Осень сорок первого, или Возвращение осознанной необходимости (СИ) - Линник Сергей (чтение книг .txt) 📗
— Всё, — сказал он. — Насмерть. Прямо в сердце [1].
— Как — всё? — спросила Елена. Она же вот только сейчас... мы же... нет, Андрей, ты посмотри, она же... да что ты говоришь? Ты зачем... ты что? — она увидела, как Андрей накрывает лицо Даше ее же платком и закричала, захлебываясь от слез: — Дашкааааа! Стой, Дашка, не уходи, нееееееет!
Настя молча стояла на месте как приклеенная, не отводя взгляд от лежащей рядом с телом тарелки и по ее щекам лились ручьем слезы, которые она даже не пыталась вытирать.
Откуда-то сразу появились люди, Надежда Борискина пыталась оттащить Лену от тела, Михаил возился возле стрелка, на которого рычал стоящий рядом Бублик, кто-то потащил Андрея за рукав в сторону и он, оглянувшись, увидел Никиту.
— Так, Андрей, не расслабляйся. Что случилось, ты видел?
— Видел. Этот, — Андрей кивнул на неподвижно лежащего стрелка, — бежал вон оттуда по улице. Мы его поздно заметили, метров с пятидесяти, я еще подумал, что перепил мужик: раздетый, грязный какой-то. Он подошел вот туда, где лежит сейчас, начал вопить про фашистов, я тогда уже понял, что он не пьяный, а сумасшедший. И прикрыть всех хоть как-то времени не оставалось, он выстрелил сразу.
— Пойдем, посмотрим, кто хоть.
Они подошли к Михаилу, стоявшему рядом с Бубликом.
— Ты бы хоть руки ему связал, — сказал Никита, — не дай бог, еще чего сотворит.
— Не сотворит, — ответил Михаил. — Его Бублик сбил когда, он упал и наган из руки не выпустил, под ним оказался, он себе в шею выстрелил, то ли специально, то ли при падении. Так что у нас два трупа сразу, Никита.
Борискин нагнулся к телу, повернул тому голову, посмотрел на лицо.
— Местный наш, за углом живет, то есть, жил, Коваленко, Тимофей Акимович. Краском в отставке. Жена ушла от него с год назад, он и до этого пил крепко, а потом и вовсе с катушек слетел. Вот, видать, и допился до зеленых чертей, — Борискин снял фуражку с треснувшим козырьком и вытер ею лицо. — Э-эх, что ж за день дурной, ну вот скажи. Ты про похороны не думай даже, я сам всё сделаю, у меня там всё налажено. И гроб, и могилку выкопать, так что даже не думайте. Ты, Андрей, своих домой, наверное, отведи, пусть там посидят, поплачут. Я понимаю — горе, не деревянный, жалко ее, ни за что под пулю попала. Но и ты пойми, тут каждый день то на фронт забирают, то в эвакуацию в пустыню отправляют, то писем с лета из армии не дождутся, тут еще эта свистопляска со вчерашнего навалилась, через одного уже немцев за поворотом видят, а если баба на всю улицу выть еще начнет — совсем невмоготу станет. Уводи их отсюда, пожалуйста.
Никита сразу же начал распоряжаться, кто-то пошел за подводой, кто-то сразу же принес какое-то полотно, которым накрыли тело Дарьи. Борискина, успокоившая немного Елену, под руку повела ее домой к Андрею. Возле Никиты Лена остановилась и спросила:
— Куда ее сейчас?
— В морг, там полежит, оттуда и похороним.
— А как же дома, попрощаться, не по-людски как-то получается.
— Время сейчас такое, не до этого, а попрощаться успеете, — сказал Никита и, махнув рукой, отошел в сторону.
Настя с сумкой, в которой они приносили еду, плелась сзади с Бубликом. Сумка била ее по ногам [2], и девочка поправляла ее на каждом шагу.
— Сейчас, отведу их и вернусь, — сказал Андрей Михаилу, за несколько шагов догнал Настю, забрал у нее сумку и пошел рядом. Настя взяла его за руку и так и держала до самого дома.
— Всё, я пошла, — сказала Надежда. — Вечером, может, еще зайду.
— Заходи, конечно, Надя, — сказала Елена и посмотрела на Андрея, будто спрашивая разрешения и одновременно принося прощения за то, что пригласила кого-то в чужой дом.
— Надежда, ты не спрашивай, а заходи, мы всегда будем рады и тебе, и Никите, — подтвердил приглашение Андрей.
Тамара Михайловна возилась на кухне и удивилась, когда Елена достала из сумки нетронутый чугунок с едой.
— Что-то вы быстро вернулись. А что ж это вы, еду назад принесли? Или не так приготовила? Так я пробовала, вроде не пересолено, вкусно всё. А Даша где? Она же с вами пошла.
— Дашу убили сейчас, — тихо сказал Андрей.
— Как — убили? — удивленно спросила домработница, оседая на табурет. — У нас тут, в поселке? Молодая ж баба еще! Ой, что ж творится! Кто ж хоть? Поймали убивцу?
