Цвет сакуры красный (СИ) - Орлов Борис Львович (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью .txt) 📗
— …Командиры взводов! К командиру роты!
Всеволод ускорил шаг, но на бег срываться не стал. Приучен уже. В той, прошлой будущей армии. Правило простое: как окажешься в зоне видимости начальства — переходи на бег. Так что пробежал он всего десяток шагов и встал перед комроты Хутояровым. Первым, несмотря на то, что не слишком-то торопился…
Хутояров обвел взглядом всех взводных выстроившихся перед ним, обратил внимание на то, что Амакасу и Дубов слишком бурно дышат после небольшой пробежки, скривился и буркнул: «У, клячи! Почему Волков не запыхался, хотел бы я знать?» Но тут же достал из планшета карту, лицо его стало сосредоточенным, и он жестом подозвал командиров к себе:
— Вот тут, — палец с обкусанным ногтем ткнул в квадратик, обозначавший населенный пункт, — деревня Ванцзягоу. Это исходный рубеж. Вот тут — Хоупацзяцзы. Белокитайский опорный пункт. Как видите эти деревни разделяет ручей. Неглубокий и не широкий, но переправа через него затруднена. Берега болотистые, дно топкое. Но руслом пройти все-таки можно. Особое внимание уделяем левому флангу. Волков! Поручаю его тебе! Сверим часы, товарищи… — Тут Хутояров запнулся: он не знал, есть ли у кого-то из его взводных часы? Но тут же сообразил и выпалил, — Сигнал к атаке — две зеленые ракеты. Ориентировочно, в шесть — ноль-ноль. По местам, товарищи…
…Надсадный грохот орудий оглушал и точно выворачивал наизнанку. Всеволод лежал на мерзлой земле среди хрустких стеблей гаоляна и ждал, когда кончится артподготовка. А еще размышлял: как он поведет себя в атаке? Откровенно говоря, небольшое удовольствие — бежать по мерзлому полю туда, откуда лупят вражеские пулеметы. Нет, ему приходилось бегать под выстрелами и здесь, и тогда, в другом времени, но ведь одно дело — мелкими перебежками, то прижимаясь к стенам домов или высоким, похожим на крепостные стены заборам, то припадая к земле, вжимаясь в каждую ложбинку или впадинку. Это более-менее привычно, и даже почти нормально. Но сейчас ему предстоит бежать в толпе таких же как он, а с той стороны по ним откроют огонь из всего, что может стрелять. Волков слегка передернул плечами: ты бежишь, а навстречу тебе мчится слепая смерть. Слепая — вот что особенно паскудно!
От этих мыслей он чувствовал себя омерзительно. Чуть подобрав обшлаг шинели, Всеволод взглянул на часы. Минутная стрелка будто застыла, а секундная бежала так медленно, словно сама не хотела приближать начала атаки. Волков вдруг вспомнил, что ни в одном из своих очень редких рассказов о войне, отец никогда не упоминал ничего похожего на что-то, хотя бы отдаленно похожее на то, что его сейчас ожидает.
Стало еще хуже. В животе заворочался какой-то холодный червяк, голова гудела от постоянных разрывов тяжелых снарядов. Чтобы отвлечься, парень принялся сперва вспоминать всех своих прежних подружек, потом школьных учителей, а потом… А потом неожиданно для самого себя забубнил какую-то песню, и только потом сообразил, что это «Де ла Рай»[12]. Слов он, естественно, не знал, и потому бормотал на знакомый мотив какую-то абракадабру…
И в этот момент в серое осеннее небо взлетели два зеленых огня. Орудийный гром смолк, но тут же над подмерзшим осенним полем понеслось отчаянное «А-а-а-а-а!» и «Банзай!». Всеволод и сам не понял, когда оказался на ногах. Пригибаясь он побежал, выставив вперед ствол автомата, но стрелять не стал: в магазине всего двадцать пять патронов, и если их не хватит в нужный момент…
Ему казалось, что стрелять будут именно в него, ведь он чуть ли не самый высокий не то, что в роте, а во всем батальоне. И еще очень напрягало то, что он не видит китайских окопов. «Кретины! Козлы! Исходный рубеж далеко выбрали! — думал на бегу Волков. — А сколько теперь поляжет, а? Долбоклюи!» И вдруг он увидел, как метрах в ста впереди вскочила какая-то фигура в голубовато-сером обмундировании и бросилась на утек. Он машинально срезал ее короткой очередью, и тут же вся наступающая лавина словно взорвалась выстрелами. А потом прямо перед ним вдруг оказался пулемет Гочкиса на треноге. Всеволод не понял, почему белокитайцы не стреляют, но раздумывать об этом было некогда: в его руках задергался автомат, и китайские пулеметчики повалились наземь…
Командир отделения Исиро Танака
Еще когда мы лежали, ожидая сигнала к атаке, я снова подумал: как же мне повезло, что такой человек, как Севака, захотел стать моим другом! Вот весь наш взвод сейчас лежит, и трясется от страха перед атакой, а Севака — поет. Тихонечко, про себя, но ведь поет! А уж когда встали и пошли вперед… Севака впереди всех бежит. Чуть пригнулся — ну это понятно: зачем просто так себя под вражеские пули подставлять? Только все у нас бегут — бабахают на ходу, чтобы самим себе страшно не было, а Севака — нет. Зато когда береговые обезьяны побежали, он первым врага убил. Экономно так — две-три пули всего, и дальше бежит. А потом вражеский гочкис захватил. Не вовремя у энган-сарю его заело! Хотя, что еще от этих тупых обезьян ожидать?
