Да, та самая миледи - Галанина Юлия Евгеньевна (чтение книг .txt) 📗
Какое счастье, что дети уже во Франции, только это дает мне слабую надежду, что ради них я выкарабкаюсь, опять, как кошка, извернусь в падении и стану на четыре лапы, но все-таки как тяжело жить, зная, что обречен…
Остались за бортом и Лориан, и Брест – последняя возможность вернуться во Францию. Думала ли я об этом? Конечно, и даже предупредила капитана. Но противный ветер и бурное море отняли эту возможность. Пришлось распрощаться с мыслью еще раз поговорить с кардиналом.
Через девять дней после того, как судно вышло в море, впереди показался Туманный остров, берега Финистера.
Мои предположения оправдались: в Портсмуте полным ходом шла подготовка к выходу новой эскадры. Как раз во время нашего прибытия на воду спускали еще четыре больших военных корабля. Заходящее солнце поблескивало в окошках их кают.
В подзорную трубу, любезно одолженную мне капитаном, я даже разглядела на молу группу пышно одетых людей, наблюдающих это событие. Глаза мои ошиблись, выдавая желаемое за действительное, или это было на самом деле, но под одной из шляп с лихо закрученным белым пером мне почудилась голова Бекингэма.
Над портом носились чайки. Пахло гнилой рыбой.
Капер стал на рейде.
Почти сразу же борт к борту к нему остановился сторожевой катер, спустивший шлюпку, направившуюся к нашему трапу.
Шлюпка, которую двигали по волнам восемь гребцов, доставила на наше судно офицера флота Его Величества. Тот переговорил с капитаном и вызвал всех, находящихся на борту, на палубу.
Бурча и чертыхаясь, команда и пассажиры выстроились в носовой части капера.
Пройдя наш неровный, настороженный строй, человек с катера задержался взглядом на мне, но ничего не сказал. Все это было, по меньшей мере, неприятно. Все напряженно ждали, что же будет дальше.
Офицер с катера, молодой человек лет двадцати пяти – тридцати, неожиданно взял на себя обязанности лоцмана и, заняв место капитана, повел капер в гавань. Катер держался рядом. Он был неплохо вооружен для своих размеров, – шесть пушек выразительно скалились с его бортов.
Пока мы пробирались меж стоящих в гавани кораблей, вечер превратился в ночь. Стало еще холоднее.
Наконец мы добрались до места, куда счел нужным привести корабль свалившийся на нашу голову непрошеный лоцман. Он же приказал погрузить мои вещи в шлюпку и предложил мне проследовать туда же.
Это еще по какому праву?
– Кто Вы такой, милостивый государь? – поинтересовалась я. – И почему Вы так любезны, что оказываете мне особое внимание?
– Вы можете догадаться об этом по моему мундиру, сударыня, я офицер английского флота, – равнодушно-вежливо ответствовал он.
По мундиру, разумеется, можно догадаться практически обо всем, вплоть до того, что кушал утром его владелец… Как это я сама не догадалась…
– Но неужели это обычно так делается? Неужели офицеры английского флота предоставляют себя в распоряжение соотечественниц, прибывающих в какую-нибудь гавань Великобритании, и простирают свою любезность до того, что доставляют их на берег? – не унималась я, непонятливая.
– Да, миледи, но это обычно делается не из любезности, а из предосторожности: во время войны иностранцев доставляют в отведенную для них гостиницу, где они остаются под надзором до тех пор, пока о них не соберут самых точных сведений.
Очень похоже на откровенную ложь, хотя придраться не к чему. А почему он назвал меня миледи? Из любезности?
– Но я не иностранка, милостивый государь. Меня зовут леди Кларик, и эта мера… – сообщила я ему.
– Эта мера – общая для всех, миледи, и Вы напрасно будете настаивать, чтобы для Вас было сделано исключение.
Да, вот положение… Сбежать некуда, придется пока подчиниться. з – В таком случае я последую за Вами, милостивый государь.
Я позволила офицеру свести меня по трапу в шлюпку и усадить на расстеленный на корме плащ.
– Гребите! – скомандовал офицер матросам.
Шлюпка понеслась к берегу. Там уже стояла карета. Офицер первым вышел на набережную и подал мне руку.
– Эта карета подана нам? – цасторожилась я.
