Дети погибели - Арбенин Сергей Борисович (хороший книги онлайн бесплатно .txt) 📗
ПЕТЕРБУРГ. ЗИМНИЙ ДВОРЕЦ.
2 апреля 1879 года.
Императрица Мария Александровна, увидев государя, порывисто привстала с постели. Две камер-фрау, сидевшие возле неё, вскочили и выбежали. Прикрыли дверь за собою и остановились. Одна выглянула в коридор, шепнула:
– Никого…
Вторая, пригнувшись, приникла ухом к двери.
– Слышно? – спросила первая, нервно поглядывая в коридор.
Первая отмахнулась:
– Т-с-с!..
– Сашенька! Ну что же это, а? Как ты? – Мария Александровна, приподнявшись с постели, обняла нагнувшегося к ней Александра Николаевича. – Да тебя трясёт всего…
– Ничего, ничего… Я в полном порядке. Господь уберёг.
Мария Александровна перекрестилась на висевший против кровати образ.
– Этот злодей – совсем мальчишка, – сказал государь, присаживаясь боком на постель. – Выскочил неожиданно, сзади. Я и не понял сначала, отчего это вороны взвились…
Мария Александровна молча вытерла слёзы, снова перекрестилась.
– Стрелять толком не умеет, – продолжал Александр Николаевич. – На войне не был, пороха не нюхал. Молокосос…
– Что ты говоришь, Саша? – голос Марии Александровны дрогнул. – А если бы он стрелять умел?
– Тогда, верно, мне бы и святые угодники не помогли. Револьвер у него был американский, «медвежатник». Пятизарядный…
Он вдруг осёкся. Подумал: кажется, выстрелов было шесть, если не семь… Или уж ему почудилось с испугу?
– Да о чём ты? – спросила императрица. – Ты лучше о себе подумай! Ведь чудом, чудом спасся!
Государь погладил супругу по мокрой щеке.
– Ну, будет. Это, верно, опять сумасшедший был. Много их развелось что-то нынче…
Мария Александровна откинулась на подушки.
– Опять ты не о том… Да разве сумасшедший револьвер достанет?
– Достанет. Как раз сумасшедший-то и достанет. Это умному трудно, а дурак – украдёт, а достанет.
Он внезапно прервал сам себя. Подумал: «Нет, „медвежатник” достать и сумасшедшему не под силу. Надо узнать, кто ими торгует».
Вслух сказал:
– Преступник в беспамятстве сейчас: яду наглотался. У него во рту орех был с ядом…
– Боже! – простонала Мария Александровна. – Да ведь он всё продумал. А ты говоришь – «сумасшедший»…
Государь промолчал. Императрица, как всегда, сумела ухватить самый корень проблемы, самую суть. Только вопрос: преступник сам всё продумал, или ему подсказали?
– А кто он, этот… – спросила Мария Александровна. – Из каких?
Государь вздохнул:
– Говорю же – в беспамятстве. Доктора Кошлаков и Трапп им занимаются. Когда в сознание придёт – всё узнаем.
– А с виду-то каков?
Александр Николаевич подумал:
– Да нынче они переодеваются так, что можно и за барина принять, и за чиновника. Фуражка чиновничья. Шарфик вязаный. А пальто… Да, пальтишко-то ветром подбито. И как он в таком пальтишке револьвер по городу тащил? Револьвер-то тяжеловат…
Мария Александровна закрыла глаза и вдруг сказала:
– Я знаю. Я помню. Когда Юм приезжал, духов вызывал. Духи сказали: кровь надвигается…
– Ах, оставь, пожалуйста! Сто лет уж прошло, и в столы вертячие давно уже никто не верит.
– А как же предсказание о Константинополе? – спросила Мария Александровна.
Александр Николаевич вздрогнул. Вот ведь… Больна, смертельно больна. А всё помнит. Разум чист…
Еще в 1858 году, когда Россия только начала приходить в себя после позора Крымской войны, на сеансе столоверчения в Зимнем духи предсказали странную вещь о «Константинопольском вопросе»: разрешится он-де лишь при внуке царствующего императора. А до того будет большая война, в которой победа будет на стороне России. Но русские дойдут до Константинополя, и у его врат глупейшим образом остановятся. Именно так и надиктовали! И так и случилось не далее как пять месяцев тому назад: генерал Скобелев с передовым отрядом был в двадцати верстах от Константинополя, шпили минаретов видел! И получил приказ: остановиться. И приказ этот отдал он сам, Александр Николаевич. Ввиду угроз европейских держав. Напрасно, напрасно он тогда в эти грозные дипломатические демарши поверил. Вошёл бы в Константинополь – и ничего бы державы не сделали. Смирились бы… Но… Не посмел. Ближайший союзник – Вильгельм – и тот посоветовал ему тогда с Европой не ссориться. То есть, с Англией в первую голову. С королевой Викторией.
