Унижение России: Брест, Версаль, Мюнхен - Уткин Анатолий Иванович (хорошие книги бесплатные полностью TXT, FB2) 📗
МОСКВА СТРЕМИТСЯ СОХРАНИТЬ СВЯЗИ С НЕМЦАМИ
С тех пор большевики в России никогда не входили в политические коалиции. Западные послы читали заявление теперь уже однопартийного большевистского правительства: «Двое негодяев, агенты русско-англо-французского империализма, подделали подпись Дзержинского, проникли к германскому послу графу Мирбаху при помощи фальшивых документов и, бросив бомбу, убили графа Мирбаха». Ленин посетил германское посольство с выражением соболезнований.
Германское правительство приступило к обсуждению возможностей пересмотра своей политики в России. Был ли смысл в том, чтобы иметь дело с шатким правительством? Берлин видел трудности большевиков и ждал их падения буквально с часу на час. Такая ситуация не благоприятствовала долговременному сотрудничеству. Не лучше ли передоверить решение «русской задачи» военным? К этой точке зрения склонялись кайзер Вильгельм, его наследник принц Генрих, генерал Людендорф и новый министр иностранных дел Гельферих: бросить против большевизма германские дивизии и поставить у власти в России прогерманских монархистов. К такому же выводу вели правящую верхушку Германии представители белой эмиграции, прибалтийские немцы, представители казачьих формирований на Юге России: германский кайзер не должен пятнать себя сотрудничеством с убийцами царя. Чиновники и генералы начали опасаться воздействия красной пропаганды на германский рабочий класс и армию. Более и важнее всего: у Германии появился шанс осуществить если не союз, то мир Центральной Европы с Западом, используя в качестве предлога необходимость противостоять разлагающему социальному влиянию России. Люди вокруг Людендорфа считали в июле 1918 г., что последнему наступлению Германии на Западе должна предшествовать попытка нащупать шанс примирения с Антантой и американцами. Но Запад держался жестко, и это было решающим обстоятельством. Теперь точно предстояла битва на Западе, и в этой обстановке русский тыл следовало не ожесточить, а замирить.
Смирив гордость, немцы после убийства Мирбаха назначили нового посла — Гельфериха, яростного сторонника диктата в отношении большевиков. 1 августа он требовал: достаточно небольшого удара, чтобы призрачный большевистский режим рассыпался на части: «Продолжать ожидать для нас нет никакой возможности. Все, что необходимо, мы можем получить участием в свержении большевистского режима… Следующий русский строй и общественное мнение будут настроены против нас из-за того, что станут рассматривать нас как друзей и защитников большевиков». На полях этого донесения кайзер начертал: «Совершенно верно! Я говорил это Кюльману еще месяц назад»[223].
Не желая прекращать процесса улучшения отношений с Германией, Ленин все же начал испытывать опасения в отношении пока еще победоносной повсюду Германии. Через несколько дней после покушения на Мирбаха нарком иностранных дел Чичерин прислал с пометкой «срочно» письмо послу Френсису как дуайену дипломатического корпуса: посольства стран Антанты будут в Москве в большей безопасности, чем в Вологде. «Мы надеемся, что высокочтимый американский посол оценит это предложение в дружественном духе. Для выяснения деталей в Вологду посылается товарищ Радек». Френсис ответил, что «мы не боимся русского народа, с которым мы всегда были в дружеских отношениях… Наши опасения связаны с силами центральных держав, с которыми мы находимся в состоянии войны и которые, по моему мнению, скорее могут захватить Москву, чем Вологду»[224].
