Музыкант-3 (СИ) - Марченко Геннадий Борисович (читать книги без .txt) 📗
Раздались аплодисменты, Утесов, изображая некую неловкость, чуть приподнялся и изобразил намек на поклон.
— В честь дорого гостя позвольте исполнить песню 'Мишка-одессит'. Поет Виталий Белоусов.
Импозантный исполнитель в белом костюме занял место у микрофона и в ближайшие несколько минут под аккомпанемент оркестра вполне прилично исполнил один из хитов Утесова, хотя неподражаемый тембр Леонида Осиповича, конечно, воспроизвести даже не пытался.
Утесов первым принялся аплодировать, тут же подхватили остальные посетители ресторана, включая иностранных гостей, среди которых я разглядел парочку негров.
Тут меня словно кто-то за язык дернул:
— Я извиняюсь, конечно, но может быть, на песне 'Раскинулось море широко' в качестве аккомпаниатора лучше подошел бы баянист?
— Данькевич за роялем любого гармониста за пояс заткнет, да, Костя? — хохотнул собеседник, хлопнув друга по плечу.
Тот немного поморщился, но выдавил из себя улыбку:
— Леня, ты преувеличиваешь мои возможности.
— Нет, это ты преуменьшаешь! Да что там, мы прямо сейчас и исполним.
— Леня!..
— Давай-давай, давно в ресторанах-то не играл? А я вот хочу вспомнить боевую молодость. Хватит жевать, ты прямо как из голодного края, все никак не наешься, двигай за мной.
И этаким ледоколом во льдах Утесов двинулся к сцене, где музыканты устроили себе небольшую паузу. Данькевич обреченно плелся следом, и я невольно ему посочувствовал — так и не дали человеку доесть кулебяку. Леонид Осипович тем временем о чем-то пошептался с саксофонистом, в котором я угадал руководителя оркестра, и тот объявил:
— Дорогие друзья, Леонид Осипович решил, как он сейчас выразился, тряхнуть стариной и исполнить песню 'Раскинулось море широко' со своим аккомпаниатором, народным артистом Советского Союза Константином Данькевичем. Поприветствуем, товарищи!
Зал взорвался аплодисментами, а я с интересом наблюдал, как немолодой Утесов и еще более немолодой Данькевич вскарабкиваются на сцену. Наконец один занял место у микрофонной стойки, а второй за роялем, после чего Константин Федорович заиграл проигрыш к поистине народной песне. А дальше запел Утесов, и это было реально круто! Вроде бы и негромко пел, но так прочувственно, что он сразу же захватил внимание всего зала, включая иностранных гостей, даже официанты замедлили свой бег, кидая взоры в сторону сцены. Я тоже заслушался, на время позабыв о наполовину съеденном мясе на углях. Нет, все-таки харизма — великая вещь, глыба — она и есть глыба, даже если у нее иногда отвратительный характер.
Закончив петь, Утесов и его аккомпаниатор под рев публики раскланялись и неторопливо вернулись за свой столик.
— Ну как? — поинтересовался у меня не без доли самодовольства первый Народный артист СССР в жанре эстрады. — Есть еще порох в пороховницах?
— Есть, Леонид Осипович! Даже завидую вашему мастерству так держать зал в своих руках.
— Это тебе не два притопа-три прихлопа, как в ваших новомодных песнях, тут нутром поешь, кишками, так что рано нас еще списывать в утиль. Да, Костя?
— Ага, — кивнул тот, запихивая в рот последние крошки кулебяки.
Через пару минут Утесов и Данькевич откланялись, предварительно оставив чаевые, а я продолжил трапезу. Но когда перешел к десерту, к моему столику подсел мужчина средних лет весьма презентабельного вида.
— Простите, месье, что мешаю вам принимать пищу, — извиняюще улыбаясь, с легким грассированием произнес он, — но я вижу, что вы уже заканчиваете, а потому не смог удержаться…
— А вы француз? — изобразил я из себя 'Капитана Очевидность', вытирая губы салфеткой.
— Совершенно верно! Позвольте представиться — Франсуа Лурье, собственный корреспондент ежедневной коммунистической газеты 'L'Humanité' в Советском Союзе.
