Казань (СИ) - Вязовский Алексей (электронная книга .txt) 📗
– Да… Может быть… Если только это правда…
– Как – правда?.. Ужели ты думаешь, я лгу?..
– Нет, учитель, я того не думаю… Но везде, где Государыня, – много шума, треска, разговора, а много ли дела?.. Прости – даже есть ложь, ей для заграницы и для большого народа нужная. Вспомни её манифесты. В своих манифестах о вступлении на престол Государыня пишет, что она отняла престол от мужа «по единодушному желанию подданных». Да где же это единодушное желание подданных? В чём оно выразилось? Она постоянно играет словом «народ». «Намерения, с которыми мы воцарилися, не снискание высокого имени освободительницы российской, не приобретение сокровищ… не властолюбие, не иная какая корысть, но истинная любовь к отечеству и всего народа, как мы видели, желание нас побудило принять сие бремя правительства…» И всё в таком же роде… Что же это такое?.. Обман? Желание укрыться за народ? Когда кругом роскошь, снискание сокровищ и самая подлая корысть!
– Странные вы люди, российские недоучки, профессора! Если Государыня пишет от себя, от своего имени… О!.. Как вы недовольны!.. Какие громы и молнии мечете!.. Самодержавие!.. Ежели напишет она от имени народа… Как можно?.. А кто её уполномочил на это?.. А где же этот народ?.. Видал ты в России народ?.. Знаешь ты народное мнение?.. Народное мнение – это Пугачёв!.. Она материнским своим сердцем, своим знанием России и своею любовью к России угадала, что и как нужно написать.
– Учитель, я думаю иначе… Она писала это для иностранцев…
– Для иностранцев?.. Бога ты побойся, Миша… На что ей сдались эти иностранцы?
– Я думаю…
– Постой, Миша, ежели вопрос тот серьёзный, о нём – потом. В столовой звенят посудой. И как аппетитно оттуда пахнет. Поужинаем, погуляем и тогда и на твой деликатный вопрос ответим со всей искренностью и правдою.
Сумароков обнял за талию Хераскова и повёл его в столовую. Там уже придворный лакей поднимал крышку с овального блюда, и мягкий аромат жареной рыбы, цыплят тонко щекотал обоняние хозяина и гостя.
Ночью начали сниться кошмары. Во сне приходит Харлова с разрубленным лицом, стоит у кровати, смотрит. И ведь отпели ее как положено, похоронили по-христиански…Я еще заезжал в церковь – заказал поминальные службы.
Иногда Татьяна приходит не одна – с Колей. Парень стоит рядом, держится за подол. Брат с сестрой молчат, лишь смотрят. Я чувствовал, что начинаю сходить с ума, поэтому в один из вечеров приказал Агафье “взбить” мне подушки. Девушка резко покраснела, опустила голову. Молча пошла вперед со свечой. По дороге тихо спросила – Не брезгуете, царь-батюшка?
Конечно, лучше бы уединиться с Машей. Но ее не отпускал из госпиталя отец. Я, конечно, мог пренебречь его мнением, но Максимов был мне сильно нужен – только начал делать массовые прививки в войсках от оспы. Горожан тоже лечил успешно – с момента захвата города в Казани не было ни одной эпидемии.
– Что же брезговать? Ходила с дворянами ты не по своей воле, насильно.
Мы зашли в спальню, Агафья зайдя за шкаф начала расшнуровывать платье и расплетать косу. Я уселся на кровать принялся стаскивать сапоги.
– Погодь, Петр Федорович, я помогу.
Даже не раздевшись толком, Агафья бросилась стаскивать с меня обувь. Ее большая грудь с темными сосками вывалилась из лифа и тут уж я не выдержал. Прямо в сапогах, повалил девушку на кровать, задрал подол, сам скинул штаны и подштаники. Резко вошел.
Агафья застонала, подалась вперед. Девственницей она, разумеется, не оказалась, но и большого постельного опыта я тоже не обнаружил. Сношение оказалось пресным и напоминало больше разрядку для обоих.
С Татьяной, да даже с невинной Машей, было больше страсти и чувств. Впрочем какое-то единение мы почувствовали, Агафья прижалась ко мне сбоку, стала напевать какую-то заунывную русскую песню. Что-то про тоску, про душу, что хочет неба…
– Татьяна ко мне во сне является – внезапно сознался я – Плохо является.
