Фарватер Чижика (СИ) - Щепетнев Василий Павлович (книги читать бесплатно без регистрации полные .TXT, .FB2) 📗
У входа в гостиницу меня перехватил небрежно одетый человек лет сорока.
— Я от Галины Леонидовны, — начал он, забыв поздороваться.
Три дня назад я ужинал с матушкой и Галиной, и Галина попросила принять участие в судьбе молодого и талантливого писателя. Сама она ничего об этом писателе сказать не может, с ним незнакома, знает лишь, что зовут его Андрий Слива, но её, Галину, просил хороший человек. И, если можно…
Я, понятно, сказал, что непременно и обязательно, пусть приходит.
И вот он пришёл.
Ладно, посмотрим. Поговорим. Почитаем.
— Заходите, — сказал я, и провел его в холл. — Подождите немного, я переоденусь.
— Да ничего, мне всё равно, как ты одет, — сказал он.
— Простите, как вас зовут?
— Тебя не предупредили, что ли?
Я повернулся и пошел к лифту. На восьмом этаже мой номер. С прекрасным видом на Москву.
— Эй, эй, — догнал меня он. — Ты что, на «ты» обиделся? Ну, извини. То есть извините. Я по простоте, мы ж писатели, одна компания.
— Так как же вас зовут?
— Андрий, Андрий меня зовут. Как сына Тараса Бульбы, того, что к полякам перебежал.
— А по батюшке?
— Степанович.
— Прошу вас, Андрий Степанович, подождите меня в креслах. Мне необходимо переодеться.
Андрий Степанович нехотя вернулся на место. Попахивает от него и винцом вчерашним, и пивком утренним, и вообще.
Вот тебе и бабочки…
Ладно, посмотрим.
Я наскоро принял душ, переоделся в дневной костюм, светло-серый, полушерстяной, и спустился в холл. Двадцать две минуты.
Андрий не ушел. Дожидался.
— Теперь я к вашим услугам, Андрий Степанович.
— А… Это… Мы не можем куда-нибудь пройти?
— В смысле? Холл — самое удобное место для разговора, разве нет?
Холл в «Москве» и в самом деле хорош. Мы сидели в удобных креслах у низкого столика, слева и справа стояли кадочные пальмы, прикрывая от чужих глаз. Что еще нужно для разговора двух незнакомых людей?
— А… Я думал, в ресторан…
— Благодарю, но я вынужден отклонить ваше приглашение. Во время турнира строгий режим, утром я обхожусь стаканом кефира, ради которого идти в ресторан непродуктивно. Время дорого.
Не думаю, что Андрий приглашал меня в ресторан, скорее, наоборот, он напрашивался на приглашение. Да, я частенько встречаюсь с писателями в ресторане, именно здесь, в «Москве» — но никогда за завтраком, это первое, и только с теми, с кем хочу — это главное. И да, сейчас я завтракаю в молочном магазине в пяти минутах ходьбы отсюда, стаканом кефира и свежей булочкой, их, свежие булочки, привозят аккурат к девяти, тёплые.
— Я — лучший писатель Москвы и окрестностей, — заявил Андрий. — Но писательством, настоящим писательством прожить сегодня нельзя.
— Вот как? — удивился я.
— Именно. Я написал лучший роман послевоенного времени, но вынужден перебиваться случайными заработками.
— Это бывает, — согласился я. — Простите, я провинциал, а до провинции новинки доходят не сразу. Какой роман вы имеете в виду? Где опубликован? Когда?
— Он… Он ещё не дописан.
— Понимаю.
— Гоголь «Мертвые души» всю жизнь писал.
— Положим, до «Мертвых душ» он «Вечера на хуторе» написал, и «Миргород», и «Ревизора», да и первый том все-таки к тридцати трем годам опубликовал.
— Мне тридцать два, — быстро сказал Андрий.
Я не ответил. Что тут отвечать? Выглядел он на сорок. Без всякой натяжки — на сорок.
— И вот… — он замолчал.
— И вот? — нейтрально сказал я.
— Я хочу… — он опять замолчал.
— Что вы, собственно, от меня ждёте? Что я могу для вас сделать?
— Это невыносимо — быть лучшим писателем Москвы и работать из куска хлеба, — продолжил Андрий.
— А кем вы работаете?
— Да так, — махнул рукой лучший писатель Москвы. — По разному. Грузчиком на базаре, дворником, на уборке яблок. Сейчас в котельную хочу устроиться, оператором, но нужно курсы пройти.
— Так что я могу для вас сделать? — повторил вопрос я.
— Примите меня в свой журнал, — заявил Андрий.
— В смысле — примите? Мы ж не пионеры. В качестве кого?
