Грани веков (СИ) - Иванов Павел Викторович (читать книги онлайн .txt) 📗
Симеон Годунов истово перекрестился на образа, степенно поклонился Ирине и подошел к постели царя.
— Как он?
— Пока трудно что-то сказать, — ответил Коган. — Состояние по-прежнему тяжелое, но стабильное.
Симеон потряс головой. — Что ты мне по-басурманьи толкуешь! — раздраженно буркнул он. — Ты мне русским языком молви — жить царь будет?
— Мы делаем для этого все возможное, — уклончиво ответил Коган.
— Добро, — Симеон покосился на капельницу, проследил взглядом направление выглядывающего из-под одеяла уретрального катетера и нахмурился.
— Есть у меня разговор к тебе, лекарь.
Коган устало кивнул.
Симеон опустился в кресло и вздохнул.
— Тот блаженный ваш, которого Муха без моего ведома и согласия из темницы выпустил, сказывал, что явились вы из тех времен, которых якобы еще черед не пришел, — проговорил он.
— Блаженный же, — пожал плечами Коган.
— Ну да, ну да, — покивал Симеон. — Токмо кое-кто к словам его прислушался зело.
Он окинул их цепким взглядом.
— И то мню, что напрасно в свое время сам сего не сделал, — заключил он.
— Не знаю, кто ты на самом деле, — продолжил Годунов, глядя на Ирину, — но ты не Ксения. Ни одна хворь так человека не изменит, чтобы он зараз другим стал. И, когда над Борисом вы свою волшбу творили, ты, Яган, иным именем называл её, я то помню, ибо рядом был. Стало быть, — заключил он, — вы и впрямь не те, за кого себя выдаете. Нет ни на Руси, ни за морями таких лекарей, чтобы мертвое тело оживить могли!
Коган переглянулся с Ириной.
— Чего же ты хочешь, князь? — спросил он. — На дыбу нас отправить? Мы не колдуны, и не чернокнижники. Правде ты не поверишь, а соврать тебе мы уже пытались.
— На дыбу всегда успеется, — рассудительно заметил Симеон. — Но сперва хочу послушать, что скажете.
— Позволь, боярин, я попробую объяснить, — вмешался Евстафьев.
— Конюх? — вздернул бровь Симеон. — Ну, попробуй.
— Ярослав тебе правду говорил, — начал Михалыч, — мы из тех времен, что через многие века только настанут, перед самым концом! Откровение Иоанна Богослова читал? Вот, значит, те самые времена.
Годунов недоверчиво воззрился на него: — Неужто антихристовы?
— Точно! — кивнул Михалыч. — Я тебе, боярин, поведать могу, что землю русскую ждёт!
Он взволнованно прочистил горло.
— Много зла на Руси твориться будет, много крови прольется! Самозванец, который ныне с войском в Коломне стоит, Москву возьмет. Но недолго, правда, царствовать будет, и всю землю русскую в смуту вовлечет. После него царя выберут, из рода Романовых. При них Русь расти и крепнуть будет, но и врагов у нее станет немало. А через триста лет бесы на Русь нападут, царя свергнут, церкви православные разорят, и за веру саму убивать и преследовать будут, как во времена древние…
— Быть того не может! — воскликнул Годунов.
— Может, боярин, может! — заверил его Михалыч. — Будет власть бесовская на Руси, и великая война потом случится: восстанет народ на народ и царство на царство. И звезда огненная, ей же имя полынь — чернобыль, то есть, уничтожит целый город и отравит воды и воздух! Все сбудется! А потом наступят последние времена.
Годунов завороженно слушал Евстафьева, раскрыв рот.
— За океаном город великий будет, — продолжал вещать Евстафьев, — который станет Вавилоном новым. Оттуда всем миром управлять будут!
— Кто? — подался вперед Годунов.
— Мировое правительство! — пояснил Михалыч. — Денег у них много будет — всю Европу купят! Людей телевизором зомбировать будут…
— Чего? — ошарашенно переспросил Годунов.
— Ну, в каждом доме будет ящик стоять такой, — Михалыч задумался, подбирая подходящую аналогию, — словом, в нём смотреть можно будет всякое непотребство — насилие, кровь, убийства…
— А чего их в ящике смотреть? — удивился Симеон. — Эва, в любом кабаке того наглядеться можно!
— Еще разврат гнусный! — сурово припечатал Михалыч.
— Это какой же? — заинтересовался Симеон.
