Шеломянь - Аксеничев Олег (читать полностью бесплатно хорошие книги .txt) 📗
Напомню между делом, что первоначальное значение слова «поганец» – язычник, и предлагаю вернуться к Ольстину Олексичу.
– Это колдун, – продолжал тот, – и моим людям пришлось на весь путь до Киева заткнуть ему глотку кляпом, чтобы он не смог произнести ни слова. Есть заклятия, от которых нет спасения, и это, на мой взгляд, истина, которую стоит уважать.
– Что он пообещал Кончаку?
– Управляемый огонь.
– Византийский секрет? Тот огонь, что сжег когда-то ладьи конунга Ингвара?
– Если бы так! Ромеи владеют детской игрушкой по сравнению со способностями этого колдуна!
– Ты узнал состав его огня? Мы сможем сами делать его?
– Боюсь, о величайший среди великих, – раздался скрипучий голос Аль-Хазреда, – что достойнейший боярин так и не смог объяснить главного. Я, и только я, способен зажечь огонь смерти и управлять слугами Великого Ктугху, Того-Кто-Огонь.
– Ты знаешь наш язык?
Князь Святослав посмотрел в лицо Аль-Хазреду и замолчал, вспоминая.
– Я видел тебя раньше, колдун?
– Скорее нет, чем да, о светоч среди христиан. Просто для вашего народа мы, правоверные, все кажемся на одно лицо, хотя это и является прискорбным заблуждением…
– Может, так и есть, колдун. Объясни мне тогда, если уж ты владеешь нашим языком, что это за огонь смерти, о котором так странно говорили боярин и ты?
– Рассказать сложно… Видел ли ты, о великий, шаровую молнию? Если да, то она в наибольшей мере похожа на появление слуг Ктугху. Я могу их призвать, и Путешественник Звезд Итаква, Тот-У-Кого-Есть-И-Нет-Тела, донесет огонь смерти в любое место, куда укажет ему мое слово.
– Ты безумен, араб!
Князь Святослав не знал, на кого ему надо больше гневаться, на Ольстина Олексича, притащившего посреди ночи сумасшедшего, или на себя, сразу не прекратившего этот разговор. Годы брали свое, и престарелый князь не мог уже, как раньше, не спать сутками. Отяжелевшие веки сами собой сползали на глаза, и странные имена, названные арабом, напоминали отчего-то волшебные сказки, которые рассказывала многие годы назад юному княжичу Святославу толстая, как надутая воловья шкура, няня.
– Надеюсь, нет, – араб не собирался соглашаться с князем. – Кончак мне тоже не поверил, но все разъяснилось, как только я показал свое умение.
– Ты готов доказать свои слова?
– Хоть сейчас, великий господин!
Святослав поднял засов и раскрыл ставни на одном из окон. В княжеские покои с улицы ворвались мороз и мелкий снег. Белые крупинки, столкнувшись с горячим воздухом, плывущим по потолку от печки, таяли и высыхали, не долетая до пола.
– Боярин Роман, – подозвал князь Святослав. – Не твои ли сани стоят у меня во дворе?
– Мои, – согласился Роман Нездилович, выглянув наружу.
– Не продашь?
– Забирай так, великий князь. Грех скаредничать, имея от тебя столько милостей!
– Сани заберу, но, не обессудь, расплачусь за них. Эй, как там тебя?!.
– Аль-Хазред, ваша милость, – поклонился араб.
– Аль-Хазред, – повторил князь. – Нет, мне положительно знаком этот поганец, только не помню – откуда! Иди сюда, Аль-Хазред!
Араб осторожно подошел поближе, выглянув в окно из-за спины князя Святослава.
– Видишь сани?
– Да, о великий!
– Сжечь сможешь?
– Сейчас? Возможно, господин решит перенести опыт на утро, чтобы не тревожить обитателей хором?.. Неожиданный пожар может вызвать определенное беспокойство, да простит меня великий князь за дерзкие мысли.
– Меня интересует прежде всего собственное состояние, колдун! Полночи я слышу только слова и хочу удостовериться, что мне не морочат голову!
– Как пожелает великий господин… Не угодно ли будет только дать возможность недостойному арабу подойти поближе к окну?
