Око времени - Кларк Артур Чарльз (бесплатные серии книг txt) 📗
Но вышло так, что как раз тогда, когда Филипп готовился к грандиозному походу против Персии, его убили заговорщики.
Новому царю тогда исполнилось всего двадцать лет, но он смело продолжил все то, что досталось ему от отца. Несколько коротких успешных военных кампаний укрепили положение Александра в Македонии и Греции. Затем он устремил свой взор на ту добычу, которая была почти что в руках у Филиппа. Персидская империя раскинулась от Турции до Египта и Пакистана, и ее великий царь мог собрать войско числом в миллион воинов. Но миновали шесть лет жестокой и блестящей войны — и царь Македонии воссел на престоле в Персеполе.
Этот царь желал не просто покорять земли, но править на них. Он хотел распространить греческую культуру по Азии: по всей своей империи он закладывал или восстанавливал города по греческому образцу. И, что было гораздо более противоречиво, он пытался сплавить воедино самые разные народы, которыми правил. Он стал носить персидские одежды, перенял персидский образ жизни, он повергал в ужас своих приближенных, целуя в губы у них на глазах евнуха Багоаса.
Между тем Евмен продвигался по своей карьерной лестнице рядом с царем. Его старательность, ум и политическая гибкость обеспечили ему безраздельное доверие царя. Империя все возрастала в размерах, а вместе с ней возрастала и ответственность, лежащая на плечах Евмена, и в конце концов ему стало казаться, что на его плечах — тяжесть всего мира.
Но этому царю было мало просто империи. Покорив Персию, он повел свое окрепшее в боях войско — все пятьдесят тысяч воинов — на юг и на восток, к богатейшему и таинственному трофею — Индии. Они шли и шли на восток по неизведанной и не нанесенной на карты стране и продвигались к побережью океана, который, как думал царь, омывает весь мир. Странные это были края: в здешних реках водились крокодилы, леса кишели гигантскими змеями, здесь поговаривали о других неслыханных империях. Но царь не желал останавливаться.
Почему он продолжал свой поход? Одни говорили, что он бог, воплотившийся в тело смертного человека, а боги всегда желали большего, нежели люди. Другие говорили, что он жаждет превзойти в подвигах великого героя Греции Ахилла. Кроме того, было еще и любопытство: человек, воспитанный Аристотелем, не мог усмирить в себе страстное желание познать мир. Но Евмен подозревал, что истина гораздо проще. Александр был творением своего прославленного отца, и не стоило дивиться тому, что молодой царь жаждал затмить его славу и доказать, что он — еще более великий человек.
Наконец у реки Беас войска, уставшие от многолетнего похода, взбунтовались, и даже богоподобный царь не смог двигаться дальше. Евмен полагал, что у Александра достаточно здравого смысла. Хватало и того, что есть, — удержать бы то, что имели.
Кроме того, Евмен уже тайком подумывал о своих перспективах. Он не раз сталкивался с соперничеством при дворе. Македоняне презрительно относились к грекам — это была заносчивость воинов перед простыми «писцами», и самих талантов Евмена хватало для того, чтобы он нажил себе множество врагов. К примеру, Гефестион жутко ревновал к своему возлюбленному царю всех, кому тот оказывал доверие. Порой распри между приближенными царя заканчивались гибелью кого-то из них. Но Евмен уцелел — и у него тоже имелись собственные амбиции. Как только царская власть сместится от завоеваний в сторону политического и хозяйственного укрепления империи, смогут пригодиться все способности Евмена, и он намеревался обеспечить себе должность повыше какого-то там секретаря.
После подавления мятежа у реки Беас у царя сохранилась еще одна великая мечта. Находясь в самом сердце Индии, он велел выстроить огромный флот, чтобы на кораблях проплыть по Инду, а затем вдоль побережья Персидского залива, дабы открыть новый торговый путь, за счет которого можно было бы еще более сплотить империю. Александр разделил свое войско: Гефестиону он поручил отвести флот к дельте. За ним по берегу следовал обоз с поклажей и драгоценные царские слоны. Евмен и его подчиненные отправились в путь с флотом. Сам царь задержался, дабы усмирить бунтующие племена в своей новой провинции — Индии.
