Арбалетчики в Карфагене (СИ) - Безбашенный Аноним "Безбашенный" (онлайн книга без txt) 📗
Судя по масштабным строительным работам, здесь правительство за свою власть не опасается. Не очень-то рвутся сами крестьяне свергать "чужую" власть ради "своей" там, где "оккупанты" способны защитить их от "партизан". Здесь — явно способны. Хотя, в отличие от Александрии и её окрестностей, греческих гоплитов-фалангистов здесь не так уж и густо, регулярную армию видно сразу. Тут и хорошо организованные вспомогательные отряды нубийцев, и конница, и даже немного слонов.
Слоны — те же небольшие лесные "африканцы", которых мы уже видели у римлян под Кордубой. Тот же вид, что и нумидийские, хотя добывают их Птолемеи не в атласских лесах, а где-то в Эфиопии. Мои рабы-индогреки, наслышанные от родителей о слонах их индийской прародины, но живых слонов никогда не видевшие, смотрят на толстокожих гигантов во все глаза. Мунни — не только на них, но и на управляющих ими погонщиков, в её представлении людей весьма важных и могущественных.
— Шудры! — ревниво и презрительно бросил Рам, перехватив её восхищённый взгляд. Нас с Васькиным нелегко удивить, но рабу-ткачу это удалось. Какой в сраку шудра? Это же "танкист", пускай даже и "механик-водитель"! С какого перепугу он у индусов шудра, а не кшатрий? Но Рам, хорошо знакомый с индийскими преданиями предков, заверил нас, что в Индии и ловцы слонов, и дрессировщики, и погонщики относятся к презираемой варне шудр. Почему так, он внятно объяснить не мог — просто честно пересказал нам то, что сам в детстве слыхал от отца. И мы едва не расхохотались, заметив, как восхищение в глазах моей рабыни сменилось презрением. И ведь понимает же прекрасно, что здесь ей не Индия, здесь совсем другие обычаи, а один хрен! Вот что значат вбитые с детства стереотипы!
Нам их кастовые заморочки, конечно, глубоко по барабану. Куда важнее то, что здесь уже более-менее твёрдый и вполне определённый порядок вместо двоевластия тех папирусных лабиринтов, которые мы уже миновали. Но район считается "прифронтовым", и вылазки "партизан" теоретически возможны, так что к нашему вооружению до зубов и здешняя стража относится с пониманием. Видно же, что не египтяне, а к иностранцам у птолемеевских "псов режима" доверия больше. Даже традиционная эллинская спесь по отношению к варварам почти не проскальзывает — здесь любой вооружённый чужеземец рассматривается как союзник, то бишь свой. Тяжко грекам ощущать себя во враждебной, хоть и подвластной стране!
Поскольку скрываться нам совершенно незачем, мы в открытую плывём в одном караване с интересующей нас баркой. На очередной стоянке, подсуетившись, мы остановились на том же постоялом дворе, что и представитель Феронидов. За ужином подсели к нему с кувшином доброго вина, представившись гадесскими испанцами на службе у Митонидов — того самого финикийского клана, который грызся в Гадесе с Тарквиниями и которому мы и сами там, было дело, пустили кровь. Что в Карфагене у Митонидов своих людей нет, мы знали от нашего нанимателя совершенно точно. Кем же нам ещё было представляться конкуренту Тарквиниев, как не врагами его врагов? И пускай мы варвары-испанцы, но ведь у финикийца же на службе, да и говорим по-финикийски для варваров вполне сносно. Соскучившийся по родной финикийской речи представитель Феронидов охотно снизошёл до нашего общества. Выпили во славу финикийских богов, затем во славу иберийских, потом за успех его нанимателя, потом за успех нашего. На этом наш кувшин кончился, но финикиец заказал свой, и банкет продолжился. После богов и нанимателей не следует забывать и о самих себе. Выпили за его личный успех, потом за наш. В смысле — чтоб служба наша нашим нанимателям была ими по достоинству оценена и щедро вознаграждена. Ведь что ещё нужно тем, кто, не имея собственных больших капиталов, зарабатывает себе на жизнь службой у тех, кто их имеет?
Дойдя до должной кондиции, разговорились "за жизнь".
— В-вы… Ик… Глупцы! — не без труда выговорил финикиец, отсмеявшись, когда мы поведали ему нашу "оловянную" легенду, — Это… Ик… Н-не в об-биду, но… ик… Это п-правда!
