Левиафан шагает по земле - Муркок Майкл Джон (читать книги бесплатно полные версии txt) 📗
«Пожалуйста, передайте всем мое сочувствие команде, потерявшей столько товарищей. Вы доблестно сражались и хорошо сделали свое дело. Отправьте Бастэйбла на флагман. Шлюпка уже выслана».
Текст был подписан просто: «Гуд». Омбуто прочитал это послание мне вслух, пожал плечами, стянул шапку и поскреб свой лохматый затылок.
– До сих пор мисс Перссон была единственной из вашей расы, кто получил доступ на флагман. Вы идете в гору, Бастэйбл, – он поднял вверх большой палец. – В самом буквальном смысле.
Вскоре после этого воздушная шлюпка опустилась на палубу «Дингисвайо». Я забрался в нее и ответил на салют замерзшего офицера Львиной Гвардии, который ею командовал. Бедняга выглядел продрогшим насквозь, и я подумал, что лучшим стимулом, какой только может найти Гуд, если ему потребуется провести своих солдат по Америке в южные штаты, стало бы обещание теплой погоды.
Прошло двадцать минут – и шлюпка пролетела через огромный кормовой шлюз «Чаки» и закрепилась в специальном ангаре на нижней палубе. Электрический лифт поднял нас в помещение гигантского корабля, и вскоре я уже стоял на мягком пурпурно-красном ковре контрольной рубки. Помещение имело большие окна по всем стенам, однако они выходили не наружу, а на сам корабль, и сквозь них можно было видеть главную боевую палубу, где большие орудийные стволы высовывались в люки; на бомбовые шахты, теперь по большей части пустые; на усталых офицеров и солдат, стоящих на своих постах. Генерал Гуд, если судить по его виду, спал еще меньше моего, однако Уна Перссон выглядела необычайно свежей. Она приветствовала меня первой:
– Доброе утро, мистер Бастэйбл. Примите мои поздравления! Вы вышли из этой битвы живым!
Генерал Гуд с гордостью сказал:
– Это было, вероятно, самое ожесточенное и крупное морское сражение в мировой истории. И мы выиграли его, мистер Бастэйбл! Что вы теперь о нас думаете? Для вас мы все еще варвары, которые нападают только на слабых и беззащитных, на раненых и беспомощных?
– Ваши люди и ваши корабли сражались с большим мужеством и опытностью, заслуживающими всяческого уважения, – признал я. – И в этом случае, должен добавить, у вас есть все основания гордиться собой – ибо австрало-японский флот напал на нас, не дав себе даже труда приступить к переговорам.
– На нас? – Гуд мгновенно уцепился за это слово. – Следовательно, вы отождествляете себя с нашим делом.
– Я отождествляю себя с моим кораблем, – пояснил я, – пусть даже для меня на борту нашлось чертовски мало работы. Но я полагаю, что был все же наблюдателем, а не участником.
– Как вам угодно, мистер Бастэйбл, – сдался Гуд и провел рукой по своим седеющим волосам. – Я только что дал вам возможность сделать выбор. Мы как раз собирались обедать. Не хотите ли составить нам компанию?
Я сдержанно поклонился.
– Благодарю вас, – ответил я, – с удовольствием.
– Тогда идемте!
Он просунул руку под мой локоть и вывел меня из рубки, направляя к своей квартире, которая соединялась с мостиком коротким трапом. Здесь уже был приготовлен обед – роскошный выбор холодных закусок, перед которыми я не мог устоять. Превосходный белый рейнвейн был подан к столу, и я с удовольствием выпил стаканчик.
– Условия жизни на борту воздушных кораблей кажутся мне куда лучше, чем на морских, – заметил я. – Там, внизу, ледяной холод, и почти невозможно согреться, разве что в кочегарке. Старые «броненосцы», которые ходили на угле, были, по меньшей мере, теплыми в любых климатических условиях!
– Ну что ж, завтра мы высаживаемся, – заявил Гуд, приступая к трапезе. – Но если на борту «Чаки» вы чувствуете себя лучше, то я буду только рад видеть вас своим гостем.
Я хотел уже было отклонить его приглашение, когда Уна Перссон, сидевшая рядом со мной в длинном коричневом бархатном платье простого покроя, накрыла мою руку своей.
