Возвращение (СИ) - Щепетнов Евгений Владимирович (читать лучшие читаемые книги txt) 📗
– Хорошо. Я понял – кивнул Семичастный – И все-таки, вернемся с Солженицыну. Итак, ты его не любишь. Но что же нам с ним тогда делать?
– И это я говорил. Нужно сделать все, чтобы он никуда не делся. Пусть его печатают. Пусть власть его ласкает – официально, показательно! Не надо делать из него жертву! Не надо его выгонять из страны и как-то терроризировать! Он никому не нужное дерьмо! Как только власть перестанет его гнать, он тут же никому не будет нужен! Писателишка даже не средней руки, а так…графоман какой-то. Он вылез только на своем диссидентстве. И лучшее, что у него есть – это «Один день Ивана Денисовича», да и тот, ходят слухи – у кого-то слямзил.
– Да, не любишь ты Солженицына – усмехнулся Семичастный – И тут же призываешь облизывать его с ног до головы! Опять нелогично!
– Очень даже логично – угрюмо буркнул я – Будь моя воля, я бы его к стенке поставил! А ради государства, ради дела я готов его терпеть. Потому что умный!
– Ладно, надо завершать. Я тебя выслушал. Информация очень интересная и дельная, спасибо. Что касается переоборудования твоей дачи…составь список, сделай чертеж того, что тебе нужно. Мы построим тебе дачу так, как ты скажешь. Сделаем не хуже твоего дома в Монклере. А может и не хуже, чем твоя вилла в Ньюпорт-Бич. Будет и тир, будет и спортплощадка, и спортивный зал. Две недели! И дом будет стоять!
– Две недели?! Дом?! Михаил Ефимович…не погорячились? – усмехнулся я – Если только из картона.
– В три кирпича. Два этажа. С подвалом. Не веришь? Мне – не веришь? – Семичастный усмехнулся – Побьемся об заклад? На тысячу рублей? На ту, что ты у Богословского выиграл?
– Еще не выиграл! – хохотнул я – Но вызов принимаю! Две недели с того момента, как будет готов проект. Только мне нужен архитектор – я ему рисунок, он проект.
– Будет тебе архитектор. Позвонит и придет. И вот что – к Ленинской премии причитается еще и участок земли в тех краях, где стоит твоя дача. Так вот, чтобы не было задержки со строительством, участок, который тебе положено выдать, будет вплотную примыкать к твоей даче и составит тоже шестьдесят соток. То есть – получится один участок, составленный из двух. На нем и сделаем базу. Хмм…то есть – твою дачу.
Честно сказать – я поржал этой оговорке. Ну да – база КГБ! И пусть она называется моей дачей…хе хе… Мда. Озадачил.
– Надеюсь, платить не придется?
– Не придется. Хотя, кстати, кто бы говорил – с твоими-то доходами!
– Ну дык…чем богаче, тем жаднее! – ухмыльнулся я, и Семичастный расхохотался.
Успокоившись, снова вытер глаза платком, вздохнул и объявил:
– Пока что это все накопившиеся вопросы. Поезжай домой, отдыхай, а завтра займетесь песнями – надо успеть к празднику, осталось совсем немного времени. Богословский уже извещен. Было интересно пообщаться, и еще раз – спасибо за ценную информацию.
Я встал, догадавшись, что аудиенция закончена, Семичастный снова вышел мне навстречу и пожал руку. Потом отошел к своему креслу, сел, и больше уже не обращал на меня внимания, занявшись своими бумагами. Впрочем – меня это никак не расстроило, я был рад отсюда поскорее убраться. Домой! Кстати – не отправиться ли нам с Ольгой в ресторан? Чем дома-то готовить. Финансы позволяют, так почему бы себя не побаловать?
Попрощался с секретарем, который вежливо и приветливо мне ответил и проводил до до дверей, за которыми меня уже ждал провожатый, доведший до выхода из здания. Там я сказал «Всего доброго» постовому, на что тот отдал мне честь, и вышел на площадь, где так и главенствовал Железный Феликс, нависая над живыми человеками всей мощью своей одиннадцатитонной бронзовой фигуры. До того часа, когда возбужденная толпа попытается свергнуть его с пьедестала остается еще почти двадцать лет. Надеюсь, этого так и не случится.
Нет, надеюсь не потому, что я так уж люблю Дзержинского. Честно сказать, мне на него все равно. Я много о нем читал хорошего, и много читал плохого, и что из этого правда – я не знаю. Просто снос памятника Железному Феликсу, это как символ – пока стоит Феликс, стоит и Советский Союз.