Чтобы преодолеть его икоту, из-за которой нам, плохо владеющим финикийским, было слишком затруднительно его понимать, выпили ещё.
— Вы — глупцы! — повторил наш собутыльник, восстановив нормальную разборчивую речь, — Зачем вы повезли олово вглубь страны? Его надо было продать на Кипре!
— Мы там и продали большую часть, почтеннейший! — заверил я его, — Но Кипр далеко отсюда. Разве здесь за олово не дадут больше?
— Может и дадут. Даже скорее всего. Но насколько больше? Не думаю, чтобы намного!
— Отчего же так, почтеннейший? — у карфагенских финикийцев почтительные обращения иные, нежели у испанских иберов-турдетан. Называя "почтеннейшим" этого по сути дела приказчика, я ему по карфагенским меркам весьма грубо льстил. Так в Карфагене положено называть лишь членов Совета Ста Четырёх, а никак не служащих им мелких сошек. Будь он трезв, а я — карфагенским финикийцем, это наверняка насторожило бы его. Но он был уже изрядно под мухой, а невежественному варвару и не такие ошибки простительны, так что мой немудрёный номер прошёл так, как я и замышлял, изрядно подняв ему настроение и расположение к нам.
— Ну, до "почтеннейшего" мне далеко, — самокритично признал финикиец, — Почтеннейшему я только служу! Но — что бы он делал без таких, как я! Разве не мы приносим ему деньги? И разве не деньги сделали его "почтеннейшим"? Да и вы тоже, друзья! Хоть вы и варвары, но разве не вы помогаете разбогатеть и подняться вашему нанимателю? Кем бы они были без нас? За нас с вами! — мы выпили с ним ещё.
— Так всё-таки, почему здесь не дадут за олово гораздо больше, чем на Кипре? — напомнил я свой вопрос.
— Ну, как тебе сказать? Олово ведь зачем нужно? Чтоб бронзу выплавлять. Так?
— Истинно так! Но разве здесь не нужна бронза?
— Нужна, ещё как нужна! Но ведь бронза же, простофиля, а не олово! Здесь даже медь привозная — с Кипра и Синая. Здесь леса своего нет — на чём бронзу выплавлять? Бронзу сюда уже готовую везут, и чаще в готовых изделиях, чем в слитках. А выплавляют её на том же Кипре, где много и своей меди, и своего леса. А вот олова там своего нет, и ты правильно сделал, продав там большую его часть. Но ты сделал глупость, не продав там всё.
— Ты хочешь сказать, что здесь я его не продам?
— Ну, не совсем так. Продашь, всё продашь, но не за такую цену, о какой мечтал. Медь сюда всё-таки привозят, да и лес с верховьев Нила тоже, так что твоё олово у тебя купят. Если тебе повезёт, ты покроешь расходы и даже окажешься в прибыли, но в очень небольшой. Не озолотит тебя эта поездка вглубь страны. Ты бы выгадал гораздо больше, если бы быстро продал всё олово на Кипре, быстро вернулся к себе в Гадес и сделал ещё один рейс с оловом на Кипр. Именно так поступил бы на твоём месте я. Поэтому не обижайся, варвар, но ты сделал глупость. Это — рынок, и его надо знать и понимать.
— И что же нужно возить сюда, чтобы остаться в хорошей прибыли?
— Чудак ты, варвар! Я тебе о хорошей прибыли на Кипре толкую, а ты опять здесь её ищешь! Где твой ум? Ведь не совсем же ты глупец, раз твой хозяин всё ещё не выгнал тебя!
— Так ведь хозяин же и послал меня сюда — продать часть олова и разузнать, что ещё здесь ценится. Мог ли я ослушаться того, кто платит мне за службу?
— Не мог, конечно. Но тогда глупец — твой хозяин. Я не хочу сказать, что он глупец во всём, пойми правильно. В этом случае не ты бы служил ему, а он тебе. Он неглуп, раз выбился в большие люди, но он не подумал или не сумел разузнать получше об Египте, а это нужно было сделать заранее. Надо же знать страну, с которой хочешь выгодно торговать! У Птолемеев всё схвачено, и все прибыльные дела они цепко держат в своих загребущих руках! Только ОЧЕНЬ ценные товары есть смысл везти в Египет, чтобы сделать на них хорошую прибыль!
— И что же возишь сюда ты, почтеннейший?