Князь и бояре отошли от распахнутых ставень, и Аль-Хазред встал у оконного проема. На спутанные волосы араба падала снежная крошка, покрывая темные пряди горестной сединой. Колдун зябко поежился и зашептал себе под нос что-то непонятное. Ольстин Олексич пытался подслушать, но вскоре оставил это занятие, так и не разгадав, на каком языке заговорил араб.
Аль-Хазред держал руки ладонями вверх на уровне груди. Князь Святослав заметил, что снежинки не долетают до ладоней араба, тая на высоте двух пядей от них. Ладони приобрели багровый цвет, словно отмерзли в мгновение на зимнем ночном ветру.
Над ладонями Аль-Хазреда начал светиться воздух. Золотистые искорки появились невесть откуда и закружились над вытянутыми вперед руками. Князь прищурил глаза и разглядел, что искорки на самом деле были крошечными, ростом не больше человеческого ногтя, человечками, отплясывавшими в морозном воздухе веселый танец. Пляска воистину была зажигательной, на рукавах халата Аль-Хазреда стали плавиться золотые нити.
Непостижимым образом число человечков постоянно возрастало, и вскоре над ладонями Аль-Хазреда кружился большой хоровод. Огненные карлики не знали понятия верха или низа, и хоровод принял не привычную на земле с ее притяжением форму кольца, а подобие сферы, несколько сплюснутой на экваторе.
Из глубины покоев, с той стороны, где неясно поблескивали позолоченные двери, потянуло холодом. Казалось, что в княжеских хоромах разгулялся сквозняк. Но гулял он на редкость деликатно, осторожно огибая слабые язычки пламени, из последних сил державшиеся за пропитанные маслом фитили светильников.
Ветер боком обошел князя Святослава, ощутимо ударив в лица бояр, так что у Ольстина Олексича выступили слезы на глазах. Ковуй смахнул нежданную влагу с ресниц, удивляясь, как посветлело в покоях.
Новым источником света стала призрачная рука, выросшая у рыжего шара, вращавшегося над ладонями арабского колдуна. Рука была живой, ее пальцы шевелились, пытаясь схватить сплетенных в воздушный хоровод огненных карликов. И она не могла принадлежать не только человеку, но и какому-либо животному, известному на Руси. На ней росло четыре пальца, два сверху и два снизу, соединяясь на манер рачьих клешней. Пальцы заканчивались треугольными когтями, отливавшими в свете воздушного хоровода темным глянцем.
Когти хищно впились в оболочку огненной сферы, сминая ряды золотистых карликов, и пальцы висевшей в воздухе дымчатой руки чудовища вывернулись, швырнув горящий шар наружу из окна.
Затем пальцы втянулись внутрь ладони, словно черви в землю после дождя, и сама рука сложилась сама в себя, растворившись в небытии, откуда и пришла незадолго до этого, вызванная в явь заклинаниями, творимыми Аль-Хазредом на неведомом языке.
А на дворе перед хоромами киевского князя занималось зарево пожара. Забывший о сне, усталости и возрасте князь Святослав с недоумением и тревогой смотрел на пожиравший сани огонь. Пламя тянулось кверху, и низкое гудение сопровождало пожар. Хватило нескольких минут, чтобы саней не стало, на их месте ветер крутил сажу, укрывая ею белую накидку снега на утрамбованной полозьями дороге к сеням.
– Я всегда считал сказкой историю о княгине Ольге, сжегшей в отместку за мужа город Искоростень. Теперь начинаю верить в ее истинность, – задумчиво произнес Святослав. – Скажи мне, араб, ты действительно желаешь служить мне, а не Кончаку?
– Вопрос в цене, – нерешительно сказал Аль-Хазред, уставившись в глазурованные плитки пола.
– Назови свою, тогда и решим.
– И не забывай, с кем собираешься торговаться! – зашипел Ольстин Олексич.
– Киевский князь не торгуется, – поправил боярин Роман.
Ольстин Олексич подумал, что Роман Нездилович не так прост, как кажется. Злопамятство – качество, необходимое для человека во власти. Зло забывать нельзя, а то рискуешь навлечь на себя еще большие напасти. Роман Нездилович не простил Ольстину Олексичу того, что на переговорах чувства возобладали над невозмутимостью. И нашел возможность нанести ответный удар.
– Мне нужна одна вещь из княжеского имущества, – вкрадчиво сказал Аль-Хазред. – И еще мне нужны письменные гарантии, что князь Святослав отдаст ее. За это я готов перейти на службу Киеву во время войны с половцами.
