Уроки ирокезского (СИ) - Климова Алиса "Луиза-Франсуаза" (читать книги .TXT) 📗
Впрочем, последний вопрос меня интересовал очень мало. Черт Бариссон намеченную программу выполнял даже с некоторым опережением намеченного графика – просто потому что и за океаном кризис был очень даже заметен и Борису Титычу часто удавалось изрядно сэкономить на различных "мелочах". Там копеечка, здесь центик… а девяносто шесть акров земли на Кони-Айленд обошлись всего в полтораста тысяч долларов. Кризис – всё продается со скидкой. И все продаются: за каких-то жалких сорок семь тысяч неучтенной наличкой муниципалитет выдал разрешение на снос двух мешающих Бариссону улиц. И на строительство совсем нелишнего для намеченных дел здания…
Но эта покупка – как и покупка уже квадратной мили на окраине Филадельфии – "сожрала" далеко не все "сэкономленное". Так что денег хватало и на прочие "захватнические" планы. Ну а "сдача" уже покрывала все мои российские расходы. Бариссон за год довел еженедельную продажу яиц до сорока восьми миллионов, и четыре миллиона американских центов так же еженедельно поступали в мой бездонный карман. Откуда практически с той же скоростью тратились – ведь даже баржи мои строились из американского проката. Во-первых, это было много дешевле, чем закупать стальной лист в России, хотя бы потому что лист в три шестнадцатых дюйма был тоньше чаще всего используемого для постройки речных судов русского двухлинейного. Да и цена на сталь в США была заметно ниже русской – я уже не говорю о том, что катанный лист в разы дешевле кованного, а "русские" промышленники даже кровельное железо ковали, а не катали.
Еще за океаном закупалась краска для судов, медь для котловых труб, рельсы, проволока-катанка для арматуры. Станки – некоторые, все же лучше их было закупать в Европе. Я бы все станки в Европе закупал, но отдельные очень нужные станки просто мне не продавали. Ну ничего, еще годик – и Чаев запустит производство в Харькове, ну а то, что мне надо сейчас – пусть дороже, но куплю у янки. А что не куплю – сам сделаю. То есть не совсем сам…
В споре зодчих победил Федя Чернов. Что мне было понятно: быстро (за месяц всего) подняв бетонный каркас, стены он стал ставить на всех этажах почти одновременно, и хотя народу у него на стройке работало втрое больше, подход себя оправдал. Наш дом был самым высоким в городке – мало что пятиэтажным, но еще и с башенкой, в которой я разместил кабинет. Камилла часто приходила ко мне – ведь из огромных окон кабинета открывался такой красивый вид! На восток от дома шла Центральная улица, если это можно было назвать улицей. Посередине этой самой улицы находился канал – с одетыми в гранит набережными, шириной в полсотни метров, и через каждые полкилометра над ним нависали арки мостов, а в промежутках между ними были арки поменьше – пешеходных мостиков. У почти вертикальных стенок канала глубина была всего чуть больше двух метров, но посередине – уже больше семи. По десять метров в стороны от канала, сразу за неширокими, метра по два, тротуарами, располагались липовые аллеи. За аллеями шли трамвайные пути (в один ряд с каждой стороны канала), далее – асфальтированная дорога шириной в семь с половиной метров, затем – еще газон с деревьями – пятиметровый, затем – тротуар, еще один пятиметровый газон – и только после всего этого стояли дома. То есть улица получалась шириной метров в сто пятьдесят – ну а в длину она была три километра, от нашего дома до здания, в котором я предполагал разместить Технологический институт. Когда-нибудь потом, во всяком случае не раньше, чем его выстроят…
Дома вдоль центральной улицы тоже ставились большие, пятиэтажные – но все же пониже моего. А дальше, в стороны он центральной улицы, шли кварталы с домами для рабочих – и их тоже было из окна видно. Потому что они хотя и были четырехэтажными, но стояли за домами, которые еще не успели построить…
Вообще построить не успели еще много чего: закончить удалось пока только два "инженерных" дома, два еще только начали отделывать. Асфальтом покрыли кусочек дороги метров в тридцать, липы – хотя и высажены были уже на первом полукилометре аллей – ростом хорошо метра два были, да и сам канал… Гранитом успели отделать только его начало напротив моего дома – тот пятидесятиметровый кусок, который был "поперек", а дальше все остальное пока было одето в голый бетон. Все остальное из выкопанного, все пятьсот метров до первого моста, ажурная арка которого была пока собрана из одной арматуры и только-только стала одеваться в опалубку. Единственное, что было полностью закончено – это трамвайные пути, и пока я мысленно представлял себе грядущие красоты, по рельсам пробежал очередной "грузовой трамвай", везущий уголь на электростанцию или на завод. Да, два десятка домов для рабочих тоже были достроены – ведь кто-то должен работать на не только выстроенных, но уже даже запущенных заводах и фабриках.
