Закон Единорога - Свержин Владимир Игоревич (читать книги онлайн регистрации txt) 📗
– Что случилось? – одеваясь, спросил я.
– Да ничего не случилось. Овса лошадям купить надо, – успокоил меня Бельрун.
– Сейчас. – Я полез развязывать кошелек.
– Что, у нас опять отбирают деньги? – послышался возмущенный голос Лиса за моей спиной.
«Начинается!» – с досадой подумал я.
– Куда ты солид даешь? У тебя что, меньше монет при себе не бывает? – брюзжал мой экономный товарищ.
– Не бывает. – Я продемонстрировал ему содержимое мешочка. Лис присвистнул и тут же потребовал:
– Вот что. Сдавай-ка кассу, теперь деньгами буду распоряжаться я. А то до Арелата с твоими барскими замашками мы не доедем!
– Я так понимаю, – произнес Винсент Шадри, настороженно глядя на хозяйственного Лиса, – это новый артист нашего цирка?
– Да, это великий артист оригинального жанра, – не замедлил отозваться я, мстительно глядя на Лиса. – Он способен перетаскивать мешки с песком при помощи языка. В хорошем настроении он даже способен перекидывать их через крепостную стену.
Лис бросил на меня уничтожающий взгляд и, приосанившись, гордо изрек:
– Чтобы я, знаменитый гайренский менестрель, опустился до бродячего цирка?!
На лице Бельруна появилось вопросительно-изумленное выражение.
– Погодите-погодите… Как же это я сразу не подумал? Ведь вчера вечером вас за столом называли Рейнар?
Я, понимая, что из-за лисовской гасконской гордости мое инкогнито, стойко державшееся последние дни, летело ко всем чертям, с грустью ожидал продолжения. И оно не заставило себя ждать.
– О! Конечно! Какой я дурак! – Бельрун хлопнул себя ладонью по лбу. – Вы – Рейнар Л’Apco д’Орбиньяк! Я очень люблю ваши песни, особенно вот эту:
– Как ныне сбирается герцог Ожье/Отмстить сарацинским шакалам… – запел он на мотив, и отдаленно не напоминающий тот, на который Лис впервые исполнил этот блестящий перевод с русского в ратуше Трифеля.
– Я очень рад встрече с вами! – Месье Шадри подскочил к слегка ошарашенному своей популярностью на «исторической родине» гайренскому соловью и затряс его руку в дружеском рукопожатии. Внезапно он, пораженный какой-то новой мыслью, выпустил ладонь глупо улыбавшегося Лиса и уставился на меня.
– Тогда, выходит, вы… – Циркач замолчал, подошел к полуоткрытой двери и, выглянув за нее, проверил, не подслушивает ли нас кто. – Вы – Вальдар Камдил, – подытожил он, радуясь собственной догадливости.
Я церемонно поклонился.
– Честь имею.
– А я-то, болван! Еще рассказывал вам о ваших же собственных похождениях! – неожиданно весело рассмеялся Бельрун. – Вот это да! Я не очень много приврал? – все еще улыбаясь, спросил он.
– Самую малость, – отозвался я.
– Ну, – потирая руки в каком-то радостном возбуждении, проговорил Винсент. – Теперь-то я от вас ни на шаг – и в огонь, и в воду!
– Откуда такой порыв? – мрачно спросил Лис, видимо, чувствовавший себя слегка виноватым в том, что мы «засветились». Бельрун хитро поглядел сначала на него, а потом на меня.
– Насколько мне известно, все люди, сопутствующие вам в недавнем прошлом, в конце концов становились коннетаблями: герцог Честер – в Англии, граф де Меркадье – здесь… Я думаю, меч коннетабля при новом короле Людовике мне будет вполне по руке! Во всяком случае, по древности и знатности рода он подобает мне более, чем кому-нибудь в этом королевстве! – Винсент задрал кверху и без того курносый нос, изображая на своем хитром лице высокомерное презрение и спесь. – Вперед, мои рыцари! Прогоните этих презренных циркачей! – закричал он, простирая вперед руку. – Нам не подобает… Что нам, кстати, не подобает? – скосил он хитрый глаз в сторону Лиса.
– Оставаться на этом постоялом дворе, – ответил я. – А особенно после вчерашнего. Не хватало нам еще проблем со святыми отцами. Как говорят на родине Рейнара, язык до инквизиции доведет!
Бельрун мгновенно перестал паясничать и, посерьезнев, произнес:
– Да уж… Ладно, надеюсь, Жано с Мадлен уже договорились до завтрака… Только и вы поспешите – до часа третьего мы должны выехать. [44]
Наскоро позавтракав, мы, стараясь не привлекать ничьего внимания, запрягли свои повозки, готовясь покинуть «Серебряное стремя». Во двор вышли брат Жан и семенящая по пятам его маленькая воспитанница. За спиной священника болтался тощий узелок, в руках он держал толстую суковатую палку.