Я и опомниться не успел: Севака одной очередью их пулеметчиков смахнул и уже к пулемету присматривается. Потом ощупал его со всех сторон, задержку устранил, да и развернул против белокитайской сволочи. Рукой мне махнул: патроны, мол, подавай и принялись мы с ним за уничтожение буржуазных прихвостней. По заветам товарища Его Божественного Величества — десять тысяч лет ему жизни!
Те китайцы, что побежали, быстро свою смерть встретили. Но и те, что не побежали, недолго на свете прожили. Они же ленивые, эти береговые обезьяны: не удосужились себе окопы отрыть. Я об этом Севаке сказал, а он только хмыкнул.
— Земля за ночь промерзла, — говорит. — Камнем стала. Они, — говорит, — может и рады были бы окопаться, да не вышло.
Только это он так шутил. Наверное. Потому что нас он бы точно заставил отрыть траншею, да еще пулеметные гнезда и ход сообщения в тыл. Потому что его уважаемый отец ему говорил: «Чем больше копаешь перед боем, тем меньше придется копать после». Это потому, что у братьев с Севера покойников не кремируют, а зарывают в землю.
А пулемет у китайских контрреволюционеров плохой оказался. Патроны не в лентах, как у максима, а в жестких таких штуковинах. Севака сказал, что они называются кассеты. У нас тоже такие пулеметы были. До Великой Революции, осуществленной с благословления и под руководством товарища Его Божественного Величества. А потом их на максимы заменили. И правильно, а то я даже вспотел, запихивая эти кассеты в гочкис.
Только даже пулемет не слишком сильно помог нашей атаке: очень уж много тут береговых обезьян собралось. И вместо того, чтобы благоразумно сдаться революционным воинам товарища Его Божественного Величества, они имели наглость сопротивляться. Правильно наш старенький учитель, который когда-то воевал с китайцами — тридцать пять лет тому назад! — говорил, что китайцы отличаются глупостью. Правда, потом, в ячейке КИМ нам старшие товарищи говорили, что все люди — братья. Интернационализм. Только я думаю, что братья — это те люди, которые разделяют Великое Учение Маркса и Ленина, благодатно дополненное и творчески развитое товарищем Его Божественным Величеством, а вот все остальные — никакие не братья, а самые настоящие империалисты и буржуазные прихлебатели. Я как-то Севаку об этом спросил, он сперва посмеялся, а потом сказал, что он тоже так думает. И по его, Севаки, мнению, его многоуважаемый отец эти мысли разделяет. Так что когда у нас за спиной что-то зарычало, а потом появились целых три танка, я возрадовался. А храбрец Севака едва не захохотал. Конечно, он живет битвой, и сейчас энган-сарю получат по заслугам!..
Три МС-1 медленно и как-то неуверенно ползли вперед. Всеволод прикинул: нет, курсы этих маленьких бронеуродцев не пересекаются с его местоположением, и облегченно вздохнул. В способность танкистов, управляющих этим чудом инженерной мысли, заметить лежащего на земле стрелка, он не верил, а танк, хоть и маленький, а гусеницей заденет — мало не будет! А если вообще — наедет?