— Редактора. Или кого-нибудь в этом роде.
— А у вас есть опыт работы редактором?
— Опыт дело наживное.
— Допустим. А образование у вас…
— И образование — наживное. Техникум. Киномеханик. По диплому.
— И вы готовы переехать в Чернозёмск?
— Нет, но… почта…
— Давайте так. Напишите для нас рецензию на любое новое произведение в жанрах, соответствующих направлению нашего журнала. Мы незамедлительно её рассмотрим, и, если рецензия будет удобочитаема, опубликуем. И будем принимать рецензии и впредь. Рецензии, критические разборы, исторические экскурсы — всё, что интересует наших читателей.
— И много будете платить?
— Четыреста рублей за сорок тысяч знаков. Но сорок тысяч знаков в каждый номер мы вам не дадим, разве что работа будет хороша и своевременна. Напишите для начала десять тысяч знаков. Плюс-минус. А там посмотрим.
— И куда посылать?
— В нашу редакцию, заказным.
— В какую редакцию? Какого журнала то есть?
Я хотел было сказать «Кролиководство Северного Кавказа», но передумал. Рано.
— Журнал «Поиск».
— А где взять адрес?
— Адрес редакции присутствует в каждом номере.
— Но у меня нет вашего журнала.
— Возьмите в библиотеке.
— Я не записан…
— Послушайте, Андрий Степанович. Если вы не в состоянии найти наш журнал, я не думаю, что вы сможете с нами сотрудничать. Что вы собираетесь для нас написать, если ничего о нас не знаете?
— Я лучший писатель Москвы, — твердо сказал Андрий. — Напишу. По высшему разряду.
— Будем ждать. А пока простите, мне нужно идти…
— Аванс! — потребовал Слива.
— Что?
— Мне нужен аванс, — сбавил тон лучший писатель Москвы. — Рублей пятьсот, хотя бы.
— Пятьсот рублей?
— Или сто. Хотя бы пятьдесят…
Я вытащил из кармана блокнот, достал авторучку.
— Пишите!
— Что?
— Расписку. «Получено от редакции журнала «Поиск» двадцать рублей в счет аванса. Дата, подпись.
— Но я не проживу на двадцать рублей месяц!
— Напишите за три дня. Хоть за день. Писателю это несложно. Пишите, посылайте, мы оценим ваш труд и вышлем сколько положено. Не забудьте указать адрес для денежного перевода.
— Сейчас?
— Вместе с рецензией, Андрий Степанович. Вместе с рецензией.
Когда я достал две десятки, он выхватил их из моей руки мгновенно, чуть не разорвал купюры.
— Мне бы больше… за электричество нужно заплатить…
— Верю, Андрий Степанович, верю. Всем нужно больше. Но только при себе я крупных сумм не держу. Чем богат, так сказать. Впрочем, если вас не устраивает… — я тоже могу быть быстрым.
— Устраивает, — угрюмо ответил лучший писатель.
Я вернул ему двадцать рублей, и он стремительно ушёл. Видно, испугался, что я передумаю.
Я же поднялся в номер за курткой. В городе слабый плюс, и куртка будет в самый раз.
Вышел на улицу. Падал слабенький снежок, совсем слабенький. Решил пройтись.
Да, Слива, похоже, тот ещё тип. Но как знать, как знать…
Жил да был в Праге писатель Гашек. Так себе писатель. Средненький. На шахматные деньги — кандидат в мастера. Уровня нашего Лейкина, даже ниже. Алкоголик. Бродяга. Нет, человеком он был веселым, общительным, забавным, но крайне, крайне ненадежным. Мог занять у приятеля пятьдесят крон до завтра, но это завтра никогда не наступало, всегда было сегодня. Мог выйти из дому купить для годовалого сына молока — и вернуться через неделю, через две. Без денег, без шляпы, без часов. И без молока, да. Захотелось, мол, погулять в окрестностях Чешских Будейовиц.
Пришла война. Первая мировая. Великая. Империалистическая. Гашека призывают в армию. Идёт, куда же денешься, присягал императору, теперь терпи. Служил недолго — попал в плен. Или добровольно перебежал к русским — трактуют всяко.
В плену Гашеку не понравилось, да и кому бы понравилось — жизнь впроголодь, пива не наливают. И он записывается в Чехословацкий Легион, воевать за победу самодержавия. Присягает на верность, и сразу становится лучше. С пивом, правда, не очень, но появились деньги, и можно купить самогонки, мутной, но крепкой. Работает пропагандистом в газете, расписывает, какой замечательной станет жизнь в Чехии, когда мерзкого католического императора сменит добрый православный русский царь.