К. Радек потребовал переезда посольств в Москву. Френсис, выступая как дуайен дипломатического корпуса, отказался их выполнить. В конечном счете было принято решение о выставлении Красной гвардией патрулей для защиты посольств. Чичерин заверял, что Москва безопасна[225]. Бывшие союзные дипломаты оказались как бы между двух огней. И непослушание большевикам, и добровольный переезд в Москву грозили превратить их в заложников в случае начала союзной интервенции в России. Сомнения разрешил капитан британской армии Макграт, прибывший в Вологду из Архангельска 17 июля 1918 г. с планами оккупировать Архангельск. Английское командование опасалось, что с продвижением союзников к Архангельску Советское правительство захватит вологодских дипломатов как заложников, и предложило им переместиться из Вологды в Архангельск. Было решено двигаться к Архангельску. В качестве прикрытия переезда последовала довольно многословная переписка Френсиса с Чичериным: «Союзники никогда не признавали Брест-Литовского мира, и этот мир становится все более тяжелым для русского народа. Недалеко то время, когда этот народ выступит против Германии и изгонит захватчиков из русских пределов»[226].
АМЕРИКА ПРИХОДИТ В РОССИЮ
Посылая американские войска в Россию, президент Вильсон верил в то, что массы русского народа встретят американские батальоны как спасителей и друзей. Прибытие американских войск, полагал президент, «вызовет такую мощную и дружественную реакцию среди населения, что выступающие за союзников власти, опираясь на спонтанное демократическое движение, возобладают повсюду в Сибири и в Северной России»[227]. Вильсон одновременно с исключительной подозрительностью следил за аналогичными действиями конкурентов. Он писал своему послу в Токио Моррису, что, если японское правительство не ограничит свой экспедиционный корпус условленными семью тысячами человек, то встретит противодействие американской стороны. Токио на этом (довольно коротком) этапе не желал раздражать могущественную Америку и подчеркивал согласие ограничить свои силы.
С этого времени Вильсон стал игнорировать советы своих «более либеральных» друзей, призывавших, исходя из военной целесообразности, признать Советское правительство. Президент сближается с госсекретарем, более внимательно, чем прежде, читает донесения своего посла из России. 30 июля 1918 г. посол Френсис так оценивал ситуацию: «Русский народ оказался разделенным, одни верят в монархию, другие — в социалистическую республику… Их национальная гордость, кажется, сейчас просыпается, и они настолько недовольны большевистским правлением, что готовы пойти на союз с Германией, если мы не вмешаемся… Американская морская пехота уже высадилась в Мурманске, и я надеюсь, что американские войска направляются к Архангельску. Россия — огромная страна с безграничными ресурсами, ее населяют 200 млн. человек, которые необразованны, но преданно любят свою страну. Я несколько раз выступал с заявлениями, стараясь поднять русских против Германии, но число воспринявших этот призыв лиц очень ограничено». Френсис полагал, что «к американцам в России относятся лучше, чем к другим иностранцам. Здесь ощутимо предубеждение относительно других союзных правительств. Русские считают, что Англия, Франция и Япония намерены подчинить себе ресурсы и людскую мощь России, а большевики делают все возможное, чтобы усилить эти подозрения… Наши цели пока не рассматриваются как эгоистичные». Интервенция все же сыграла свою роль, и в конце августа (19-го) Френсис докладывает в Вашингтон, что Ленин и Троцкий все чаще «называют американское правительство империалистическим и капиталистическим. Большевистские ораторы, поступая таким образом, находят тысячи слушателей, которые верят им»[228].
Американцы еще верили, что русские, возможно, «выкарабкаются» из постигшего их несчастья. Европейские союзники США не разделяли подобных надежд. Летом 1918 г. англичане и французы практически потеряли веру в способность русских к самоуправлению. Со своей стороны многие русские (не обязательно большевики) стали все более подозрительно относиться к намерениям западноевропейцев, прежде всего англичан. Скажем, экс-министр иностранных дел Терещенко, направлявшийся к Колчаку в Омск, «как и большинство русских, полон подозрений в отношении намерений Британии. Но американскую политику поддерживает полностью… русские считают американского посла своим лучшим другом среди дипломатического корпуса»[229]. Сказалось подозрительное отношение американцев к японцам (а англичане с ними дружили), легкость поворота англичан от России после Брест-Литовска, в отличие от американцев, столь дружественных в «14 пунктах».