Михалыч махнул рукой и скривился. — Бабы как мужики одеваться будут, а мужики — обратно, как бабы… Гей-парады устраивать будут!
— Тьфу ты! — Симеон плюнул. — А что за гей… как ты их назвал?
— Мужеложники! — буркнул Михалыч. — Собираются в эти свои прайды — стаи, то есть, и ходят по улицам с транспарантами, вроде знамён, только с надписями непотребными.
Ирина, не удержавшись, фыркнула.
Образы стай мужеложников с непотребными знаменами явно впечатлили Годунова.
— Нет! — сказал он решительно. — При государе Иоанне Васильевиче такой похабени бы не было!
— Зато у нас на дыбу никого не вешают, — язвительно заметил Коган.
— Вот потому и порядка нет! — возразил Годунов. — Что же с Русью будет, конюх?
— Выстоит, несмотря ни на что! — твердо пообещал Михалыч. — Для того, мыслю, здесь мы и оказались, боярин, чтобы выстояла!
— Вона как, — протянул Годунов.
— Да уж, — вполголоса пробормотал Коган, — картина маслом…
Симеон о чем-то задумался, хмурясь.
— Дивны речи твои, конюх, — сказал он наконец. — Обдумать их надобно. Но есть еще кое-что.
Он посмотрел в упор на Ирину.
— Коли ты, царевна, вовсе не та, за которую тебя принимают, то на пиру царском запросто, мыслю, могла Бориса отравить. Или чары навести на него. Помнится мне, перед тем, как кондрашка хватила, словно одержимый себя вел он.
— Тогда зачем бы я его стала спасать? — спросила Ирина.
— Не ведаю, — прищурился Симеон. — Может, околдовать царя хотела, или обряд сотворить ведьмовской! Кровь царскую пролила…
— Она тут не при чем, — твердо сказал Коган. — Я знаю, кто отравил царя. Точнее — что.
— Знаешь? — Симеон смерил Когана взглядом. — И до сих пор молчал?
Коган пожал плечами. — Я недавно узнал подробности, — пояснил он. — Но если хочешь узнать, кто виновен в болезни царя, прикажи отправить людей на склад с зерном, из которого муку для царского хлеба выпекали. Пусть переберут его тщательно, и найдут в нем рожки малые. Это и есть та отрава, что царю рассудок помутила и чуть до смерти не довела.
— Рожки? — недоумевающе переспросил Симеон. — Это что же значит?
— То и значит, — устало сказал Коган. — Как рога, только маленькие. Claviceps purpurea. Это ядовитый гриб, который на колосьях растет, и в зерно попадает. От него люди в безумие впадают, а называется хворь сия — эрготизм.
— В зерне, говоришь, — Годунов запустил пятерню в бороду. — Это может быть… А ведь прав ты — царский хлеб никто кроме него не ел, это он себе вроде эпитимии придумал — грубый хлеб на трапезу подавать… Но тогда получается… Зерном-то Васька Шуйский ведает! Ну, Яган, коли подтвердятся слова твои!
Он встал и направился к дверям. Уже у самого выхода обернулся и кивнул в сторону лежащего на кровати Годунова.
— Кто бы вы ни были — вылечите царя, — сказал он. — Если не спасете — всем нам плаха светит.
И с этими словами вышел.
***
Каменный коридор казался бесконечным. Спасаясь от погони, Ярослав несколько раз сворачивал в боковые ответвления, пока эхо голосов окончательно не стихло. Теперь он просто бесцельно шел вперёд. Из обрывочных знаний о лабиринтах в голове всплыло правило одной руки — чтобы найти выход, нужно все время касаться рукой стены.
Возможно, это и работало, но время шло, а Ярослав по-прежнему блуждал в потемках. Вместо упоминаемого Беззубцевым подъема, он, казалось, наоборот, спускался все ниже.
Он коснулся креста, висевшего теперь на его груди, испытывая смутные угрызения совести. Атаман доверился ему, вдобавок, попал в западню по его вине. Что теперь делать? Где искать Когана, Ирину и Евстафьева? Или же и впрямь попытаться исполнить волю Беззубцева и отправиться в Путивль, к новоявленному царевичу? В любом случае, прежде всего нужно было выбраться из этих катакомб.
В очередной раз налетев ногой на невидимый камень, он выругался, и бессильно опустился на холодный каменный пол. Ноги ныли, голова гудела, кроме того, он был голоден. Нужно было тогда у Шуйского налегать на еду, а не на пиво.
