Воевода заморских земель - Посняков Андрей (читать книги без txt) 📗
Олег Иваныч кивнул. Уже вторую неделю крещеный индеец Николай Акатль работал под началом Гришани младшим опером, сиречь – приказным ярыжкой. И делал успехи. По крайней мере, Гриша его хвалил. Умен-де и исполнителен. Ха! А не Гриша ли к Ване этого Николая приставил? После того случая с пейотлем.
С улицы послышался смех, кто-то шумно, по-индейски, прощался. Хлопнула створка ворот, легкие шаги взбежали по ступенькам крыльца. Снимая на ходу мокрую рубаху, в горницу вошел Ваня, оставляя после себя влажные следы.
– Дядюшка Геронтий, во-от такую рыбину чуть с Николаем не поймали! – Запутавшись в рукавах, Ваня тем не менее попытался широко развести руками.
– Чего ж – чуть? – усмехнулся адмирал-воевода.
– Ой! Здрав будь, господине Олег Иваныч! – сняв, наконец, рубаху, радостно приветствовал гостя Ваня. Затем огорченно махнул рукой: – Как ни тянули с Колей – ушла, зараза! Самих чуть не утянула, вон, все мокрые!
– Хороша, видно, была рыбина. – Олег Иваныч внимательно посмотрел на мальчика. – Вот что, Иван, – значительно произнес он. – Есть у меня к тебе важное поручение.
– Исполню все, что велишь! – заверил Ваня, посмотрев прямо в глаза грозному воеводе.
– Тогда слушай. Начиная с завтрашнего вечера, будешь учить местный язык. Учить тебя будет некий Тламак, переводчик, чуть тебя старше…
Подробно проинструктировав Ваню, Олег Иваныч выпил с Геронтием на посошок и удалился тем же путем, что и пришел.
На окраине, в корчме Кривдяя, гуляли рыбаки-поморы с коча «Семгин Глаз» вместе с кормщиком Иваном Фоминым. Невесело гуляли, больше так, по привычке. В конце осени зарядили дожди, завыли злые ветра, и вздыбившийся, словно необъезженный жеребец, океан терзал берега залива огромными темно-бирюзовыми волнами. Никакой рыбалки и прочего промысла, естественно, не было. Вот и шлялись рыбаки по злачным местам. Не хватало в Ново-Михайловском – так индейский Масатлан, считай, рядом. Туда тоже ходили, драки устраивали – сам адмирал-воевода лично конфликт улаживал. Вернулся злой, на площади у церкви сразу указ вывесил, буде кто в пьянстве буянит – имать нещадно, да в поруб. Пущай посидит, подумает. Человек с десяток уже бросили – попритихли рыбачки. Теперь вот по-тихому гулеванили, без драк особых – ну там, пару ребер кому сломают либо сопатку расквасят – то разве драка? Так, ерунда.
На улице змеилось дождем хмурое небо. Дымил, догорая, очаг. У стены, рядом с входом, наигрывал что-то грустное на длинной свирели спившийся пожилой индеец. Тоска…
– Ну, давай, тащи перевару, Кривдяй! – хлебнув кислого октли, скривился Фомин.
– Верно, Иване! – тут же поддержал его Матоня. – Да не жалей в долг, Кривдяюшка, потом, как пойдет рыба, расплатимся!
– Да уж, расплатитесь вы, – пробурчал про себя Кривдяй, поставив на стол захватанный жирными руками кувшин. Рядом, положив нечесаную башку на руки, храпел Олелька Гнус. Его не будили – и самим выпивки мало: Кривдяй, черт жадный, не наливал много.
– Пейте по чарке за мой счет, – махнул серым полотенцем хозяин корчмы. – Да собирайтесь по домам – время позднее, не ровен час, корчму из-за вас прикроют. Вчера вон приказной дьяк наведывался, все вынюхивал что-то.
– Так ты виру-то плати, Кривдя, вот и не закроют! – со смехом бросил Фомин.
– Виру? – Кривдяй взвился, видно, подначка задела его за живое. – Заплатишь тут с вами виру, как же! Вон тот молодой господин, что храпит сейчас на столе…
– Олелька, что ли?
– Ну да, он. Знаете, сколько он мне должен? Давно его пора за долги в поруб! Вот первой же страже и сдам! Ей-богу, сдам. Ты б хоть сказал ему, дядька Матоня!
Матоня осклабился:
– Не раз уж говорено было. Да ведь он, вроде, и не пил без меня.
– Ага! – Кривдяй покачал головой. – Не пил, как же. На него одного почитай бочка браги ушла. – Он наклонился ближе к заросшему волосами Матониному уху, шепнул еле слышно:
– Не уходите сразу. Поговорить бы…
Наступала ночь. В корчму уже заглядывали стражники – закрывай, мол. Выпроводив припозднившихся гуляк, Кривдяй поднес стражникам по чарке перевара и, пожелав им доброй стражи, вернулся к столу. Матоня толкнул в локоть Олельку.