— Да он сам себя потом застрелил. Коваленко какой-то, — ответил ей Андрей, пока Елена молча выставляла из сумки продукты на стол.
— Тьфу ж ты, дурак старый! Пьянь подзаборная. Дрянь, а не человек, бурьян, прости господи, — Тамара Михайловна мелко перекрестилась. — Жена ушла от него, пьянку его да мордобой не вытерпела, а он напьется вечно и в ссаных штанах по улице бегает, кричит всё, что с Буденным вместе воевал. Может, и воевал, не знаю, но скотиной от этого меньше не стал, — она замолчала, будто что-то вспомнила. — Ой, что ж это я языком мелю, дура старая. Это ж надо, такая молодая, — всхлипнула она и еще раз перекрестилась. — Царствие ей небесное, Дашеньке. Уж какая вежливая да приветливая, — и продолжила почти без паузы: — Андрей Григорьевич, Вы бы сели пообедали, что ж Вы голодный сидите, это не дело. Давайте, я Вам супчику налью, свеженького, похлебаете.
Андрей черпал ложкой суп из тарелки, совершенно не чувствуя вкус. Елена что-то сказала и он повернулся к ней:
— Извини, не расслышал. Задумался.
— Я говорю, хлеб возьми. Не наешься так, — повторила Елена.
— Ага, спасибо, — ответил Андрей и взял протянутый ему хлеб.
— Пойду дров занесу, кончаются, — сказала Тамара Михайловна. — Елена Сергеевна, чайник закипит сейчас, налейте Андрею Григорьевичу чай, пожалуйста. Настенька, поможешь?
— Конечно, — Настя встала и пошла за домработницей.
— Странный день, очень странный, — сказала Елена, наливая кипяток из чайника. — Сначала тебя нашла, а прошло несколько часов — и Дашку потеряла. Мы ведь с ней только сейчас сблизились, перед эвакуацией. До этого и виделись раз в месяц самое большое. Так, чай попить, поболтать ни о чем. А сегодня, вот даже не знаю..., — она замолчала, пытаясь сформулировать мысль, — будто судьба возле меня лишних не терпит. Ты появился, а она ушла.
Андрей накрыл ее ладонь своей.
— Случилось, что случилось. Ты себя в это не приплетай. Не надо мешать всё вместе и знаки искать, — он встал из-за стола и поцеловал Лену в щеку. — Спасибо, я чай пить не буду, не хочется что-то. Пойду я, Мишу сменю.
Михаил стоял у баррикады один и переговаривался с кем-то, стоящим по другую сторону заграждения. Тела — и Даши, и бывшего краскома Коваленко — уже убрали.
— С кем это ты? — спросил Андрей, подойдя вплотную к Михаилу.
— Да этот, с вилками, развлекает меня, никак не уйдет. Делится подробностями подмосковного крестьянского быта. Ты поел хоть?
— Поел. Сходи, пообедай, все равно здесь торчать часа три еще, пока придет кто-то.
— Ладно, пойду я, — сказал Михаил и, уходя, сказал невидимому для Андрея собеседнику: Иди уже, замерзнешь здесь.
Андрей, подойдя к щели в баррикаде, увидел, как крестьянин с простреленной рукой уходит, старательно обходя лужи. Время от времени подходили люди, большей частью женщины, полюбопытствовать о подробностях происшествия, всё-таки не каждый день в маленьком поселке стреляют. Война — она где-то, пусть и не очень далеко, а тут рядом женщину убили. Андрей на расспросы отвечал односложно, нехотя и вскоре любопытствующие иссякли, будто кто-то распространил новость, что подробностей не дождаться.
Пришел Михаил, на ходу подбрасывая в руке большое красное яблоко.
— Скучаешь? — спросил он.- На вот, яблоко съешь. А то жаловались на тебя: ушел, даже чай не пил. Переживаешь, что ли?
— Не то что переживаю, мы ведь и общались недолго, и не знал я ее почти, неприятно просто. От таких вот, — Андрей кивнул на место, где еще недавно лежал стрелок, — никогда не знаешь, чего ждать. Выскочит, пульнет — и выноси. Что Никита насчет похорон говорил?
— Ничего конкретного, обещал организовать всё. Хорошо, что Борискин есть, а то на такое я не настраивался, в этом бардаке пойди разберись, как и где человека похоронить. Ладно, хватит об этом. А скажи мне, Андрюша, вот ты думал над тем, что дальше делать? Не завтра, не через неделю, а чуть позже? Нет? Вот и я не думал, а надо. А то плывем по течению, ни о чем не беспокоясь, а время сейчас совсем не простое, не двадцать первый век, здесь государству до всего есть дело. Я-то надеялся тут устроиться с тем, что притащил, и горя не знать. А оно, видишь, как в той поговорке, что, если хочешь рассмешить бога, расскажи ему о своих планах. Ты как думаешь, ищут нас сейчас?
