По следам Добрыни - Членов Анатолий Маркович (книги регистрация онлайн txt) 📗

«Свенельдичская» версия. Итак, в момент решающего сражения 946 года Святослав обладал славянским именем, тогда как Ольга и Свенельд таковыми не обладали. И в связи с упоминанием имени Свенельда здесь необходимо сделать некоторое отступление. Дело в том, что именно из-за Свенельда произошло научное недоразумение: открытие Прозоровского 1864 года постигло полное забвение – о нем не знали даже узкие специалисты по X веку, и автору этих строк пришлось как бы заново вводить его в научный обиход [54].

Дело в том, что академик Шахматов, крупный знаток проблем летописания, упомянул об открытии Прозоровского в начале века в таких выражениях, что оно стало казаться последующим исследователям частью шахматовской (кстати, чрезвычайно запутанной и неудачной) конструкции, которая совершенно безосновательно превратила Добрыню… во внука варяга Свенельда!

Академик Шахматов писал: «В 1864 году Д. Прозоровский высказал предположение, что отец Добрыни и Малуши Малко – одно лицо с Малом, князем Древлянским; Любечанином летопись назвала его потому, что Ольга, взяв его в плен после смерти Игоря, поселила в Любече. Думаю, что основная мысль Прозоровского верна: Малко одно лицо с Малом Древлянским» [55]. Это выглядело как недвусмысленное согласие с Прозоровским. Но так как Шахматов дальше называет отца Добрыни и Малуши Мистишей Свенельдичем, то цитированные мною только что строки создали впечатление, будто Шахматов уточнил Прозоровского, установив, что имена Мала и Малко носил на самом деле сын Свенельда, причем основным именем его было Мистиша.

Но такое впечатление лишь иллюзия. На самом деле Шахматов и не думал ни соглашаться с Прозоровским, ни использовать его открытие, ни даже уточнять его. Шахматов счел, что… ни Мала Древлянского, ни Малко Любечанина вообще не было в природе! Вопреки процитированным словам, его «свенельдичская» конструкция была построена на отрицании им реального существования обеих этих фигур.

Начал ее построение Шахматов от Свенельда. В летописи упоминаются два сына Свенельда – Лют (погибший в конфликте с древлянами спустя три десятилетия после этого) и Мистиша (известен лишь по имени без всяких дел и дат). Шахматов зачем-то слил их воедино и невесть почему приписал этому собирательному Свенельдичу… восстание Мала и казнь Игоря Рюриковича!

Но ведь в этой версии вообще нет Мала Древлянского?! Вот именно. Он не отождествлен со Свенельдичем, а просто отсутствует. Так откуда же взялось в летописи имя Мала? Оно будто бы приведено по ошибке.

Жил будто бы в те времена некий Мал Кольчанин, то есть князь города Кольческа (фигура эта – чистейший вымысел Шахматова; специально о Кольческе Рыбаков, критикуя эту конструкцию, заметил, что он лежал даже не в Древлянской, а в Дреговичской земле). И этот Кольчанин был будто бы героем народных песен. А дальше началась-де целая серия ошибок переписчиков летописей.

Один из них, вспоминая песни, вписал в летопись по ошибке имя Мала Кольчанина вместо имени Ми-стиши Свенельдича. Другой неверно разбил его, получилось «Малко Льчанин». Третий заменил бессмысленное «Льчанин» на «Любечанин». И так-то и родился в летописи, по Шахматову, своеобразный «поручик Киже X века» – Малко Любечанин, не имеющий никакого отношения ни к Любечу, ни к Владимиру и Добрыне.

Надо сказать, даже сам Шахматов так запутался в собственной «свенельдичской» конструкции, что перестал замечать, что в ней концы с концами не сходятся. Так, он почему-то написал, что Ольга, несомненно, казнила Мала Кольчанина, мстя за убийство мужа. Да за что же Мала-то Кольчанина?! Ведь он ни в чем не виноват! Ведь Игоря-то убил, по Шахматову, вовсе не Мал Кольчанин, а Мистиша Свенельдич. Его бы Ольге тогда и казнить. Как же он уцелел? Чем поплатился Свенельдич за казнь Игоря (если даже в Любечский замок заключен не был)? Почему его восстание подавил его собственный отец, Свенельд? Что с Мистишей вообще потом, после 946 года, сталось? Как он оказался дедом Владимира? Как оказался через 30 лет в распре с древлянами? Увы, на все такие (и многие аналогичные) вопросы искать ответа у Шахматова бесцельно.

