Егерь: Назад в СССР 3 (СИ) - Рудин Алекс (книги бесплатно без регистрации txt, fb2) 📗
— Роно нас не обижает, — рассказывал Алексей Дмитриевич. — Да и совхоз помогает всем, чем нужно. Так что жаловаться не приходится. Учимся по полной программе, и к вузу подготовить сумеем. Главное — сама старайся, и всё получится!
— Я буду стараться, — сказала Таня.
— Вот и отлично! — улыбнулся Алексей Дмитриевич. — А это мой кабинет. Сюда я вызываю тех, кто провинился!
Он сделал паузу и добавил:
— Или когда хочу попить чаю в хорошей компании. Вы не проголодались?
— Нет, — засмеялась Катя. — Спасибо, мы только что из-за стола.
— Жаль, — ничуть не огорчившись, ответил Алексей Дмитриевич.
Он быстро написал что-то на листе бумаги. Почерк у учителя был твёрдым и летящим, с сильным наклоном вправо.
Воронцов протянул листок Тане.
— Вот, держи! Это расписание до конца недели. Домашние задания можешь делать дома, а можешь — в школе. Как тебе удобнее. У нас ребята часто остаются в одном из классов, или в актовом зале.
— Спасибо! — сказала Таня.
— Алексей Дмитриевич! — вдруг, неожиданно для самого себя спросил Серёжка. — А можно мне перевестись в вашу школу?
— Теоретически — почему бы и нет, — без всякого удивления ответил Воронцов. — Твой старший брат живёт здесь, если он согласится — милости прошу.
— Я и из Волхова могу ездить на занятия! — горячо сказал Серёжка.
— Ну, это тебе надо согласовать с родителями, — улыбнулся Воронцов. — А теперь идёмте в клуб! Не будем опаздывать!
На улице Таня чуть замедлила шаг, отставая от Кати и Алексея Дмитриевича. Серёжка тоже притормозил.
— Зачем ты это придумал? — негромко спросила его Таня.
— Я хочу учиться вместе с тобой, — ответил Серёжка. — А ты что, не хочешь?
Таня серьёзно посмотрела на него.
— Хочу, — сказала она. — Если ты мне пообещаешь одну вещь.
— Пообещаю! — воскликнул Серёжка, и тут же спросил:
— Какую?
— Никаких влюблённостей и других глупостей, пока не закончим институт.
— Хорошо, — грустно ответил Серёжка.
Немного помолчал и с надеждой спросил:
— А потом?
— А потом — посмотрим, — ответила Таня.
Улыбнулась краешками рта и колючей рукавичкой погладила Серёжку по щеке.
Глава 17
Петух понуро сидел в углу клетки. Словно герой Лермонтова, он был печален, холоден и полон презрения к тюремщикам.
В роли тюремщиков выступали мы с Валерой. Это мы предательски заманили петуха в клетку при помощи пшена, и заперли за ним дверь. И теперь петух нас презирал.
— Ничего, — сказал Валера. — Этот не замёрзнет. Вон у него какие перья на лапах! А мы ему сена в клетку кинем. И миску с едой поставим.
В чёрном небе висела ослепительная полная луна. В её свете каждая былинка отбрасывала на снег длинную тень, а сам снег искрился, словно россыпь бриллиантов.
Мы отнесли клетку на сорок шагов от сарая. Валера тщательно утоптал валенками снег, поставил клетку и достал из-за пазухи плотно закрытую поллитровую банку.
— У Акимыча достал. Два года у него стояла — он всё на волков собирался. Но то одно, то другое — так и не собрался. Даром только деньги на капканы потратил.
Валера снял с банки крышку, и осторожно принюхался. Лицо его перекосила гримаса отвращения, на глазах выступили слёзы.
— Ну, и дрянь!
От банки доносился резкий тошнотворный запах. Такой запах бывает, если смешать гнилое мясо с протухшим рыбьим жиром и добавить немного анисового масла. Именно эта адская смесь и находилась в банке. По уверениям Акимыча, она привлекала волков и отбивала запах человека.
Петух тоже почуял адскую вонь. Он поднялся на ноги, одним глазом посмотрел на Валеру и попятился в дальний угол клетки. Весь его вид говорил о том, что он решил с достоинством встретить смерть.
Валера, держа банку на вытянутой руке, достал из кармана кисточку и принялся обмазывать вонючей смесью деревянную клетку. Когда каждая планка была промазана, он закрыл банку и опустил её в снег рядом с клеткой. Затем шумно выдохнул и пошёл к темневшему в лунном свете сараю.
