Тени таятся во мраке (СИ) - Чернов Александр Викторович (читать книги бесплатно полностью без регистрации .txt) 📗
Наконец, Германия, до известной степени, сама заинтересована в экономическом нашем благосостоянии. В этом отношении она выгодно отличается от других государств, заинтересованных исключительно в получении возможно большей ренты на затраченные в России капиталы, хотя бы ценою экономического разорения страны. Напротив того, Германия в качестве постоянного — хотя, разумеется, и не бескорыстного — посредника в нашей внешней торговле, заинтересована в поддержании производительных сил нашей Родины, как источника выгодных для нее посреднических операций…
***
— Благодарю Вас, Петр Николаевич. Воззрения свои по германскому вопросу Вы мне изложили более чем доходчиво. И, знаете, я практически со всем согласен. Только думаю, что шарахаться из края в край нам не следует. Сближение наше с немцами должно быть действием прагматичным и планомерным, а вовсе не скоропалительной, импульсивной демонстрацией Парижу своих обид. Рвать по живому с французами нам не следует. И не только из-за денежно-кредитных дел. Все-таки, желательно привлечь их к той самой Комбинации, о которой Вы упомянули.
— Безусловно. Разве России нужна новая война? Что же до набившей уже оскомину галльской мечты о реванше, возможно, найдется способ и мирного решения проблемы. Во всяком случае, я знаю, что Государь имел на эту тему разговор с кайзером. И Вильгельм не отверг с порога идею о частичном удовлетворении претензий французов. Как и датчан, кстати. Конечно, о возврате целиком Гольштинии и Шлезвига, как и Лотарингиии с Эльзассом речь нет и быть не может. Но тема плебесцита для Северного Шлезвига и Мозеля с их преимущественно не германским населением, прозвучала.
— Кстати, а с Его величеством Вы обо всем этом говорили?
— Говорил, конечно. По совету Банщикова я даже изложил мое видение германского вопроса отдельным меморандумом. Который, как мне сказал сам Михаил Лаврентьевич, он сумел преподнести Государю под «правильным соусом» и в удобный момент.
— Ага! Так вот откуда ноги растут. Теперь мне понятно, почему в устах Императора столько созвучности тому, что я сегодня от Вас услышал. А я-то все вычислял, кто же главный сторонник русско-германского альянса к круге ближнем… — рассмеялся Зубатов.
— Слава Богу, если так все. Но, Вы, никак, «колоть» тут меня собрались, милостивый государь? Или, не дай Бог, думаете, что наш монарх без шпаргалки не в силах разобраться в хитросплетениях внешней политики? — Дурново притворно грозно нахмурился.
— Господь с Вами, любезный Петр Николаевич. Один ум хорошо, а два — в любом случае лучше. Я лишь радуюсь, что Его величество с некоторых пор предпочел внимать патриотичным интеллектуалам, а не карьерным подхолимам, чей мыслительный аппарат озабочен лишь проблемами личного благоустройства и удовлетворения тщеславия.
— Если Вы меня целиком и полностью причисляете к первым, то Вы мне льстите. А если ко вторым всецело относите министра фон Плеве, то Вы к нему не справедливы. В чем, в чем, но в патриотизме Вячеславу Константиновичу отказывть нельзя.
Я знаю подоплеку вашего с ним конфликта. Как и о роли господ Мещерского и фон Витте в нем. Если хотите начистоту: я надеюсь, что та история послужила Вам, Сергей Васильевич, серьезным уроком. Меня судьба тоже поколачивала. И вывод я для себя сделал: никогда не стоит спешить размахивать шашкой в борьбе за самое правое дело, если не уверен, что обладаешь исчерпывающей полнотой информации, — Дурново с улыбкой наполнил рюмки коньяком, — Тем более в нашем нынешнем положении не следует давать верх эмоциям, друг мой.
А сейчас я хочу предложить тост… за Михаила Лаврентьевича Банщикова. Что-то мне подсказывает, что далеко может пойти этот лекарь с «Варяга».
— Принимается, Петр Николаевич. Кстати, как Вы находите последний финт от Регента? С его разрешением на развод Ольги Александровны с Ольденбургским?
— Если честно, мне представляется, что это был отнюдь не эмоциональный всплеск и самодеятельность, а заранее согласованное с братом действие.
