, как на пустынной дороге.
Но это была его родина. Потерянная, долгожданная, возвращенная. В раннем детстве он побывал однажды в таком же городке, возможно, даже и в этом самом, и долго помнил веселую неразбериху, вкусный запах пирожков и разноцветного глиняного петушка, купленного на таком же, а может, на этом самом базаре. Тогда тоже была ярмарка...
Баррет поспешил к дому мастера Эшли. Оказалось, добрый портной жил ближе к окраине, в новом бревенчатом, крытом гонтами домике, где, кроме кухни, горницы и небольшой спаленки, имелось еще одно просторное помещение с полом, выстеленным гладкими досками, еще сохранившими естественный цвет.
Хозяин, ошеломленный свалившейся на него милостью, колебался. Джон Баррет не желал слышать возражений. С его губ слетало «честь», «высокородные господа», «прекрасная леди» и прочие аргументы.
Торину наскучило слушать.
— Мастер Эшли, — вмешался он. — Он имени графа Ардена я даю рыцарское слово, что ваш дом останется столь же чистым, как сейчас. И имею честь передать вам пять золотых в качестве задатка. Кроме того, прошу взять в залог нашу повозку и лошадей.
Пять золотых составляли сумму, которую мастерская портного не заработала бы и за год, трудясь без выходных.
При полном безмолвии хозяина Торин выложил их на стол.
Сделка была совершена.
В присутствии Баррета и Мак-Аллистера, Бен Эшли погрузил свою беременную жену на прочную графскую телегу, и оба коня с радостью покинули нежеланный для них Ноттингем. Не было никаких сомнений, что они доставят госпожу Эшли к родителям в целости и сохранности вместе с ее супругом.
— Разве его светлость разрешил дать лошадей в залог? — усомнился бережливый Джон, но Торин только небрежно махнул рукой и сказал:
— Теперь это ваше, мастер Джон. Покупайте, что сочтете нужным, а графиня прибудет послезавтра вечером. К этому времени желательно также предупредить святых отцов из аббатства. Погода улучшилась, снега не ожидают. Граф на вас надеется! А я лучше всего прямо сейчас и поеду. Благо мастер Эшли оставил свою лошадку в конюшне. Для меня это и лучше, чем на телеге, я верхом больше привык. До скорого свидания!
Насвистывая, Торин отправился седлать небольшую, но крепкую и спокойную кобылу доброго портного. Он был без лат, хотя меч висел на его толстом ремне с бляхами, а на голову он напялил простой шлем без забрала, вроде тех, что носили наемники. Вместо кольчуги — жилет из нескольких слоев бычьей кожи поверх грубой рубахи. Верхом на чужой кобыле, в суконном плаще, он выглядел как ветеран-солдат или молодой небогатый сквайр из какого-нибудь близлежащего манора. А рыцарских шпор на нем не было.
От городских ворот до леса было полторы мили. Арден лежал на востоке, по прямой было бы миль пять. Но лесной тракт изгибался несколько раз, что добавляло еще милю.
Графу Ардену принадлежала только часть этого леса. Примерно три четверти, если считать по длине дороги. Границей, как определил Торин еще в первые дни, служил небольшой ручей, через который можно было перебрести пешком и переехать на хорошей телеге. Может быть, там полагалось быть мостику, но его не было.
На вопрос, кто хозяин остальной части леса, рыцарям Ардена узнать не удалось. Это не был королевский заповедник, который начинался к западу от города Ноттингема, и не угодья Святой Анны. Скорее всего, узкая полоса также была когда-то владением графов Арден, но город разрастался, и в каком-то из договоров, подписанных в незапамятные времена, граф уступил часть леса городу. Понятно, не даром.
Как водится, власти в лице шерифа присвоили этот кусок и берегли его для себя, ради охоты и взимания дорожной пошлины. Торину рассказали, что горожанин мог, если хотел, купить право на отстрел дичи, заплатив в казну города два золотых. Разумеется, столь дорогое удовольствие рачительные купцы и ремесленники себе не позволяли. А бедняки и подавно.
Поэтому, когда, в тишине и спокойствии проехав одну милю лесом, Торин услыхал шум, он остановил лошадь и на всякий случай свернул с дороги.
Притаившись, он через несколько секунд уловил саженях в десяти по ту сторону тракта силуэт падающего оленя. Его прошила стрела откуда-то издали, но ударила точно в сердце. Зверь издох мгновенно.
Спустя полминуты на месте удачной охоты показался и лучник: шаги его были легки, длинный лук не мешал пробираться сквозь заросли, а из-под кожаного колпака выбивались длинные, очень светлые волосы.
Торин уже хотел выйти и познакомиться с этим молодым человеком, но услыхал новые звуки с той стороны и решил повременить со своим появлением на сцене.
С неловкостью, неуместной на оленьей охоте, из чащи выломился какой-то верзила с перевязанной головой. За ним хромал еще один с луком, подволакивая подвязанную к деревянной планке, раненую или вывихнутую ногу. Последней к месту убийства четвероногого бегуна вышла женщина — тоже вооруженная луком, и еще с кинжалом в руке. Бросалась в глаза ее рыжая, густая, разлохмаченная коса, не покрытая и не зачесанная наверх. Все трое окружили присевшего у оленьей туши охотника, и Торин понял, что предстоит транспортировка тела с места преступления. Ни о какой лицензии речи быть не могло: эти люди являлись браконьерами, а власти Ноттингема были в отношении таковых еще суровее, чем частные землевладельцы.
Четыре браконьера были пешими. Это, кстати говоря, само по себе доказывало, что их охота противозаконна: за оленем не ходят без лошадей. Кроме того, унести тушу на плечах, да еще не оставить явных следов в виде кровавой лужи и переломанного подлеска, очень трудно. Из троих мужчин двое выглядели серьезно пострадавшими. Это добавляло проблем.