Моего скептицизма сразу поубавилось. После негативного опыта общения с иностранной прессой в лице Джонатана Хэмфри я к подобного рода публике относился настороженно, особенно к представителям иностранных СМИ. Но журналист прокоммунистического издания вряд ли будет гадить известному советскому футболисту и музыканту. Хотя, может он просто представился собкором 'L'Humanité', а на самом деле какой-нибудь провокатор?
Словно прочитав мои мысли, Лурье извлек из внутреннего кармана пиджака свое удостоверение.
— Это чтобы не было никаких недомолвок, — улыбнулся он. — Я в курсе, что когда-то наш английский, скажем так, коллега вас едва не подвел…
— Это еще мягко говоря, — в свою очередь усмехнулся я.
— …поэтому спешу вас заверить в своей к вам полной лояльности. К тому же я аккредитован на фестиваль, который буду освещать для французов на страницах своего издания.
На свет появилось еще одно удостоверение — маленькая картонная копия виденной мною у метро афиши, где внизу стоял золотистый оттиск 'PRESS'.
— Егор, вы одно из главных украшений этого фестиваля, и если вы не против, то я хотел бы взять у вас интервью.
Уф, хорошо, что Утесов уже срулил, иначе дело могло бы закончиться скандалом. Нет, Леонид Осипович, конечно, не стал бы бить тарелки и орать, что это у него надо брать интервью, а не у этого 20-летнего сопляка и выскочки, но обиду точно затаил бы. А мне и прошлого раза хватило — попадись я тогда Утесову под горячую руку…
Так что вроде бы мне ничего не мешает удовлетворить просьбу журналиста, придерживающегося левых взглядов. Разве что смущает взгляд вон того неприметного с виду человека, внешностью напоминающего молодого Путина, в одиночестве сидевшего за угловым столиком с раскрытым в руках свежим номером 'Правды'. Почему-то относительно его ведомственной принадлежности у меня не возникло никаких сомнений.
— Одну секунду, месье Лурье, — вежливо улыбнулся я, вставая со своего места.
Когда чекист понял, что я направляюсь в его сторону, он постарался прикрыться газетой, но я внаглую присел за его столик и вполне недвусмысленно кашлянул. Тому не оставалось ничего другого, как вперить в меня вопросительный взгляд своих водянистых глаз.
— Добрый вечер, вы ведь из Комитета, если я не ошибаюсь?
— Агм… Кхм… Из какого такого Комитета? Товарищ, вы меня ни с кем не спутали?
— Вашего брата трудно с кем-нибудь спутать.
Я изначально решил придерживаться агрессивной тактики, чтобы заставить собеседника как можно быстрее включиться в решение моей проблемы, если интервью можно охарактеризовать такими словами. Правда, претенденты на попадание в Комитет, насколько я догадываюсь, проходят строгий кастинг, как было принято говорить в моем будущем, и таким простым наездом за жабры их вряд ли возьмешь. Но мне нужно было добиться лишь секундной растерянности комитетчика и за это время донести до него нужную информацию.
— Послушайте, вон тот человек, — я чуть заметно кивнул в сторону смотревшего в нашу сторону журналиста, — является сотрудником французского издания 'L'Humanité' Франсуа Лурье, к тому же аккредитованным на фестивале в честь ветеранов арктических конвоев. Не знаю уж, насколько французы имели к ним отношение, но факт остается фактом. И он хотел бы взять у меня интервью. Я, в принципе, не против, однако, как я догадываюсь, общаться с представителями западной прессы, пусть даже левого толка, без санкции соответствующих органов чревато сами понимаете чем. Так что я пока назначу товарищу Лурье завтра в моем номере на три часа дня, когда уже освобожусь с репетиции. Если у вашего руководства возникнут какие-то претензии — думаю, оно найдет способ меня предупредить, и тогда мне придется товарищу в интервью отказать. Спасибо, что выслушали.
Я поднялся и вернулся к своему столицу, где меня все так же дожидался журналист.
— Знакомого встретил, — улыбнулся я, понимая, что моя версия выглядит крайне неубедительно, однако ничего другого в данный момент предложить не мог. — Месье Лурье, у меня сейчас крайне неотложное дело, а как у вас завтра со временем? Мы могли бы встретиться в моем номере, скажем, часа в три, после обеда.
— Что ж, я не против!
