Две столицы (СИ) - Вязовский Алексей (бесплатная библиотека электронных книг .txt) 📗
Но сколько веревочке не виться, а конец неизбежен. И первого мая 1774 года во второй половине дня головная барка каравана притерлась к берегу, на котором возвышалось Павлово. Прочие, глубже сидящие в воде суда, пришвартовались борт о борт к кораблю Баташов, образовав компактный табор на воде. К прибывшим торговцам тут же явились государевы люди в сопровождении дюжины казаков.
Как и боялся Баташов, повстанцы были крайне нелюбезны. Все суда были осмотрены, всех работников выгнали наверх и пересчитали. Олсуфьев во время обыска и опроса гармонично притворялся приказчиком, чему конечно сильно помогала наклеенная борода.
Сход на берег, под страхом смертной казни, запретили всем кроме купца и одного его сопровождающего. На просьбу Баташова о встрече с государем, ответили, что де государь ни кого не принимает и все дела торговые следует решать с секретарем государя Почиталиным. Андрей переглянулся с Олсуфьевым. Выходит Пугачев все еще жив? Капитан глазами показал купцу на берег.
Проверяющие удалились, оставив пару неразговорчивых казаков в качестве пикета.
— Ну делать нечего — Баташев тяжело вздохнул — Почиталин так Почиталин.
В сопровождении Олсуфьева Андрей отправился к ставке Пугачева. По дороге они оба наблюдали суету большого военного лагеря. На склонах холмов вокруг поселка белели ряды палаток близ которых курились дымки костров. Олсуфьев привычно принялся считать костровища как самый характерный показатель численности.
Недалеко от их пути, вдоль берега реки Талки толпа крестьян, с деревянными муляжами мушкетов на плечах, учились шагать строем и правильно реагировать на команды. Зрелище было потешное. То один, то другой новобранец поворачивал не в ту сторону и нарушал строй и без того неровной колонны. Некоторые из крестьян слишком долго соображали при выполнении команд и тоже разрушали построение. На провинившихся тут же обрушивалась палка капрала и вся пехоцкая артель, ибо отрядом это язык не поворачивался назвать, начинала упражнение с начала.
Чуть дальше новобранцы отрабатывали штыковой бой, так же вооружившись палками вместо ружей. Олсуфьев тихо выругался увидев среди инструкторов солдат в форме преображенского полка, но с красными повязками на рукаве.
Еще дальше группы мужиков суетились вокруг деревянных макетов пушек, изображая операции по чистке, заряжанию и наведению на цель. Что поразило Баташова и вероятно Олсуфьева, так это численность таких макетов. Их было не меньше пяти десятков и, судя по всему, с каждым из них занималось несколько потенциальных артиллерийских расчетов.
В бывший дом управляющего Шереметьевскими вотчинами, купца и его приказчика даже не пустили. К ним на улицу вышел хмурый Почиталин, выслушал купца, принял из его рук бумагу и велел ответ ждать на судне и по селению не шататься.
— Господин хороший, а в кобак — то нам можно али нет? В Муроме трактиров то не осталось. Погорели надысь. — вступил в разговор Олсуфьев с характерным окающим говором.
Почиталин недовольно покосился на него.
— В войске государя императора объявлен сухой закон. Так что в расположении лагеря никаких кабаков не может быть.
После чего развернулся и ушел. Олсуфьев посмотрел ему вслед, потер шею ребром ладони и жалостливо обратился к казачкам охраны:
— Робя, можа вы поможите. Душа горит.
Казачки, посмеявшись над страданиями приказчика, подсказали адресок жидовина, у которого можно было прикупить горячительного и даже посидеть в тесном кругу друзей под горячие домашние закуски. Баташов в разговор не вступал, без споров пошел по указанному адресу и даже оплатил стол с закусью.
Весь оставшийся вечер Олсуфьев проторчал в импровизированном трактире, угощая за счет Баташова заглядывающих к жидовину за жженкой солдат и унтер — офицеров. Разумеется, не просто так, а с предложением поговорить. И слушая рассказы солдат о бардаке в армии, о безграмотности офицеров, о недостатке оружия, амуниции и припасов, Баташов старательно прятал ухмылку. Письмо, переданное Почиталину, получили, прочитали и оперативно приняли меры.