– А? Что? – спросонья замахал тот руками. – А, это ты, дядька Матоня? Когда за зипунами пойдем?
– Вот и я о том же, – хищно усмехнулся Кривдяй. – Вижу, какими глазами вы на цацки у местных смотрите. Пора б уж и не смотреть. Пора дела делать. – Он деловито щелкнул пальцами – служка вмиг принес кувшин с октли.
– Расклад такой. – Кривдяй самолично разлил напиток по кружкам. – Половина добытого – мне, половина – вам.
Матоня недобро скривился:
– Это ж ты без ножа нас режешь, родимец!
– А вы что-то другое предложить можете? – вопросом на вопрос ответил Кривдяй. – Вы не местные, ходов-выходов здесь не знаете, с добычей запалитесь запросто. Я все ж кой-кого знаю.
– Это дикарей купчишек-то? – пьяно засмеялся Олелька.
Серая тень страха на миг промелькнула по узкому лицу корчмаря, всего лишь на миг, затем он совладал с собой. Но Матоне вполне хватило и этого мига. Понял – боится купцов Кривдяй, смертельно боится!
Ничего не сказал Матоня, лишь незаметно наступил под столом Олельке на ногу.
– Что ж делать, согласны мы, – с притворным вздохом согласился он. – Только запросто так шататься по улицам – себе дороже выйдет. Может, наводки какие есть?
– Все есть, други! – заулыбался корчмарь. – И места, и наводки. Людей только мало…
Он тут же замолк, спохватившись, что на радостях от удачной сделки сболтнул лишнего. Матоня и это запомнил. Пригодится.
Они с Олелькой все-таки успели выстроить хижину до дождей. Да и что там строить-то? Вкопали четыре столба, повесили плетенку, глиной обмазали – все, готов дом. Крышу камышом прокрыли, из такой же плетенки соорудили забор, во дворе сложили камни для очага. Не хуже, чем у многих других получилось… хотя это, конечно, смотря с чем сравнивать. Ясно, что не хоромы. А на хоромы – заработать надо! Да не здесь, у черта на куличках, хоромины те поиметь, а, скажем, хотя бы в Москве или в Вологде, на худой конец, в Устюге. В Новгороде-то уж больно наследил в свое время Матоня – боялся соваться. Ничего, будут еще хоромы, будут.
Матоня усмехнулся и, простившись с Кривдяем до завтра, подхватил под руку Олельку. Порывы ветра разгоняли облака, ненадолго открывая желтые огоньки звезд. Низкое черное небо дышало влагой.
Он пришел на следующий день, сразу после обеда – проводник и переводчик Тламак. Поклонился, тщательно обтер от грязи босые ноги – грудь и плечи его прикрывал плащ из волокон агавы, набедренная повязка была расшита бисером.
– Вот тебе ученики, – поздоровавшись, Олег Иваныч провел юного индейца в горницу, где чинно сидели за столом несколько молодых дьяков и Ваня. Увидев последнего, Тламак вздрогнул – впрочем, Ваня не узнал его, по крайней мере, никак не выказал этого.
– Язык науйа прост. – Молодой индеец улыбнулся ученикам. – На нем говорят отоми, миштеки, пупереча, даже далекие ацтеки-теночки. – Он вздохнул. – Правда, некоторые слова могут отличаться, но, в общем, они довольно схожи. Можете их записать, если боитесь, что забудете.
Дьяки послушно окунули в чернильницу перья.
– Коатль, – продиктовал Тламак первое слово. – На языке науйа это значит – змея. Мазатль – лань, атль – вода, теспатль – нож, точтли – заяц, гуаутли – орел… – Он посмотрел в окно – опять дождило. – А на улице – киютли эекатль – дождливый ветер. Или ветреный дождь. В общем – сыро и неуютно.
– Откуда ты так хорошо знаешь русский, Тламак? – спросил после окончания занятия Ваня. Молодые дьяки уже ушли, поклонившись и заложив за уши перья, собирался в путь и Тламак.
– Я часто бывал здесь, с купцами. – Поправив на плечах плащ, индеец задержался в дверях. – С самого детства я слышал язык белых людей. Вот так, понемногу, и научился.
Тламак врал, отвечая Ване. Вернее, не говорил – потому что боялся – всей правды. О тайном православном храме на его родине, где часто поют песни по-русски, о старом монахе-подвижнике, что крестил его когда-то в далеких горах отоми, о часовне, разрушенной отрядом молодых воинов-ацтеков. Тламак и сам был ацтеком. Только – тайным христианином. Он спрятал тогда святые книги, жаль, не смог спасти монаха – его принесли в жертву на алтаре Уицилапочтли – племенного ацтекского бога. Ничего этого не рассказал Тламак: жестокий Таштетль, похожий на ощипанную ворону, приказал не болтать в жилище владыки белых, а наоборот – широко раскрыть уши. И слушать, слушать, слушать. Если надо – спрашивать. Все вызнать. О больших морских лодках, об укреплениях, а самое главное – о страшном оружии белых, по мощи сравнимым с могуществом богов.
