Первая кровь (СИ) - Черемис Игорь (версия книг txt, fb2) 📗
— Считай, что это входит в подарок бабушке, — пояснил я. — Надеюсь, у неё сегодня действительно день рождения? Ведь вы с ней могли и придумать его как повод затащить меня сюда…
— Сегодня у неё день рождения, поверь, — буркнула Алла. — Уж этим я бы шутить не стала.
— Да я уже и не знаю… Ладно, пошли? Думаю, ей не терпится узнать меня поближе.
На лифте мы подниматься не стали, поднимались пешком, и на площадке перед третьим этажом я придержал девушку за локоть.
— Алла, слушай, — она склонила голову. — Я всё понимаю… боевая бабушка, ты не хочешь её расстраивать и всё такое. Но у нас с тобой это третья встреча, а за три встречи узнать человека невозможно. То есть ни ты не знаешь меня, ни я — тебя. Фактически, мы друг другу чужие люди. Но, думаю, если мы сегодня будем вести себя, как близкие друзья, никто и ничто нас не накажет. Ну а потом будем посмотреть.
Она вдруг улыбнулась.
— Ты чудно говоришь. Но я поняла… ты прав. Не будем выяснять отношения при бабуле. Мы — друзья.
— Не просто друзья, а о-го-го какие друзья! Я даже твои трусики видел…
— Блин! — она снова ударила меня кулачком в плечо.
Я потер занывшее место.
— Да шучу я. Ни слова твоей бабуле об этом не скажу. Мы вообще случайно познакомились, когда прогуливались в парке Горького и нюхали фиалки.
— Блин! — на этот раз я увернулся. — Да не надо врать, она ложь за сто километров чует. И она всё знает… ну, почти всё. Про трусики не знает. И про то, что я башкой треснулась — тоже. Я не стала ей говорить.
— О, кстати, а ты хоть к врачам-то сходила? А то…
— Да помню я, помню, — отмахнулась Алла. — Сходила, конечно. Но они ничего не нашли. Сказали таблеток попить и покой соблюдать. Ну я честно попила и соблюдала…
— Часа два продержалась?
— Три… блин, ты такой заботливый. Чую, вы с бабулей споётесь… на почве беспокойства обо мне.
— Это добавляет мне оптимизма! — бодро сказал я. — Ну что ж, пойдем.
И я легонько подтолкнул её в попку.
А она никак не отреагировала на это.
И отсутствие реакции почему-то сделало меня чуть счастливее.
Бабушка Аллы оказалась весьма бодрой старушкой, с возрастом которой я поначалу попал впросак — был уверен, что ей хорошо за восемьдесят. Но потом всё стало на свои места. Елизавета Петровна отмечала семьдесят второй день рождения и охотно рассказывала о своём славном прошлом — особенно после того, как мы с Аллой не отказались выпить за её здоровье. Пили советского шампанского в хорошо знакомой мне бутылке с черной этикеткой, которую я привычно открыл без струи пены и полетов пробки по квартире. Мои навыки пришлись бабуле по душе, да и Алла одарила благосклонным взглядом.
Шампанское бабуля пила залпом, как водку, и немного, на мой вкус, гнала лошадей, требуя новых тостов. А также дымила как паровоз — сходство добавляло то, что курила она «Беломорканал». Против того, чтобы и мы с Аллой причастились к этой вредной привычке, Елизавета Петровна не возражала.
— Да всякое в жизни бывало, — махнула рукой старушка на мой почти прямой вопрос о её службе в «органах». — Ещё до войны нас, комсомолок, в милицию направили, на усиление. Но что там за усиление? Сидели мы по архивам да секретариатам, у граждан заявления принимали. Бандитов ловить нас не брали — говорили, что берегли, но мы-то понимали, что для бандитов особая сноровка нужна, мужицкая. Тренировались, конечно, стрелять учились, самбо занимались. Ну а как война началась да мужики на фронт ушли, тут уж пришлось и в патрулях походить, и бандитов ловить… хотя какие там бандиты?! Так, рвань подзаборная, ворьё и спекулянты. Ножички свои достанут да на нас, девчонок, наставят — не подходи, мол, шалавы, порешу.
— И как вы справлялись? — заинтересовался я.
Алла, видимо, слышала всё это уже не раз и откровенно скучала.