За прошедшее с Пасхи время последствия отравления уже прошли, но я по — прежнему принимал посетителей лежа в постели, старательно демонстрируя слабость даже своим соратникам, не посвященным в тайну. Казачки, которые умудрились отравиться вместе со мной так же вынуждены были изображать немощных, отчего ужасно страдали от скуки и завидовали единственному «умершему» из них. Тот, радуясь жизни, уже скакал с депешами и распоряжениями к Шигаеву за Урал, подальше от могущих разоблачить обман наблюдателей.
А мне приходилось контролировать ситуацию, опираясь в основном на письменные рапорты и донесения. Картина происходящего выглядела так. Все боеспособные полки выдвинулись пешим порядков в строну Мурома сильно растянувшись по почтовому тракту. Большая часть конницы была в авангарде. В Павлово остался полк Крылова, моим указом получивший название «Муромский» и пять сотен казаков. Вокруг Павлово табором стояли шесть тысяч крестьян, половина которых годилась в строй и проходила сейчас обучение. Вторая половина участвовала в сооружении укреплений вокруг Павлово и вдоль Владимирского тракта. Укрепления старательно маскировали, укрывали срезанным дерном и даже высаживали обратно заранее обкопанные кусты.
Кроме того, в срочном порядке, сквозь густые чащи Муромских лесов прорубались просеки временно увеличивающие пропускную способность тракта, а через речки строились дополнительные мосты исключающие возникновение узких мест. Ибо я помнил и чтил святую заповедь: «Дилетанты изучают тактику, любители стратегию, профессионалы логистику».
Но не только логистикой мы будем побеждать Орлова. Как говорил Сунь — цзы: «Убивает противника ярость». А ярости моим солдатам теперь не занимать, после того как к берегу Оки у Павлово пристал «Корабль мертвецов». Его появление вызвало у Новикова бешеный приступ творческой активности и он, простым русским языком, наваял такие проникновенные тексты, что от прослушивания их хотелось бежать и рвать солдат Орлова голыми руками. Тексты эти тотчас же были размножены и разосланы в войска, зачитывались в церквях. Я повелел срубить в Павлово отдельный храм на месте захоронения варварски убитых Орловым солдат и назвать его Церковью сорока девяти мучеников Муромских.
Новиков с Радищевым появились у меня в лагере вместе с Шешковским и его подчиненными. Тайники, обеспокоенные покушением, сразу занялись допросами и негласными обысками у польских офицеров. А журналист и юрист пожаловали к одру больного с проектом первой российской конституции.
Положа руку на сердце, это был стыд и позор. Изобилие выспренних общих слов, вводящих читающего в состояние транса и минимум конкретики. Я разумеется, раскритиковал их творчество и даже наверно немного обидел при этом. Но тут же похвалил за правильный ход мыслей и пообещал, что как только здоровье позволит, сам попытаюсь составить правильный текст.
Первого мая, с утра, прямо во время работы над проектом конституции, Почиталин передал мне послание от Баташова. Давно я не получал вестей от купца. И даже начал нехорошо думать про него. Но как оказалось зря. Я пробежал глазами список привезенного на продажу. Очень меня порадовал большой груз шанцевого и плотницкого инструмента. После чего я зажег керосиновую лампу и стал нагревать бумагу горячим воздухом светильника. Между строк чернильного текста стали проступать коричневые линии тайнописи.
Через некоторое время я уже читал текст совершенно другого характера. Баташов оповещал меня, что в барках с инструментом в междудонном пространстве спрятано три сотни ружей с нарезными стволами. Что его сопровождает соглядатай от Орлова — капитан Измайловского полка Михаил Олсуфьев который следит за его действиями и по дороге в Павлово руководил высадкой на берег разведывательных команд егерей. Иные вести предлагалось сообщить устно за недостатком места на бумаге.
Я тут же вызвал Шешковского и передал ему письмо. Степан Иванович письмо прочел и поспешил приводить в действие давно подготовленный сценарий дезинформирования противника. Так что Орлов узнает очень много тщательно подготовленных, ложных подробностей, ибо как говорил тот же Сунь — цзы: «Война — это путь обмана».