– Пожалуйста, останьтесь, мистер Бастэйбл. Так вы сможете куда лучше наблюдать завоевание Нью-Йорка.
– Неужели Нью-Йорк непременно должен быть захвачен? Я слышал, там уже почти никто не живет.
– Несколько тысяч, – пояснил Гуд. – И примерно треть из них примкнет к нам, как только мы появимся, не сомневаюсь.
– Откуда вам знать это? – спросил я.
– Мои агенты очень неплохо поработали, мистер Бастэйбл. Вы забыли, что я поддерживаю связь со всеми Соединенными Штатами – в конце концов, это же моя родина…
Если у меня когда-либо и были сомнения в том, что Гуд способен взять Нью-Йорк, то как только мы вошли в гавань, некогда одну из самых больших и богатых в мире, все мои сомнения рассеялись. Нью-Йорк пережил еще более страшные бомбардировки, чем Лондон. Город был когда-то знаменит своими высотными строениями, переливающимися тысячью пестрых красок; теперь от них осталось только два или три – полуразрушенные, поврежденные взрывами, эти башни грозили в любой момент превратиться в груду обломков, погребая под собой последние следы того, что в былые времена здесь находились широкие улицы, тенистые аллеи и многочисленные парки. Холодный ветер свистел в руинах, когда мы стали на якорь и наш воздушный флот занял позиции, чтобы отслеживать малейшие признаки сопротивления. «Чака» облетал Нью-Йорк раз за разом и при этом снижался порой до пятидесяти футов. Не оставалось больше сомнений в том, что развалины обитаемы. Костры горели в подвалах, оставшихся под рухнувшими бетонными стенами. Кучки людей, мужчин и женщин, одетых в лохмотья, мчались искать укрытия, как только тень нашего большого корабля скользила по ним; другие же оставались стоять и глазеть.
У меня складывалось впечатление, что в иных районах города царил своего рода порядок. Я видел грязные белые мундиры, солдат в странных шапках – своеобразных капюшонах, закрывавших также их лица. Однако ни одного выстрела не было сделано небольшими отрядами, которые быстро скрывались в тени, стоило нам приблизиться.
Летящие хлопья снега, грязного и уже наполовину прокопченного, делали эту картину еще более безотрадной.
– Я почти не вижу смысла в том, чтобы утруждать себя и завоевывать этот город, – сказал я генералу Гуду.
Вместо ответа он нахмурился.
– Речь идет о том, чтобы нанести удар по боевому духу возможных защитников – здесь и в других частях страны, – почти фанатичное напряжение проступило на его черном лице. Он, не отрываясь, смотрел на руины. Время от времени он начинал говорить со странной смесью сожаления и удовлетворения: вот здесь была первая его квартира в Нью-Йорке, которую он снимал, когда работал на каникулах; вот эта куча проржавевших балок и рассыпавшихся камней некогда была знаменитым музеем или административным зданием. Безрадостно было слушать его. Испытывая отвращение, я отвернулся от иллюминатора и увидел, что за нашими спинами стоит Уна Перссон. На ее лице появилось выражение удивления и грусти, как будто она тоже, по-своему, сожалела, что ей довелось слышать издевательски-радостные замечания Цицеро Гуда.
– Через три часа стемнеет, – сказала она. – Может быть, лучше подождать до завтрашнего утра и тогда совершить посадку?
Гуд обернулся к ней, почти разозленный.
– Нет! Садимся немедленно. Пусть узнают тяжесть моей руки! – он схватился за рупор и лающим голосом отдал распоряжения. – Приготовиться к посадке! Всякое сопротивление подавлять беспощадно! Сегодняшняя ночь – праздник для ашанти. Все, что найдете, – ваша добыча! Приведите мне предводителей восстания, как только они объявятся. Завтра мы летим дальше, на Вашингтон!
Полный сострадания, я вновь взглянул на развалины.
– Разве вы не можете пощадить их? – спросил я его. – Неужели они страдали недостаточно?
– Не для меня, мистер Бастэйбл, – его голос звучал жестко. – Не по моей вине!
Всякие разговоры на эту тему он решительно прекратил и движением руки отослал меня и мисс Перссон.
– Если не можете разделить моего наслаждения, так, ради всего святого, не мешайте! Уходите, уходите прочь, оба! Сейчас я не желаю видеть ни одного белого!
