Proxy bellum (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич (бесплатная регистрация книга .txt, .fb2) 📗
— Ваши?
— В основном те, что когда-то уехали из Колумбии.
— На многих из них заведены уголовные дела за взятки и прочее. — добавил начальник полиции. — И они вынуждены прятаться в соседних странах. А теперь — стараются сорвать референдум используя верных людей. Чтобы потом устроить беспорядки и на их волне провести переворот. Иного способа вернуться для них нет.
— А люди как?
— Простые?
— Да.
— Никак. Им все равно. Они не ждут от референдума ничего хорошего.
— Плохого тоже не ждут, — спешно добавил президент.
— А образованные слои?
— В основном хорошо. Это большие возможности для нашей страны. Но их мало.
— Хорошо. А какой негатив у простых людей? Что они болтают?
— Кто-то распространяет слухи, будто Союз будет себя вести также, как американцы или испанцы. Грабить нас. И если мы войдем в состав Союза как конфедерат, то окажемся скованны по рукам и ногам.
— А то, что мы организовали для ваших жителей обучение? И приняли первые группы.
— Говорят, что после референдума все закончится.
— И что мы продались. — добавил начальник полиции.
— А что же они предлагают?
— Строить Великую Колумбию, — усмехнулся президент. — Самостоятельно. Но набрав кредитов в Великобритании и Франции. Словно это от чего-то защитит.
— Про долговое рабство они не слышали?
— Это простые люди. У них свои страхи. — развел руками президент. — Для них вхождение в Союз — это лишение независимости и собственно — рабство и есть. Многие считают, что этот шаг превратит нас в колонию.
— Договор вы им не разъясняли?
— Нас не сильно хотят слушать. Сами понимаете — страхи… они иной раз так велики, что за ними ничего не увидеть и не услышать.
— То есть, вы полагаете, что референдум сорвется?
— Мы не знаем.
— А кто знает? Вы меня сюда просто так вытащили? Сам полет в зоне поражения английской и французской авиации делало риски едва ли не запредельными. Наши аналитики делали прогнозы в районе семидесяти процентов, что меня собьют. Почти весь полет я провела с парашютом на спине. И вы мне говорите, что не знаете? — холодно и жестко произнесла Любовь Петровна.
Президент промолчал, лишь выразительно взглянув на начальника полиции. Тот тихо спросил его на своем, родном языке. Президент ответил. И еще с минуту они обменивались короткими фразами в максимально нейтральном тоне. Пока, наконец, супруга Фрунзе их не перебила, громко и с раздражением заявив:
— Я здесь не лишняя?!
— Ох… извините… Мы запланировали ряд мероприятий, но участие в них — риск. И мы обсуждали куда вас можно пригласить.
— Какие мероприятия? Какой риск? Какая с них выгода? Давайте я сама решу! Рассказывайте!
— Нужно выступить… — начал перечислять свои хотел президент. И они погрузились в обсуждение деталей.
А уже пару часов спустя Любовь Петровна выступала перед молодыми девушками, собранными местными христианскими общинами. От приходов. Девушками, которые собирались посвятить свою жизнь делу сестер милосердия. Им предлагалось хоть сейчас отправиться в Союз на том пассажирском дирижабле, на котором прибыла супруга генсека сама, где начать бесплатное обучение. С тем, чтобы потом вернуться в Колумбию и заняться подготовкой новым медсестер уже на местах.
— Нам говорили, что в Союзе запрещают католичество. — осторожно спросила одна из медсестер.
— Первый раз о таком слышу. — улыбнулась Любовь Петровна.
— В Союзе создан Синод, в котором нет католиков. — заметила аббатиса.
— Синод — это консультационный орган при правительстве Советского Союза. В него вошли христиане, мусульмане, иудеи и буддисты. На базе него идет обсуждение и устранение противоречий между конфессиями и разрешений сложностей взаимодействия со светской властью. Заметьте — речь идет о христианстве. В целом. Пока оно представлено представителями русской православной церкви. Но никто не запрещает войти туда и представителям католичества. Однако Папа медлит с таким решением. Хотя мы делали такие предложения.