Я проводил взглядом "трамвай": Илья отнесся к моей просьбе очень серьезно и сделал наверное даже лучше, чем я просил. "Грузовой трамвай" был не четырех, а даже шестиосный, с шестью уже семидесятикиловаттными моторами, и легко тащил за собой до десятка небольших – по моим меркам – двадцатитонных вагончиков-хопперов. Мог и двадцать тащить, но обычно хватало пяти: сто тонн угля – стандартный груз одной баржи, а локомотивов Илья изготовил уже с десяток и на причалах просто не было смысла ждать пока погрузят больше вагонов. Конечно, возили не только уголь, вон, паровой каток яростно укатывает щебень на будущей улице под асфальт, а ведь щебенку тоже доставляли по реке, причем аж с Камы – ну не удалось поближе "каменистую" местность выкупить под карьеры.
Пока я размышлял о том, что следует в первую очередь делать дальше, в "кабинет" поднялась Камилла с Катенькой. Екатерина Александровна девушкой была суровой: если Камилла ненадолго уходила из комнаты, где даже мирно спала эта привередливая барышня, то об этом вскоре узнавали обитатели трех соседних этажей. В крайнем случае я мог служить "временной заменой" жене: у меня на руках дочь соглашалась заснуть и даже с полчасика после этого поспать в кроватке – но не больше. Так что жена принесла дочку, уложила ее в специально стоящую в кабинете кроватку:
– Наслаждаешься пейзажем? Надеюсь, когда Катенька в школу пойдет, она пойдет уже не по стройке…
– Ну ты же знаешь, что сначала нужно выстроить город-дублер…
– Ты мне это уже говорил. Но я все рано не понимаю, зачем нам два совершенно одинаковых дома? И почему, если тот дом тоже полностью готов и даже улицы выглядят уже прилично, мы живем здесь? При том, что ты сам почти каждый день туда работать ездишь?
– Здесь школа для детей…
– Там тоже есть школа, даже четыре… четыре?
– Уже шесть, но это неважно. Здесь – правильная школа. Но даже и это неважно.
– А что важно? Там хоть какое-то общество есть, в гости можно сходить…
– С Катенькой?
– Ну пригласить гостей. А здесь – нет же никого!
– Вот это меня и радует. Камилла, солнце мое, мы сейчас не просто строим какие-то заводы и зарабатываем какие-то деньги. Мы сейчас наступаем на гланды очень многим людям и они…
– Куда мы наступаем?
– На гланды… это вот эти железы, образное выражение… извини.
– Нет, просто неожиданно получилось – но забавно. Ну наступаем, а дальше?
– Ты слышала, что в Балашовском уезде одного из наших мальчишек убили? В смысле, из тех, кто на стройке работал?
– Нет, не слышла… кого?
– Ты не знала его, просто рабочий. А убили его за то, что он звал других парней ехать к нам на стройки вместо того, чтобы на тамошних кулаков горбатиться. Понятно, что убийц поймали, они уже на каторгу едут – но это всего лишь пример того, что наша работа очень многим встает поперек горла, и эти многие, с рождения думать не обученные, готовы убивать. Сюда же они не доберутся, хотя бы потому, что ничего про этот город не знают.
– Как не знают? Тут же строителей одних…
