Аналогичный мир (СИ) - Зубачева Татьяна Николаевна (читать книги онлайн полностью txt) 📗
В полусне Женя слышала, как он поворочался и, вздохнув, затих. После этих ночей на полу было так приятно лежать в кровати. И мечтать. О Весеннем Бале. Придумывать себе платье и украшения — как будто у неё есть на это деньги. И всё равно приятно. Она и заснула в мечтах о Бале. Несбыточные мечты. Потому что она хочет пойти на Бал с Эркином. Но даже в мечтательных снах это невозможно.
Эркин боялся проспать и несколько раз просыпался, вскидывал голову, вглядываясь в окна, и, видя темноту, снова ронял голову на подушку. Но в этот раз в щель между занавесками просвечивала синева, и он решил вставать. Выполз из-под одеяла и, поеживаясь — за ночь печь совсем остыла, скатал и засунул туда же, где была, под кровать, свою постель. Довольный, что справился тихо — они не проснулись — зашлёпал в уборную. Потом вернулся в комнату за одеждой. Куртка ещё сырая — пощупал, проходя по кухне, но он и в рубашке не замёрзнет. Путь не далёк.
Рассвет начинался медленно, но когда Эркин спустился вниз, свет из синего стал уже серым. Путешествие к выгребной яме сошло благополучно: все окна закрыты ставнями, или видно, как занавески наглухо задёрнуты. Но выгребная яма на отшибе, а колонка с водой посреди двора. Надо было с воды начинать. Это он лопухнулся, конечно. Надо спешить. Запихнув опорожненное ведро в уборную, он схватил вёдра для воды и побежал вниз.
Двор был по-прежнему пуст. Эркин подставил под кран ведро и пустил воду. Тугая струя гулко ударила по жестяному днищу. Эркин быстро обвёл глазами окна. Показалось ему, что в одном из окон дрогнула занавеска, или… нет, вроде, показалось. Он подставил второе ведро. Холод забирался под рубашку, пощипывая рёбра. Но это было даже приятно. Он отключил воду и, уже не спеша, понёс полные вёдра. Привычное ощущение колышущейся тяжести на мгновение отбросило его в прошлое, даже лицо приняло прежнее угрюмое выражение. И по лестнице он поднимался медленно, стараясь не расплескать ни капли. Не заглядывая в комнату, он вошёл в кухню, вылил воду в большой бак на плите и повернулся к выходу. И столкнулся с Женей.
— Все спят, — заторопился он, — меня никто не видел.
Она молча смотрела на него, и он вдруг заговорил быстро и многословно.
— Я ещё сейчас принесу, ведь надо много воды, сегодня суббота, да? В субботу всегда много воды нужно, я по имению помню, всех дворовых гоняли за водой…
— Да, — наконец, кивнула Женя, — мне надо много воды.
Он подобрал вёдра и кинулся к выходу.
Чтобы наполнить бак на плите и ещё один для холодной воды, пришлось сходить ещё четыре раза, и ещё пятый, чтобы была расхожая вода. Он заходил в кухню, выливал воду в баки и тут же уходил. Закончив с водой, подошёл к Жене, растапливавшей плиту, и затоптался рядом.
Женя подняла голову, посмотрела на него снизу вверх.
— Я… — он вдруг запнулся, — я за дровами схожу. Где ключ?
— Вон, на косяке висит, — она взмахом головы указала на дверь.
Эркин ещё раньше заметил висящий высоко на гвозде большой тяжёлый ключ. Жаль, не знал, что от сарая. Ещё бы вчера с дровами управился бы. Он уже взялся за ключ, но тут же отдёрнул руку и обернулся. Женя стояла спиной к нему, переставляя на плите кастрюли и чайник.
— Женя, — тихо почти беззвучно позвал он.
Но она услышала и обернулась.
Было уже совсем светло, и Женя хорошо видела его лицо, уже знакомое ей нерешительное выражение. Но сейчас он, видимо, решится.
— Женя, — повторил он. И вдруг как прыжком с обрыва. — Женя, будет так, как ты хочешь. Как ты скажешь. Ты мне жизнь подарила, как ты скажешь жить, так и буду, — она слушала молча, только бледнело лицо и расширялись, темнели глаза. И голос его становился всё тише и напряжённее. И последние слова он не сказал, а выдохнул. — Скажешь уйти — уйду, под забором твоим спать буду. Совсем уйти — совсем уйду. Скажи, Женя.
И замер, опустив голову, бессильно свесив руки.