Я пятился за Валерой, тщательно заметая наши следы веником из еловых лап. Добравшись до порога, я шагнул внутрь сарая и прикрыл за собой дверь. Затем мы зарядили ружья, расселись на стульях и принялись ждать.
Да, в этой охоте была изрядная доля авантюры. По-хорошему, следовало бы выделить на подготовку несколько дней. Проветрить одежду от запаха дыма и человеческого жилья.
Но я надеялся на то, что здесь, в Ленинградской области волк привык к этим запахам. Во всяком случае, они не помешали зверю убить собаку прямо во дворе дома.
Я плотнее запахнул длинную овчинную шубу, уселся на стул и покачался, проверяя — не скрипнет ли он. Затем просунул ствол ружья в широкую щель между досками.
Клетка с петухом была отчётливо видна на фоне искрившегося в лунном свете снега. Я прекрасно видел чёрный силуэт нахохлившейся птицы.
Несмотря на ночной мороз, сидеть было тепло и уютно. Огромные толстые валенки в которые я намотал байковые портянки не позволяли холоду проникнуть к ногам. А жёсткая овчина грела не хуже печки.
Эту шубу мне одолжил всё тот же незаменимый Фёдор Игнатьевич.
— Держи, Андрей Иваныч! — сказал он, отдавая мне тяжёлую шубу. — Не замёрзни там. Ты нам в деревне здоровым нужен.
— Эх, я бы тоже не отказался съездить с вами, — с завистью в голосе пророкотал Владимир Вениаминович. — Никогда не охотился на волка из засады.
— В следующий раз — обязательно, — пообещал я. — А сегодня у меня к вам большая просьба. Посидите, пожалуйста, вечером с Катей и Серёжкой. Всё-таки, праздник. А я не знаю — когда вернусь.
— Хорошо, — кивнул Владимир Вениаминович. — Я, честно говоря, и сам хотел напроситься к вам в гости.
Намерения Беглова не были для меня тайной. Нам предстояла плотная многолетняя работа, и психотерапевту было просто необходимо поближе познакомиться с Катей. Ведь рано или поздно её тоже придётся посвятить в нашу тайну. Именно Владимир Вениаминович должен был решить — как и когда это лучше сделать.
— Так, может, и мы с Марьей зайдём? — предложил Фёдор Игнатьевич.
— Конечно! — обрадовался я.
Я поправил отвороты шубы и не удержался от улыбки. Вспомнил выступление Фёдора Игнатьевича на сегодняшнем собрании.
Сначала всё шло, как и положено. В клуб битком набился народ. Опоздавшие толпились снаружи, пытаясь сквозь запотевшие от жаркого дыхания и обмёрзшие стёкла рассмотреть, что происходит внутри.
Первым выступил директор совхоза Валентин Павлович Громов. Невысокий и кряжистый, с наголо выбритой головой, он громко и уверенно зачитал по бумажке речь о перевыполнении совхозом плана за три квартала и поздравил сельчан с праздником.
Затем за обтянутую кумачом трибуну встал Фёдор Игнатьевич. Он так же отчитался о положении дел в сельсовете — сколько километров дорог отремонтировано, как обстоят дела с освещением улиц, снабжением магазина и школы, что делается для улучшения досуга жителей Черёмуховки.
Фёдор Игнатьевич говорил спокойно и уверенно. И всё бы прошло гладко, но в конце речи председатель добавил.
— А теперь хочу сказать вот о чём. Некоторые наши жители взяли моду распускать по деревне разные слухи. В том числе, и не очень хорошие. Так вот! Решительно заявляю, что всё это — домыслы и клевета! И впредь виновных в распространении слухов мы будем со всей строгостью привлекать к ответственности!
Зал заинтересованно притих. А затем дядя Лёня выкрикнул с места:
— А что именно клевета-то, Фёдор Игнатьич? Объяви, чтобы люди знали — о чём говорить нельзя!
Фёдор Игнатьевич побагровел.
— Я о таком паскудстве вслух говорить не стану! — выкрикнул он. — А ты, дядя Лёня, прекрасно знаешь, о чём идёт речь! И премии за пьянство на рабочем месте и балабольство уже, считай, лишился!
Тут зал зашумел. Одной половине деревни хотелось знать — за что именно можно ни с того, ни с сего лишиться премии. А вторая половина тут же принялась это объяснять.