– Да, сударыня.
– Разве гостиница так далеко?
– На другом конце города.
А четверо из гребцов тоже вышли на берег.
– Едемте.
Карета повезла нас прочь от набережной. Покачивались, словно махая нам вслед, сигнальные фонари на мачтах.
Офицер застыл напротив меня с непроницаемым лицом. Ничего не выражали впалые голубые глаза, плотно сжатый рот, выступающий подбородок. Даже редкие каштановые волосы на покатом лбу умудрялись ничего не выражать. Лишь воинственно торчащая бородка заявляла: я при исполнении.
Время шло, а гостиница не появлялась. Выглянув из окна кареты, я увидела, что домов вокруг не было и в помине, лишь черные деревья окружали дорогу.
– Однако, мы уже за городом! – сообщила я офицеру.
Офицер никак не отреагировал.
– Я не поеду дальше, если Вы не скажете, куда Вы меня везете. Предупреждаю Вас, милостивый государь!
Офицер по-прежнему молчал.
– О, это уже слишком! – воскликнула я. – Помогите! Помогите!
Желающих спасти меня почему-то не нашлось. Лишь карета понеслась еще быстрее.
Испепелив невозмутимого офицера взглядом, я попыталась открыть дверь кареты.
– Берегитесь, сударыня, – заметил мой спутник. – Вы расшибетесь насмерть.
Это в мои планы пока не входило, пришлось вернуться на место. О-о, дьявол, злость забурлила внутри меня, а нет ничего хуже бессильной злобы, она отнимает способность здраво рассуждать и быстро Принимать правильные решения. Офицер немного ожил и с удивлением наклонился, рассматривая мре лицо. Наверное, никогда не видел сильного проявления эмоций на лицах своих подопечных. Это меня отрезвило. Ладно, от ярости перейдем к кротости.
Жалостливым-жалостливым голосом я пролепетала:
– Скажите мне, ради бога, кому именно – Вам, Вашему правительству или какому-нибудь врагу – я должна приписать учиняемое надо мной насилие?
– Над Вами не учиняют никакого насилия, сударыня, – с высокомерием заявил офицер. – Ваше нынешнее положение – просто мера предосторожности, которую мы вынуждены применять ко всем приезжающим в Англию.
– Так Вы меня не знаете вовсе? – всхлипнула я.
– Я впервые имею честь видеть Вас! – твердо заявил мой собеседник.
– И скажите честно – Вы же не питаете ко мне никакой личной злобы? – Если вскинуть глазки вверх на собеседника, получается неплохое выражение оскорбленной невинности.
– Никакой, клянусь Вам.
Ну что же, это радует. Посмотрим, как можно будет использовать.
Изредка печально вздыхая, я съежилась в углу кареты, и дальнейший путь прошел в полном молчании.
Путешествовала я в компании с офицером английского флота около часа. Затем карета остановилась. Раздался звук, который бывает, когда отодвигают тяжелые кованые ворота. Зашуршал под колесами кареты песок. Где-то совсем рядом море гулко билось о скалистый берег.
Опять карета покатилась по твердой поверхности и остановилась. Офицер выскочил и застыл, ожидая меня. Все, конец пути.
Я оперлась на поданную руку и вышла. Карета стояла во дворе-колодце высокого строения, окружавшего двор с четырех сторон. Замок на берегу моря… Что этот молодчик плел про гостиницу?
– Все-таки, я пленница, – послала я офицеру милую улыбку. – Но это ненадолго, я в этом уверена, моя непорочность и ваша любезность в том порукой.
А если не непорочность, то умение выпутываться из самых запутанных ситуаций…
Офицер промолчал, видимо, у него было свое мнение на этот счет. Он вынул из-за пояса боцманскую дудку и трижды свистнул, умудрившись выдуть из этого немудреного инструмента три разных ноты. Боже, да это целый концерт!
Появились люди, занявшиеся лошадьми и укатившие карету. Офицер пригласил меня пройти в"дом. Хорошо, войдем в тюрьму точно так же, как входили в Виндзор.
Низкая дверь впустила нас в сводчатый, темный коридор. Маленький источник света теплился где-то далеко в глубине его. Офицер провел меня к каменной винтовой лестнице. Мы поднялись по ней и остановились перед одинокой дверью.
