Витязь - Витковский Алексей (читать книги без сокращений txt) 📗

– За Русь! – взревела дружина. Гулкое эхо грянуло через реку, отразившись от скал на том берегу. Птицы взлетели с деревьев, крича и жалобясь об ушедших витязях. Лес зашумел листвою, вскинулся ветер, скрипя древесными стволами, погнал по воде мелкую рябь.

– За Русь! – Ольбард шагнул вперед и сунул огненный ком факела в кучу хвороста. Полыхнуло сразу. Дым повалил из-под помоста. Пламя взлетело до верхушек деревьев, заревело голодным зверем. Сизые клубы потянулись в небо, стремясь к пламенеющим зарей облакам. Ветер гнал их на север…

Костер прогорел быстро. Оставшиеся пленные стали насыпать курган. Они были уверены, что их тоже убьют, как только они закончат работу.

Хаген стоял, молча глядя на их работу. Сигурни спрятала лицо у него на груди. Давно ли прошли те времена, когда она дичилась его? Бьярни Молот, Торфин Вилобородый и Индульф хмуро молчали. Погребальный костер унес в Вальхаллу Олафа Винбьерна. Их осталось четверо в чужой земле. Вдруг Торфин кашлянул. Хаген обернулся, а Сигурни отступила назад, спрятавшись за его плечом.

Ольбард Синеус стоял перед ним. Тело, увитое мощными мускулами, крепостью своей не уступало стволу старого дуба. Правое плечо князя когтил полосатый кот с огромными клыками. На груди лучился спицами колеса громовой знак. Рисунки, искусно наведенные на коже тонкой иглой, казались живыми. Русы, отворотившись от кострища, обступили викингов. Здесь были почти все – и Храбр, и черноволосый Диармайд и Александер – берсерк. Глаза русов полыхали пламенем погасшего костра. Хаген выпрямился. Что бы ни решил князь…

– Слушай мое слово, Хаген Стурлаугсон! Ты и твои хирдманы храбро бились сегодня. Я помню твою клятву, как помнишь ее и ты. Но неумолима судьба. Все проходит. Твой отец враг мне… Однако негоже, после того как мы бились рядом, держать вас в полоне… Вы свободны. Все пятеро. Оружие, что добыли в бою, – ваше. Можете взять себе доспехи весинов, которых убили. Если хотите – можете уходить прямо сейчас. А буде пожелаете остаться – добро. Дойдете с нами до Белоозера, а там через Новгород поезжайте домой. Неволить не стану… Что скажешь, Хаген?

Тот поклонился в ответ:

– Все, что поют о тебе скальды, князь, чистая правда. Только настоящий воин может быть так велик духом. Я пойду с тобой до Белоозера. Что же до моих хирдманов – пусть решают сами.

Индульф, Торфин и Бьярни быстро переглянулись. Потом старший из них – Бьярни Молот – вопросительно посмотрел на Хагена. Тот кивнул. Тогда все трое шагнули вперед и положили к ногам Ольбарда свое оружие.

– Прими, Синеус, наши клинки! Хотим послужить тебе верой и правдой!

Ольбард взглянул поверх их голов на Хагена:

– Как я могу принять вас? Вы оставляете своего вождя одного!

– Я отпускаю их, князь! Мы уже обсудили это. Я, Хаген Молниеносный Меч, и сам бы пошел служить тебе, чей клинок намного быстрее моего, но люди скажут дурное – ведь ты враг моего отца.

– Достойная речь! – Ольбард улыбнулся. – Возьмите свое оружие, воины, я принимаю вашу службу! Ты же, Хаген, будь моим гостем и оставайся в граде моем сколько хочешь, пока долг не позовет тебя домой. Видят боги, мне будет жаль, если нам еще раз выпадет встретиться в бою!

Хаген улыбнулся в ответ:

– Почему, княже, ты жалеешь об этом? Боги свидетели – это был бы очень красивый бой, может быть даже подлиннее предыдущего!

Воины захохотали. Ольбард хлопнул Хагена по плечу, и они вместе пошли к кораблям. День вступил в свои права. Пора было в дорогу.