Александр Николаевич вспомнил их мимолётный роман, когда они, оба молодые наследники, едва встретившись взглядами, сразу поняли всё наперёд: либо любовь до гробовой доски, либо… Либо ненависть. Кстати, к ненависти причин было предостаточно. Александр Николаевич уже тогда прекрасно знал, что его дед, император Павел I, был убит в результате заговора, который щедро профинансировало английское правительство.
В итоге любви не получилось. Уже даны были авансы Дармштадтскому герцогу. И папенька зорко следил за поездкой сына – через соглядатаев. Куда же без них?..
Вот и осталась у российского императора и английской королевы одна только ненависть. Обоюдная. Беспощадная. Навсегда.
– Тебе, Сашенька, я вижу, не до меня… – прошептала Мария Александровна. – Ну, Господь с тобой. Вечером ещё свидимся. Ступай. Ступай уж…
Александр Николаевич, однако, ещё посидел. Ему почудилось в этом «ступай уж» продолжение: ступай уж, мол, к этой своей бесстыжей Катьке…
Он вспомнил Катю, вспыхнул. Сказал, резко поднявшись:
– Да. Надо срочно созвать кабинет, сенаторов. С этой неслыханной бесовщиной пора кончать. Я не могу допустить…
Он замолчал, гневно сжал кулаки. Тут же вспомнил крепко сжатый кулак умиравшего папеньки, и слова его – «Держи всё… всё…». Не договорил папенька, не успел. Но все, кто стоял у постели Николая Павловича, поняли: «Держи всё ВОТ ТАК!».
Александр Николаевич поцеловал Марию Александровну в бледный, покрытый испариной лоб. Тихо выговорил:
– Прости…
И пошёл к дверям.
– Бог простит, – чуть слышно отозвалась она; потом внезапно приподнялась, сказала умоляющим тоном: – Сашенька! Уезжай. Уезжай ради Бога! В Крым, в Ливадию. Там ОНИ не достанут.
«И там достанут, ежели захотят», – подумал государь и вздрогнул. Нет, всё же там, в Крыму, действительно, безопаснее…
Мария Александровна закрыла лицо руками; сквозь почти прозрачные пальцы пробивались горошинки слёз.
– Вот как тебе свой день рождения приходится встречать, – проговорила она сквозь всхлипывания. – Ведь тебя нынче… в центре столицы… как зайца травили! Как зайца…
Государь сделал вид, что недослышал.
Камер-фрау, подхватив кринолины, уже уносились к своим покоям. А в коридоре возник флигель-адъютант с пакетом.
– Что это? – на ходу спросил государь.
– Список приглашённых на экстренное совещание. От графа Адлерберга.
– Когда совещание?
– Сегодня в одиннадцать.
Государь приостановился, подумал. Отрицательно качнул головой:
– Нет. Приедут не все, впопыхах. Что они смогут решить? Лучше завтра. Да, завтра. С утра, в десять часов. И чтоб каждый имел предложения. Каждый! И… Постой. Вот что. Ты выстрелы слышал?
– Никак нет. Только вороны кричали…
Государь хмуро посмотрел на адъютанта, вспомнил то самое, важное:
– Послушай-ка… Приведи сюда жандармского офицера, который преступника остановил. Это начальник конвойного эскадрона Кох. Немедленно отыщи и приведи!
И зашагал к лестнице, которая вела к покоям Екатерины Юрьевской-Долгорукой.
ПЕТЕРБУРГ. УГОЛ КУЗНЕЧНОГО И ЯМСКОЙ.
Апрель 1879 года.
Поздно вечером – дети уже спали – появился гость.
Анна Григорьевна Достоевская, всегда стоявшая на страже покоя мужа, не пускала:
– Фёдор Михайлович не очень здоров. Спать почти перестал…