– А, Орин, Жан! Доброе утро! – приветливо поздоровался с ними Лис. – Вы уже отправляетесь дальше?
– Да, дорога длинная, – отозвался брат Жан. – А с этаким скороходом далеко не уйдешь.
Орин смущенно улыбнулась, взмахнув пушистыми ресницами.
– А то, может, с нами? – вопросительно взглянув на меня, спросил Рейнар.
– Да нет, – пожав плечами, вежливо ответил монах. – Мы на юг, в Лангедок. Во Франции последнее время становится душно. Вот если подвезете до развилки на Орийяк, будем очень благодарны. Правда, Орин?
– Да-да, конечно, – как-то испуганно поспешила подтвердить девушка.
– Тогда залазьте во второй возок, – предложил Бельрун. – Таким хорошеньким гостям у нас всегда рады! – Орин моментально спряталась за спину усмехнувшегося Жана, опасливо глядя на корчащего ей рожи гоблина.
– Жано!!! Где тебя опять носит? – закричал Бельрун, глядя на пустующее место возницы на третьем фургоне.
– Сейчас! – послышался откуда-то его могучий бас. – Иду!
Бельрун нервно забарабанил пальцами по голенищу сапога.
– А он не кусается? – услышали мы робкий вопрос Орин, все еще завороженно разглядывавшей от души резвящегося Тагура.
– Нет, деточка! – голосом царя Ирода зарычал Лис, видимо, вполне разделяющий чувства гоблина. – Он не кусается, он съедает целиком!
Девушка ойкнула и мгновенно исчезла в возке. Со стороны кухни наконец появился запыхавшийся Ролло, нежно прижимающий к груди объемистый короб, из которого доносился аппетитный запах свежей сдобы.
– Это мне… то есть нам, – с сожалением поправился силач. – В дорогу…
Мы все-таки выехали со двора, и дорога Оверни вновь запылила под колесами бродячего цирка Бельруна…
В полдень мы уже добрались до развилки, на которой должны были распрощаться с нашими новыми знакомыми. За несколько часов, которые мы путешествовали вместе, с возка позади нас доносились обрывки оживленной беседы высокоученого Деметриуса, ироничного брата Жана и колкости Лиса, гарцевавшего рядом с повозкой. Несколько раз мы даже слышали серебристый смех нашей маленькой гостьи, которая, по-видимому, постепенно начинала привыкать, что ее здесь не обидят, и охотно слушала необычные разговоры.
– Почему именно на юг? – возмущался Деметриус, с приязнью поглядывая на смущенную Орин. – Такая понятливая девушка! Я охотно взял бы ее в ученицы. Зачем вам ехать в какой-то Лангедок? Мало ли что в дороге может случиться? – напал он на улыбающегося Жана. – Поверьте мне, Тулузский двор – совсем не место для такой умной девушки!
– Это верно, – вмешался Люка, стоявший рядом с нами. – Поезжайте лучше в Альби, брат Жан. Ибо оттуда исходит нынче духовный свет.
– Мы непременно последуем вашему совету, – отозвался монах. – Сейчас на юг стремятся все, кто еще не отвык мыслить. После отмены интердикта святые отцы так рьяно бросились сжигать все то, что они считают ересью, что скоро небо Франции станет черным от смрадного дыма… – Он тяжело вздохнул. – Да что говорить, если сама королева решила нести бремя своего вдовства именно в Ленгедоке. Сейчас она направляется в Тулузу вместе со своим двором и юным королем.
Я удивленно взглянул на Лиса. Я понимал, что особой любви между Филиппом-Августом и его несчастной женой не существовало, но отправиться на первой неделе траура в блистательную Тулузу, к куртуазнейшему двору Раймунда VI… Воистину, эта женщина спешила жить!
– Прощайте, друзья! – поднял руку брат Жан. – Даст Бог, свидимся! Пойдем, Орин.
– Постой, постой! – остановил их д’Орбиньяк, загораживая дорогу конем. – Вот, возьми. – Он протянул монаху экспроприированный у меня мешочек, в котором, по моим подсчетам, оставалось еще что-то около тридцати солидов. – Купи себе какую-нибудь другую одежду. Не думаю, чтобы в Альби особенно жаловали монахов.
44
В средние века день делился по церковным службам (так называемый старый римский календарь), не имеющим ничего общего с современным времяисчислением. Полночь соответствовала утрене; 3 часа ночи – хвалитны; 6 утра – первый час; 9 часов – час третий; полдень – час шестой; 3 часа дня – час девятый; вечерня наступала в 6 вечера, и надвечерие соответствовало 9 часам вечера.