«Во всем этом нагромождении натяжек, – пишет Рыбаков, – столь необычном для строгого исследовательского метода Шахматова, можно отметить ряд чисто исторических несообразностей» [56]. Детально разобрав целый ряд таких несообразностей, Рыбаков, в частности, отвел как необоснованное включение Свенельда и «многоименного Свенельдича» в родословное древо Добрыни и Владимира [57].

Неудачные гипотезы бывают и у крупных ученых. Но, поскольку гадательная и запутаннейшая «свенельдичская» версия содержится в капитальном труде Шахматова, она (одними принятая на веру, другими оспоренная) заслонила простую и ясную древлянскую версию Прозоровского, которую перестали замечать.

Если же их сравнить, то сразу убеждаешься, что Шахматов отождествлял несколько фантомов, вообще не фигурирующих ни в одном источнике (верно только наблюдение о Никите Залешанине, но и этого древлянина Шахматов ошибочно счел Мистишей Свенельдичем), тогда как Прозоровский доказал тождество вполне реальных и конкретных Малко Любечанина и Мала Древлянского.

Реальный же Свенельд не только не был дедом Добрыни, но был заклятым врагом его отца и, как я уже говорил, вероятно, лично брал в 946 году их обоих в плен.

Норманская и славянская политика. Но вернемся к дому Рюрика. Именословие первых Рюриковичей показало, что все они были несомненными норманами. По крови? Рюрик и Олег – да. Последующие, может быть, и не вполне. Рюрик мог взять в жены славянку. И у Ольги в принципе могла быть мать-славянка. Но это роли вообще не играет. Решала не доля славянской крови, ибо в династическом праве идет счет не по национальной, а по княжеской крови. Гораздо важнее другое – имена говорят о четкой норманской политике династии до Ольги.

По династическому праву династии следовало бы вести национально-русскую политику, но она со всей очевидностью ее не ведет. Норманское имя сыну Рюрик дает уже на Руси. И все княжеские имена призваны были увековечить власть варягов над славянами и обращены были к норманской знати и гвардии, а не к славянским подданным. Это куда как красноречиво. Да и на имя Святослава Игорь согласился лишь ради того, чтобы и славяне поверили в незыблемость правления дома Рюрика и Олега, согласился в надежде их обмануть.

Итогом норманской политики хозяйничания варягов в чужой стране было то, что, когда взрыв русского Сопротивления (предвидимый Ольгой!) смел в Шатрище и Игоревке самого Игоря и его варяжскую гвардию и поставил Варяжский дом на край катастрофы, в этой династии только Ольга и мальчик Святослав оказались обладателями альтернативной политики. Наверняка остались и другие вдовы Игоря, вероятно, были и принцессы, дочери этих жен, возможно, были в династии и какие-то родичи мужского пола, претендовавшие на регентство. Но все они до единого представляли варяжскую политику, а она обанкротилась под Шатрищем, продолжать ее было нельзя, выиграть с ней разгоревшуюся гражданскую войну было невозможно.

Летопись рисует картину автоматического получения власти Ольгою после смерти Игоря (если даже не ее регентства во время его Коростеньского похода). На самом деле все обстояло иначе, и в начавшейся в Киеве панике разгорелась борьба за трон. Но когда полянское боярство и оставшаяся в Киеве варяжская знать решили не присягать Малу как новому государю Руси, им надо было немедленно выбрать контргосударя со своей стороны. И в тот момент катастрофы даже им для сохранения своих привилегий потребовался правитель, готовый на кардинальные реформы, готовый сменить курс и обещать вместо варяжского железного кулака славянскую политику.

И здесь – еще до сражения 946 года, еще в 945-м – сработало имя Святослава. Изо всей династии славянское имя был только у него. И новым государем был немедленно провозглашен пятилетний Святослав. И это почти автоматически означало регентство Ольги, то есть вручение ей полноты власти.