— Но, — Женя подошла к нему, попыталась заглянуть ему в лицо. — Я не хочу, чтобы ты уходил. Останься, Эркин. Я так… ждала, что ты вернёшься, что мы встретимся. Ты хочешь уйти?
Он молча мотнул головой. Женя положила руки ему на плечи.
— Не уходи, Эркин.
Он медленно поднял голову, лицо его стало строгим, даже торжественным. Так же медленно он поднял левую руку и мягко сжал её запястье, потянул. Женя не сопротивлялась. И он ударил себя по левой щеке её ладонью, а затем поднёс к губам и поцеловал в ладонь. И отпустил, отступил на шаг, и резко повернувшись, схватил ключ и метнулся к выходу.
Женя догадывалась, что это был какой-то обряд, но не знала какой. Но ведь это неважно. Главное в другом.
Эркин втащил на кухню вязанку дров и мягко без стука опустил у плиты. Женя только ахнула.
— Это ж на весь день!
— На весь день и принёс, — он тяжело дышал и отдувался. — Сейчас уже вставать будут, я на рынок пойду, пока пусто.
— Поешь.
Он молча мотнул головой.
— Некогда. Надо идти.
Женя быстро отрезала ему два толстых ломтя хлеба, помазала жиром и сложила намазанными сторонами.
— Держи. Возьмёшь с собой.
— Оу! Как много! — он радостно улыбнулся, взвешивая сэндвич на ладони, будто не знал, куда его засовывать, то ли в карман куртки, то ли в рот.
— Ешь сейчас, — засмеялась Женя. — Я ещё сделаю. И вот, выпей, — пока он разглядывал сэндвич, она уже налила ему дымящегося чая. — И не задерживайся сегодня, хорошо?
— Как стемнеет, сразу буду, — кивнул он, торопливо жуя и обжигаясь чаем.
— Да, держи, — Женя дала ему портянки. — Вчера без них ушёл.
Он быстро переобулся, натянул куртку и, на ходу нахлобучивая шапку, бросился к выходу. Женя еле успела крикнуть ему вслед.
— До вечера.
— До вечера, — ответил он уже с лестницы.
И снова Женя удивилась его ловкости, с которой он убежал, ничего не задев, ничем не стукнув. И когда она выглянула в кухонное окно, он уже завернул за угол.
— А Эрик где? — встретила Женю в комнате проснувшаяся Алиса.
— На работу ушёл, — спокойно ответила Женя.
— А про него уже можно рассказывать?
— Нет, — отрезала Женя. — Никому ни слова.
— Ладно, — вздохнула Алиса. — Всё равно со мной никто не играет.
По мере приближения к рынку прохожих становилось всё больше. Эркин шёл быстро, обгоняя продавцов и покупателей.
Седой старик, натужно кряхтя, тащил нагруженную набитыми мешками двухколёсную тележку. Поравнявшись с ним, Эркин замедлил шаг, безмолвно предлагая помощь, но старик только рыкнул на него длинным ругательством.
Вчерашних знакомцев Эркин увидел сразу. Они толпились у боковой ограды возле развалин, как ему ещё вчера объяснили, рабского торга. Болтали, по рукам ходили сигареты и самокрутки. Эркина приветствовали как своего. Он встал в общий круг, но от курева отказался. Никто не настаивал. Как никто и не спросил его, где он ночевал, заработал ли что с утра. Он прописан и его дела — это его дела. Захочет сказать — скажет, захочет с кем в паре или в ватаге работать — сам разберётся, а хочет один вкалывать — пусть и вкалывает.
Эркин постоял, послушал новости и пошёл между рядами прилавков, отыскивая работу. В третьем ряду его окликнул коренастый однорукий мужчина в старом армейском мундире. Однорукий купил сразу полгрузовика картошки. Эркин и негритёнок в одном ярко-красном рваном свитере до колен перекидали картошку в маленькую тележку. Негритёнок получил три сигареты и убежал, приплясывая, а Эркин потащил тележку с рынка. Однорукий шёл рядом, показывая дорогу и даже слегка помогая на поворотах и подъёмах. Во дворе крохотного домика Эркин ссыпал картошку в подвал, и с ним расплатились.
Выйдя на улицу, Эркин пересчитал плату. Как все спальники он неплохо разбирался в деньгах, но деньги были новыми, непривычными, и он долго возился с ними. Но семь сигарет — это уже, если добавить к оставшимся от вчерашнего, не так и плохо, и с ними всё понятно. Он разложил деньги и сигареты по карманам на рубашке. Хорошо, что тогда, уходя из имения, взял себе господскую рубашку, а Женя пришила пуговицы — нагрудные карманы надёжнее.