«Змиулан» резал грудью речную волну. Переполненное ветрило выгибалось дугой. Позади остался каменистый плес со свежим курганом. Весинов Ольбард отпустил, наказав передать старейшинам следующее:

«Ваш вождь, павший от десницы моей, сам повинен в своей смерти и гибели своих воинов. Если бы не жаждал он мести, как кровожадный зверь, а принял виру [72] по чести за погибшего брата, было бы любо всем. Теперь же восплачут жены ваши по ладам своим. Я, Ольбард Синеус, князь Белоозерский, шлю вам весть о безвременной гибели вождя вашего и воинов его, и отпускаю на волю полон, дабы могли они передать весть сию и схоронить убитых по обычаям предков. Хочу, чтобы впредь царил между нами Лад и Мир, а буде восхотите ратиться со мною – не взыщите. За каждого погибшего своего возьму вдесятеро».

Глава 10

Еще кое-что о берсерках

Лодьи ходко шли под парусами против течения. «Змиулан» впереди, за ним «Пардус». Сашка сидел, нахохлившись, у самого борта и тоскливо смотрел на проплывающие мимо береговые утесы. Ему было нехорошо. Не то чтобы его тело чувствовало себя плохо. Наоборот – берсерково бессилие, которое, как выяснилось, всегда поражает воинов-зверей после боя, на него подействовало слабо. Он оправился за несколько часов, хотя обычно для восстановления требуется не один день. Воины усмотрели в этом признак его великой силы и держались соответственно. Но на душе по-прежнему было погано…

На розово-серых скалах, отвесно встававших из самой воды, часто встречались древние изображения – петроглифы. Сцены охоты, скачущие олени, стрелы, трезубцы, воины, птицы, луна и солнце – сюжеты были самые разнообразные. Иногда попадались странные рисунки, вроде людей со звездами вместо голов, крылатые человеческие фигуры, шаман, летящий среди звезд. Погода соответствовала настроению – небо с полудня затянули серые сплошные облака. Несколько раз порывался идти мелкий дождик, но надолго его не хватало. Однако на лодьях под мачтами растянули навесы. Люди собрались под ними и занялись любимейшим времяпровождением – травили байки. Савинов с изумлением услышал несколько знакомых анекдотов, правда в другом обрамлении. Кто бы мог подумать, что они – с такой бородой. На специальной подставке из сланцевых пластин разожгли очаг – готовить обед. Вкусно пахло какой-то кашей. Живот быстренько отреагировал на запах, заурчал, требуя своей доли. Сашка зло хлопнул по нему ладонью. «Потерпишь!» Живот обиженно умолк.

Савинов злился, но на самом деле ему было страшно. Он привык с детства, что тело слушается его беспрекословно. Каким бы видом спорта он ни занимался – все у него получалось, и он везде был одним из лучших. Отличная координация и глазомер позволяли ему в тире стрелять с обеих рук «по-македонски» и выбивать нередко пятьдесят из пятидесяти. Он прекрасно ездил верхом, бегал, метал гранату и диск. На вечерах в Доме Офицеров от девушек не было отбоя – Савинов танцевал отменно, хотя никогда не учился этому специально. Именно то, что он всегда прекрасно управлял своим телом, позволило Сашке стать классным пилотом-истребителем и выжить в первые полтора года войны, записав на свой счет два с половиной десятка воздушных побед, не считая неподтвержденных и групповых. И вот теперь этот безотказный, как хронометр, отлаженный механизм вдруг забастовал и вышел из-под контроля. Выяснилось, что тело живет какой-то своей, одному ему ведомой жизнью. У него обнаружились собственные, независимые от Сашкиной воли, желания и проявления, в виде жажды крови и безумной всепоглощающей ярости. Когда мир тонул в кровавом тумане, то сам Савинов, по сути, на время переставал существовать. Это было жутко. И это было обидно – он не привык к такому положению вещей. «Скорее всего, – думал он, – я просто свихнулся. Правда, у местных такой вид сумасшествия, как видно, в почете и пользуется уважением, но я бы предпочел завоевать это самое уважение другим способом…»

Рядом кто-то присел, и Савинов обернулся, думая увидеть Храбра, но это оказался Хаген.

– Будь здоров, Александер! Что-то ты не весел… Тяготит что?

– А то! – Сашке показалось, что в русой, коротко подстриженной бороде скандинава затаилась улыбка. Савинов не был уверен – стоит ли делиться с Хагеном своими переживаниями. Но ему нужно было кому-то все рассказать. Храбру – нет смысла. Он, похоже, не видит в этой ситуации ничего ужасного. А Хаген… Он человек чести и наверняка до сих пор чувствует себя ему, Сашке, обязанным. Может, хоть выслушает…