— Да как-как… молча! Старшая приказывает бросить оружие и сдаться, а мы за её спиной уже и затворами клацаем. Так что сдавались большей частью, чай, не дураки были — против трехлинейки с примкнутым штыком ножичками воевать. Ну а кто не сдавался, тех в расход, ясное дело. Что с ними ещё делать? Потом вообще красота началась, как ППШ дали.
Бабушка действительно оказалась боевой и с целым кладбищем за плечами. Конечно, на это кладбище попадали в основном те, кто этого заслуживал, но всё равно — я, например, не был уверен, что на её месте смог бы клацнуть затвором и выпустить пулю в живого человека, каким бы подонком тот ни был. Впрочем, судьба пока что меня щадила и не заставляла делать однозначный выбор в подобной ситуации. Насколько я помнил, в сороковых очень легко было перейти из стана «своих» в стан «чужих» — достаточно чуть засомневаться в том, правильно ли та самая старшая отдает команду «пли!». Но я мог и ошибаться.
Но с милицией бабушка Аллы покончила быстро. Не знаю, разбиралась её внучка в этих тонкостях, но после войны Елизавета Петровна честно тянула лямку в ВОХРе, хотя она об этом прямо не говорила — видимо, немного стеснялась. Но в этой охране тоже подразумевалось оружие, да и, наверное, у сотрудников имелось разрешение на его применение в определенных ситуациях. Ей и квартира в этом доме досталась не по причине принадлежность к правоохранительным органам, а от щедрот начальства последнего места службы, с которого она благополучно ушла на пенсию семнадцать лет назад. Новоалексеевская тогда как раз застраивалась — и была почти что окраиной Москвы.
Впрочем, довоенная и военная служба бабушки также была связана с милицией очень слабо. Но я не хотел влезать в этот устоявшийся мир, что-то уточнять и поражать всех моими познаниями. Милиция так милиция. Подозреваю, подружки бабули тоже проходили по вохровскому ведомству, где и научились бдительному наблюдению за окрестными злодеями.
Меня немного отпустило. Вряд ли Елизавета Петровна способна сподвигнуть наш первый отдел на пристальное изучение моего персонального дела. Ну а все остальные неприятности я переживу.
Вообще бабуля оказалась интересной собеседницей, живым свидетелем достаточно судьбоносных событий в истории страны. Вместе со всеми, стоя у репродукторов, она слушала Молотова 22 июня 1941 года. Читала сводки и, наверное, отмечала на мысленной карте продвижение немцев по Советскому Союзу — сначала к Москве, а потом — обратно. 9 мая 1945-го она вместе со всеми праздновала Победу. А в марте 1953-го, тоже вместе с ещё кучей народа, хоронила Сталина — она рассказала, что сумела попасть в Колонный зал Дома Союзов и прошла мимо гроба с телом этого грузина, прямо рядом с застывшими в почетном карауле Маленковым, Берией и Хрущевым.
Алла от этих воспоминаний морщилась; подозреваю, большинство фамилий она даже не знала — для неё это были какие-то большевики из далекого прошлого. Я ехидно думал, что если события будут идти своим чередом, хотя бы примерно так, как в моём прошлом, Алле и многим другим её ровесникам через несколько лет придется хорошенько познакомиться не только с фамилиями, но и сексуальными привычками этих людей. Ну а Коротич из «Огонька» постарается, чтобы все читатели выучили наизусть новые и совершенно секретные данные из самых тайных архивов.
А вот я уже был с ними хорошо знаком, и впитывал свидетельства очевидца как губка. Но думал я при этом о своем. О том, что мне надо бы чуть пристальнее посмотреть на то время, когда в Политбюро не было ни Брежнева, ни Андропова, ни Черненко, ни тем более Горбачева. Расширить свои изыскания вглубь истории, так сказать. В моем мозгу почему-то свербила мысль, что всё началось ещё тогда, при Сталине, и 1991 год стал лишь следствием процессов, которые запустила смерть лучшего друга физкультурников.
Бабушка, кстати, о чём-то умалчивала, а о чем-то говорила так, что и не поймешь, что она имеет в виду. Это для меня её недомолвки были открытой книгой — всё-таки за следующие сорок лет многое стало достоянием гласности, а про что-то телевизор вопил чуть ли не двадцать четыре часа в сутки. Сейчас — да, её хитрости работали. Просто они не были рассчитаны на попаданцев.
