На исходе лета - Хорвуд Уильям (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений TXT, FB2) 📗
— Я верю, что Слово призвало меня.
— Признаешь ли ты начертанное Слово откровением, необходимым для спасения кротов?
— Да, я верю в это.
— Признаешь ли ты учение об Искуплении?
— Поистине я верю в это.
— Принимаешь ли ты на все времена суд Господина или Госпожи Слова и дисциплину сидимов?
— С благодарностью принимаю.
— Будешь ли ты прилежен в изучении Слова, в молитвах, в дисциплине, в поддержании правды против заблуждений?
— С помощью Слова, буду.
— Будешь ли ты стремиться претворить свою жизнь пусть даже в смерть, если такова воля Слова?
— Со смирением — буду.
— Будешь ли ты во все времена свидетелем Слова и истинным вершителем его воли?
— Как меня учили, буду.
— А теперь давайте помолимся за послушника Брендена. О Слово, если такова твоя воля, пусть он останется жить. Дай ему силы с честью пройти обряд и стать сидимом!
— Да будет так! — воскликнули вместе послушники и Хранители.
— Так пусть же Слово засвидетельствует твою веру, пусть воды озера очистят твое тело и пусть Слово будет милостиво к тебе, если заблуждение вкрадется в твое сердце! — Этими словами Хенбейн закончила Клятву Согласия, являвшуюся первой частью церемонии, и кивнула Первому Хранителю, чтобы он продолжал обряд.
Напуганный послушник медленно попятился в озеро и сохранил равновесие только благодаря крепкой хватке Хранителя, державшего его за правое плечо. Было очевидно, что милость Слова сейчас подвергнется испытанию.
Четвертый Хранитель, второй поручитель послушника, теперь тоже зашел в воду и, протянув лапу, схватил послушника за левое плечо.
— Да свершится над сим послушником суд Слова! — сказала Хенбейн, когда двое Хранителей положили лапы на горло Брендена. Резким движением они закинули ему голову назад, так что крот со всплеском почти полностью скрылся под водой.
В своем рассказе об обряде Сликит говорила, что была совершенно не подготовлена к шоку от ощущения ледяной воды на голове, рыльце, в глазах. К этому добавлялись полная дезориентация и уязвимость, которые испытывает крот в подобной позе, и они усугублялись тем, что ее держали так, пока дыхание не сперло в легких и ее не охватила паника.
Тогда, говорила Сликит, так же внезапно, как погрузили, ее вытащили под ослепительно яркий луч света из трещины в вышине. Острые, сдавливающие горло когти повернули ее к Скале, и круговорот темного звука, созданного эхом от пения кротов перед Скалой, показался ей новым утоплением, еще более страшным.
И тогда Хранитель прошептал ей:
— Плыви! И да будет с тобою Слово! Плыви и помни все, чему тебя учили. Держись левее и не останавливайся, не ослабляй усилий ни на мгновение. Плыви!
И она поплыла через пугающий, леденящий, отупляющий холод озера, через ослепительный свет к Скале — а та словно отступала с каждым отчаянным гребком, и от невероятного холода немело не только тело, но и ум.
Так Сликит рассказывала Мэйуиду; то же самое, должно быть, ощущал послушник Бренден из Хаука. Все взгляды устремились на него. Он должен был доплыть до Скалы, начертить на ней знак и вернуться обратно. Если возвратиться назад слишком быстро, не оставив пометки, умрешь от когтей Хранителя-Наставника и поручителя. Если плыть слишком долго и медленно, потеряешь ориентацию, поддашься холоду, начнешь блуждать, и это тоже смерть — от стремительных, затягивающих водоворотов у середины Скалы.
— Держись левее! Все время левее! — был традиционный совет, и поколение за поколением послушников удивлялись, почему Хранитель-Наставник так надоедливо повторяет одно и то же.
Но теперь Бренден начал понимать — истинное Слово, он понял! Вода сковала его холодом, когда послушник поплыл на луч света в колышущуюся тьму и услышал то, о чем его предупреждали: жуткое многоголосое эхо своего испуганного, отчаянного дыхания, отражающееся от скалы впереди.
— Плыви на звук, — говорили ему. — Питайся от его силы, чтобы стать сильнее, иначе его слабость ослабит тебя.