Все шло хорошо до тех пор, пока царю не встретился народ, называемый маллои, и их укрепленный город Мултан. Царь, со свойственной ему отвагой, сам возглавил атаку — и был ранен стрелой в грудь. В последнем донесении, полученном Гефестионом, сообщалось о том, что раненого царя должны перенести на корабль и что этот корабль поплывет по реке вслед за остальным флотом, а войско прибудет позднее.
Но это случилось несколько дней назад. И ощущение было такое, словно оставшаяся выше по течению реки армия завоевателей мира бесследно исчезла. А в небе происходили немыслимо странные знамения; люди шептались о том, что видели якобы, как солнце скачет по небу. Такие необычные знаки могли говорить о страшном и ужасном событии — о каком же еще, как не о смерти богоцаря? Евмен больше верил доподлинным фактам, чем любым недобрым знамениям, но ему было трудно объяснить эти вести — вернее, отсутствие вестей, и чем дальше, тем сильнее он нервничал.
Как бы то ни было, непрестанные заботы по управлению войском отвлекали от мыслей о нарастающей неопределенности сложившегося положения. Евмену и Гефестиону приходилось разбирать спорные вопросы, которые невозможно было решить на более низких бюрократических уровнях. Сегодня они разбирали проступок командира дивизиона пехотинцев. Он, обнаружив свою любимую проститутку в постели своего друга, тоже военачальника, отрубил ему кинжалом нос.
— Проступок не слишком серьезный, — заключил Евмен, — но это очень плохой пример для других.
— Все гораздо сложнее. Это постыдный поступок. — Так оно и было. За обезображивание другого человека по приказу царя воинов карали — например, был наказан убийца побежденного Дария, великого царя Персии. — И ведь я знаю этих мужчин, — продолжал Гефестион. — По слухам, они были любовниками! Эта девица решила вклиниться между ними — наверное, рассчитывала что-то выиграть для себя, рассорив их. — Он потер кончик длинного носа. — А что за девица, кстати говоря?
Это был серьезный вопрос. Представителям народов, которые оказывали войску Александра сопротивление, но потом были покорены, не позволялось проникать в высшие круги командования, дабы они не смогли причинить кому-то вред. Евмен принялся перебирать пергаментные свитки.
Но прежде чем он смог дать ответ, вбежал слуга Гефестиона.
— Господин! Ты должен пойти и посмотреть… Там люди… Они такие странные и удивительные!
Гефестион сердито осведомился:
— Это вести о царе?
— Я не знаю, господин! О, пойди же, пойди и посмотри!
Гефестион и Евмен переглянулись. Затем оба резко поднялись, опрокинули стол со свитками и поспешили к выходу из шатра. Гефестион выхватил из ножен меч.
Бисезу и де Моргана привели к более роскошным шатрам, хотя грязью они были перепачканы не меньше всех прочих. У входа в большой шатер стояли свирепого вида стражники, они встретили чужаков недобрыми взглядами. Тот воин, что сопровождал Бисезу, шагнул вперед и затараторил по-гречески. Один из стражников резко кивнул, вошел в шатер и что-то кому-то сказал.
Де Морган был напряжен и взволнован — Бисеза уже знала, что в такое состояние он впадает, когда предвкушает благоприятное для себя развитие событий. Она всеми силами старалась сохранять спокойствие.
Из шатра один за другим посыпались стражники, одетые немного иначе. Они окружили Бисезу и всех остальных и выставили перед собой мечи. Затем появились двое — явно выше остальных по званию. Они тоже были в боевого покроя туниках и плащах, но одежда у обоих была чистая. Один из командиров, помоложе, растолкал стражу. Широкоскулый, длинноносый, темноволосый, с коротко остриженными волосами. Он смерил чужаков взглядом с головы до ног, всмотрелся в их лица. Как и его подчиненные, ростом он был ниже любого из современных людей. Бисезе показалось, что он нервничает, что на душе у него нелегко, но его мимика и жесты были настолько чужими для нее, что она ни в чем не могла быть уверена.