— Скорее всего. И, следовательно, мы сейчас имеем перед собой пример продуманной работы августейшего тандема. Не так ли?
— Похоже на то. Складывается впечатление, что Государь очень тонко нашел способ воплощения в жизнь таких своих решений, которые ему самому публично принимать по той или иной причине не очень удобно.
— Что ж, ход тем более сильный. Вдобавок, с прицелом на будущее.
— Надеюсь, что все именно так. Во всяком случае, тот памятный разговор, который у меня состоялся с Михаилом Александровичем по его возвращении в Петербург уже в роли Государя-Регента, произвел на меня изрядное впечатление. Передо мною предстал совсем не тот робкий, но по-детски шаловливый, увлекающийся юноша, над которым часто подтрунивали госсоветовские старики, а кое-кто из известных нам деятелей даже полагал сделать Великого князя орудием собственных честолюбивых планов.
Война не сломала и не развратила его. Не сделала циником или кровяным алкоголиком, как с некоторыми там случается. Все с точностью до наоборот: закалила и обтесала. Уезжал на Дальний Восток великовозростный мальчик. Вернулся — серьезный, цельный, не тушующийся человек, знающий себе цену; знающий чего хочет и что должен.
— Возможно, свою роль тут сыграло то, под чьим началом ему довелось повоевать?
— Несомненно. Попади он в руки не к Рудневу, а к Куропаткину, тот бы его из своих штабных тенёт не выпустил. Только ведь, не в одном начальстве дело…
Ну, что? Стремянную? И, Сергей Васильевич, прошу, не забудьте о моей маленькой просьбе. Мне действительно очень важно пообщаться с господином Балком. Хочется задать ему несколько вопросов лично. По тем его предложениям на Высочайшее имя, с которыми Государь нас с Вами ознакомил осенью.
— Конечно, Петр Николаевич. Я не сомневаюсь, что он Вас интересует с чисто профессиональной точки зрения. Вы слышали, кстати, что нашлись деятели, считающие, что «выскочка ловкостью свел дружбу с братом Государя»? Кое-кто в сферах нынче позволяет себе так поговаривать. И очень рискует, ведя подобные разговоры…
Я обязательно и с удовольствием Вам его представлю. Но как только он вернется в Россию: сейчас Василий Александрович выполняет за границей некие поручения весьма деликатного свойства, о которых даже Вас я пока не имею права проинформировать. За что покорнейше прошу меня извинить.
[1] Петр Николаевич Дурново родился 24 марта 1844-го года в многодетной семье Олонецкого вице-губернатора Н. С. Дурново и племянницы адмирала Лазарева. В 1860-м он блестяще окончил Морской кадетский корпус, через два года был произведен в мичманы и около 8-и лет провёл в дальних плаваниях, в том числе у берегов Китая и Японии, Северной и Южной Америки. В 186-м3 году, в ходе одной из экспедиций, в честь Петра Николаевича был назван островов в Японском море. Безусловно, в его лице русский флот получил блестящего, перспективного офицера. Но подвело здоровье, на карьере морехода пришлось ставить крест.
В 1870-м Петр Николаевич выдержал выпускной экзамен в Александровской военно-юридической академии и был назначен помощником прокурора при Кронштадтском военно-морском суде. В 1872-м он оставил службу по Адмиралтейству «с награждением чином коллежского асессора для определения к статским делам» и перешёл в Министерство юстиции. За 12 лет пройдя ряд ступеней на прокурорской и судебной службе, в 1884-м году, в неполные 40 лет, Петр Николаевич получил назначение на должность директора департамента полиции МВД, в которой прослужил 9 лет.
Именно в эти годы, благодаря тесному сотрудничеству с Жандармским корпусом, Департаменту полиции удалось локализовать и разгромить террористическую организацию «Народная воля». Однако, очевидные заслуги перед Россией и Романовыми, не спасли Дурново от монаршего гнева из-за «аморалки».
Петр Николаевич, как и многие выдающиеся личности, имел свою слабость. А конкретно — любил он женщин. И многое сходило ему с рук, пока в фокусе очередного скандала не оказалась его любовница, одновременно являвшаяся таковой и у посланника Бразилии. Одурманенный ревностью, Петр Николаевич приказал выкрасть интимную переписку пассии с дипломатом прямо из посольства. Огласка этого факта взбесила Александра III, и Дурново был отправлен заседать в Сенат без перспектив на серьезную службу.