Но Бренден чувствовал слабость, а также панику, потому что в неведомой темной глубине под собой ощутил мощное течение, относящее его в сторону, хватающее за выбрасываемые вперед лапы. Дыхание его стало частым, отчаянным, и страшное эхо несло с собой слабость.
Как и многие до него, Бренден старался вспомнить кротовьи годы тренировок. Чтобы сохранить силы, он решительно устремился вперед, к левой части Скалы, и, преодолев смертельно опасный участок, оказался у цели.
— Левее, левее, — шептал он, стуча зубами при виде призрачной темной пасти в середине Скалы, куда засасывалась вода и куда невидимый поток начал затягивать его. Там, в вечном проклятии Клоак, пропали предыдущие неудачники.
— Левее!
Память о тренировках начала изменять Брендену, безнадежность сковывала отчаянно гребущие лапы, темный звук завораживал и манил к себе, и все, чему учили послушника, оказалось напрасным. Паника охватила крота, и он стал очередной жертвой…
Его лапы протянулись к Скале. «Левее! Левее!» — твердила ослабевающая память, но его несло вправо, течение становилось все более стремительным и неумолимым.
Бренден сделал роковую передышку, чтобы оглядеться в поисках спасения, но спасения не было. Он увидел лишь луч света и далекие силуэты кротов, а течение несло его в самый центр темного звука — отражения его собственного страха. Страха осязаемого; страха, имеющего вкус; страха, ощущаемого как все возрастающая боль; и отчаянные гребки послушника становились все более беспорядочными. Скала нависала над ним, а на ней виднелись надписи. Никто не видел их так близко, кроме тех, кто сразу после этого и умер.
Тогда он закричал, послушник Бренден из Хаука, и от его крика Скала издала звук, страшнее которого никто не слышал прежде. Он возник как черный коготь, пронзающий и выворачивающий кишки, и это было хуже повешения за рыльце, а как только Бренден успел издать второй крик, темная вода затянула его и завертела в круговороте. Последним рывком, последним осмысленным усилием послушник попытался дотянуться до Скалы, но тщетно. Течение ободрало ему голову о низкий свод и засосало вниз. Бренден ощутил отчаяние, поняв, что все испытания в его жизни, все надежды, все опасения, все вообще, даже любовь, даже первые детские воспоминания, вели в никуда — только к этому безнадежному ужасу и чувству, что разрываются легкие.
Так послушник Бренден был потерян для мира. Донесся лишь его предсмертный крик и царапающие звуки, усиленные эхом и вселившие еще больший страх в остальных послушников. Эти звуки придали Хранителям вид судей и палачей, а Хенбейн, мрачная и спокойная, манящая и безжалостная, показалась олицетворением самого Слова.
— Следующий! — сказала она, и второй ученик Первого Хранителя нерешительно вышел вперед, и церемония обряда возобновилась.
❦
Еще трое погибли, выжил пока один, — и это был последний из учеников Первого Хранителя. Зловещее начало. Оно омрачит будущее этого Хранителя. О наставнике судят по его ученикам — так говорит Слово. Но когда выживший выкарабкался на берег, всеобщий страх, поселившийся в гроте, сменился чрезмерным энтузиазмом. Если смог один, смогут и другие! Это возможно!
К своему кругу посвящений приступил Второй Хранитель, затем следующий, и глубоко в черном сердце Верна обряд продолжался весь этот день Середины Лета. Зловещее начало проложило путь серии удач, и, пока луч света двигался через озеро к Скале, несколько послушников благополучно доплыли до Скалы и вернулись обратно.
Так прошло тринадцать посвящений, а потом, уже среди учеников Четвертого Хранителя, еще одна смерть, за ней еще одна, за ней третья. Мрачные предчувствия охватили свидетелей ритуала, так как умирали знакомые им кроты и умрут еще другие. Ничего не оставалось, как со все усиливающимся трепетом смотреть на Хенбейн и выполняющего обряд Хранителя и завидовать тем, кто уже успешно прошел испытание.
С этими выжившими произошло странное превращение. На них словно снизошел свет успеха и самоуверенности — жесткий, безжалостный свет кротов, которых испытывали и испытали, и теперь они ощущали свою исключительность и не считали достойными уважения тех, кто еще не проявил себя. Такое пренебрежение к остальным со стороны только что прошедших посвящение и есть главная цель обряда Середины Лета. Он готовит кротов к подавлению других и к тирании, теперь уже в роли настоящих сидимов.