Дальше посыпался целый шквал вопросов.
Самых разных.
Но практически все — с подвохом или как-то связанные с притеснением католиков в Союзе. Видно курия постаралась и накрутила местных.
— Погодите. — примирительно подняв руки, произнесла Любовь Петровна. — Судя по вашим вопросам вы не знакомы с тем, что происходит в Союзе. Опровергать ваши суждения я не думаю правильным. Самым лучшим вариантом будет, если вы отправите в Союз своих представителей и проверите все сами.
— Но законы…
— А вы читали их? Или судите о них по пересказам? — с мягкой улыбкой произнесла Любовь Петровна, которая с трудом излучала доброжелательность, ибо ее основательно уже достали всяким бредом. — Синод создан как инструмент устранения противоречий. Изначально между христианами, мусульманами и иудеями. Мирно. В основе его работы лежит принцип добрых дел. Слова могут быть какими угодно. Но сказано — по делам их узнаете их. Поэтому правильным признается то решение, которое влечет за собой доброе дело или как-то приближает его. Синод расширяется. Изначально в нем были православные, сунниты и иудеи обычного вероисповедания. Сейчас в него вошли шииты и буддисты. С католиками мы ведем переговоры с первых дней его существования. Все-таки в Союзе довольно крупная община католиков. Поэтому было бы желательно, чтобы они тоже там присутствовали. Но пока все наши инициативы сталкиваются с подозрительностью и чрезмерной осторожностью.
— Советский Союз совсем недавно занимался богоборчеством.
— Это в прошлом.
— Но у людей уже успело сложиться представление о нем.
— Поэтому мы и приглашаем вас посмотреть своими глазами. И сделать самостоятельный вывод…
Долгий разговор продолжился.
Трудно.
Но стойкость, с которой Любовь Петровна выдерживала этот поток скепсиса, дал свой эффект. И присутствовавшие на встречи местной католической диаспоры, решились съездить.
Совсем юных медсестер отпускать не стали. А то мало ли? Никто ведь не знает, чему там их научат. Но вот монашек лет тридцати, со сформировавшимся взрослым мышлением и крепкой католической верой — да. Решили направить. Потому что очень уж соблазнительным выглядел шанс получить сразу столько преподавателей основ медицины. И прощупать шансы для дальнейшего сотрудничества. В конце концов Рим прямо не запрещал подобные вещи. Он просто рассказывал «сказки». Которые, впрочем, не сильно бились с тем, что говорила и предлагала эта женщина…
Часа через три наступил перерыв.
Общая молитва, на которую пришла и Любовь Петровна, дабы продемонстрировать стремление к сотрудничеству. Скудная, лаконичная трапеза без всяких излишеств, которой она опять-таки не побрезговала. И новая поездка. К новому собранию еще одной общины, где ей пришлось выступать.
Дирижабль же ее тем же вечером вылетел в Москву, заполненный католическими монашками средних лет. Полных скепсиса и тревоги. И настроенных едва ли не на жертвенную роль свою. Дескать, их там растерзают страшные коммунисты…
— Кошмар! Это просто кошмар! Как вы тут живете? — тихо спросила вечером Любовь Петровна у президента.
— Трудно, как видите, — не менее устало произнес он. В том числе и потому, что за тоже самое время, фоном, провел ничуть не меньше встреч и совещаний, нередко более напряженного характера. Обещать так, чтобы в это поверили — сложно. Особенно если враг уже год или даже больше рассказывает, будто бы ты его собираешься обмануть. И страшилки всякие нагнетает…
Часть 2. Глава 7
1931, июль, 21. Ялта
— Вы Михаил Васильевич уже становитесь притчей во языцех, — заметил Ататюрк, присаживаясь на стул у небольшого чайного столика. — Такие неожиданные и интересные встречи на природе.
— Погода то какая дивная. И тут из-за бриза не жарко.
— Конечно. Очень благостно. А позвольте полюбопытствовать, отчего же пикник, как у Софии? — произнес он с акцентом, но выбирая занятные порой обороты.