– Ай ты батюшки! Мытарства то ее идут худо!
Агафья начала рассказывать, что после смерти человеческого тела ведомая ангелами душа христианина восходит к Богу. На этом пути душу встречают падшие бесы, родоначальники всех грехов и пороков. Они препятствуют ее восхождению своими обвинениями, тянут в ад. Или хотя бы обратно на Землю.
– Дела у нее тут неоконченные остались – уверенно произнесла девушка.
– Какие же?
– Вестимо какие – братик ее, Коленька. Отпустил бы ты его царь-батюшка.
– Предателя этого? Ведомо тебе, что Харлов и пустил державинских в дом? – я рывком отстранился.
– Ведомо, Петр Федорович – Агафья взяла меня за руку – Бог прощать велел! И Танечека не упокоится покель с братом беда такая.
Я тяжело вздохнул, задул свечу.
Парикмахер закончил убор императрицы, удалился, и Екатерина Алексеевна рассматривала себя в зеркале одного из её роскошных чеканных туалетов. Она была румяна, ещё сияли тёмно-серые глаза из-под соболиных бровей, каштановые волосы отливали золотом. Шитое серебром синее платье открывало в лифе высокую грудь. Хороша!
– Вы великолепны, ваше величество! – польстил императрице секретарь Александр Храповицкий. Он с поклоном сам открыл дверь в Золотую анфиладу Царскосельского дворца.
– Опять вчера пьянствовал? – грозно спросила Екатерина – Духом от тебя, братец, тяжелым несет.
– Как можно-с! – Храповицкий поклонился, пропуская императрицу вперед – Так-с с друзьями немного жженки испробовали у лейб-гвардейцев.
– Начинай прием – Екатерина прошла в кабинет, села в кресло. Лакеи принесли маленькие кремовые пирожные, чай.
Первым вошел граф Чернышев с папкой. Поцеловал руку, начал долго и нудно на карте показывать ход военных действий на юге, жаловался на самоуправство Суворова.
– Победителей не судят – махнула рукой Екатерина – Не о том молвишь, Захар Григорьевич! Что с там с маркизом?
– Твердых сведений о происходящем в казанской губернии нет – вздохнул граф – Орлов должен был днями из Москвы выдвинуться к Новгороду.
– Почему же не выдвинулся? – грозно нахмурилась Екатерина.
– Пьянствует – коротко ответил Чернышев.
– Вот депеша-с от Павла Петровича – неслышной тенью скользнул в кабинет Храповицкий.
Екатерина вскрыла письмо, начала читать. В раздражении бросила бумагу на секретер.
– Ей Богу! Как кошка с собакой! Сей же час Захар Григорьевич, отпишите Орлову выдвигаться к Казани. И я тоже дам указ на сей счет. Иначе вместе с ним вся гвардия сопьется. Кто будет бить маркиза?
После Чернышева пришел тяжело дышащий Суворов старший. Опять обсуждали военные дела, потом польские. Глава Тайной экспедиции подал Екатерине доклад о воровстве киевского губернатора.
– Василий Иванович – императрица отпила чаю из фарфоровой чашки – Ежели мы будем каждого казнокрадца вешать, да казнить – кто губернаторствовать будет? Останемся вдвоем.
– Как же поступить? – качнул париком Суворов старший.
– Велите вышить большой кошелек. Размером… ну вот с мою левретку – Екатерина кинула кусочек пирожного собаке – И пошлите ему.
– Сей намек будет понят – засмеялся глава Тайной экспедиции – Сделаю.
– И отпишите ему с оказией наше повеление. Пусть велит обер-коменданту крепости святого Димитрия генерал-майору Потапову – прекратить все следственные дела над донскими казаками. Того и глядишь эти волки перебегут к маркизу.
– Мне докладывал астраханский губернатор, что сие воры уже послали снестись с Пугачевым – Суворов открыл папку, достал витевато написанный документ. Екатерина быстро пробежала его глазами, опять разгневалась.
– Нет, каков дурак! У него в руках были станичники и он их упустил! Поди уже у маркиза пируют.
– Повелите учинить розыск над атаманом Ефремовым?
– Бог с тобой, Василий Иванович! Ежели схватим атамана, полыхнет по всему Дону. Силы “муженька” моего удвоятся. Лучше бы астраханского губернатора погнать с должности.
– А кого назначить на его место? – пожал плечами Суворов.