Машина ждала меня там, где я ее и оставил. Я открыл дверцу, сел рядом с водителем и секунд десять сидел молча, углубленный в свои мысли, глядя на все того же Железного Феликса, и только когда водитель спросил, куда мы поедем – очнулся и попросил отвезти домой.
– Запись беседы с расшифровкой сейчас же отправьте товарищу Шелепину – приказал Семичастный, и кивнул головой, отсылая секретаря. Потом откинулся на спинку кресла и замер, будто уснул. Но он не спал. Семичастный усиленно, можно даже сказать лихорадочно думал.
Нельзя допустить ошибку! Нельзя! Может и правда в партийных и властных структурах завелась организация, которая целенаправленно занимается разрушением государства? Или это паранойя, которой он заразился от Карпова? Но слишком уж все сходится. Слишком уж это похоже на правду, чтобы вот так взять, и отмахнуться!
Действительно – по глупости, или же это чья-то эффективная разрушительная работа? Кому может помешать какой-то там стихоплет-самоучка, если только не использовать его как таран против советского строя?! А этого Солженицына – верный путь указал Карпов: нужно найти в недрах архивов НКВД свидетельства того, что Солженицын на самом деле агент, и доносительствовал на своих соратников, и от того отвернутся все его почитатели! И не надо его гнать, наоборот – пусть жрет в три горла…может подавится, мерзавец! И постоянно, постоянно напоминать общественности, как он помогал выявлять неблагонадежных, как он помогал НКВД избавляться от инакомыслящих! Найти доносы, а если они не сохранились…восстановить. По памяти восстановить! Не надо стесняться в средствах! ОНИ в средствах не стесняются!
А с Высоцким в самом деле какая-то ерунда. Еще похлеще, чем с Бродским. Бродский просто интеллигент, не от мира сего. Просто пиит, со своими не очень-то и хорошими стишками! А вот Высоцкий – это глыба! Это сила! И не использовать его, уничтожить – это может сделать только последний идиот. Или враг. И то, и другое – очень опасно, и таких людей надо устранять от власти. Иной идиот, кстати, может нанести вреда больше, чем самый что ни на есть вражеский враг. Увы, история это доказала уже не раз, и не два.
А Карпов молодец! Наглец, но и молодец. Наглец потому, что чувствует свою силу, свою значимость, и от него веет такой уверенностью в своей непогрешимости, что…невольно и сам в нее веришь. Но и в самом деле – если все, что он говорит имеет место быть в будущем, то…то нужно срочно пересматривать концепцию развития страны. Кардинально пересматривать! Иначе, как бы ни старались, она все равно развалится на куски.
Да, Карпов – это даже не золото, это бриллиант! И стоит хорошенько подумать – а надо ли его выпускать за границу! А вдруг с ним что-то случится?! Вдруг его голова, такая драгоценная, перестанет выдавать фонтаны потрясающей по ценности информации?!
Нет. Зажимать его тоже нельзя. Он взбрыкнет, и еще чего доброго – просто сбежит. И он может! Человек с такими умениями, с таким боевым опытом, с такой чуйкой на неприятности…удержать его – это все равно, как пытаться удержать воду сеткой.
Нужно продолжать политику «удушения любовью». Хороший, кстати, термин: «удушить любовью». Надо взять его на вооружение. Дать Карпову все, что он захочет, окружить вниманием и почетом, сделать так, чтобы тут он чувствовал себя не просто хорошо, чтобы он был здесь счастлив жить! И никуда Карпов не денется. Все равно вернется.
Интересно, как отреагирует Шелепин. Что он скажет…
А Шелепин отреагировал практически мгновенно, стоило только информации попасть на его стол. Уже через час в кабинете Семичастного раздался звонок:
– Володя, подъезжай ко мне. Пообщаемся по поводу твоей встречи с Карповым. Не телефонный разговор – даже по закрытой линии. Давай, жду!
Через полчаса Самичастный входил в кабинет Генерального Секретаря, быстрыми тяжелыми шагами меряя толстую ковровую дорожку. Генеральный вышел ему навстречу, и не протягивая руки, положил генералу руку на плечо и повлек в угол, туда, где стоял круглый столик для неформальных бесед. Они уселись рядом, друг напротив друга и чуть наискосок, едва не касаясь коленями, и Шелепин сходу начал, без преамбул и подводок:
