Люди или животные? [Естественные животные] - Веркор (книги серии онлайн txt) 📗

Первый же обращённый к нему вопрос, казалось, привёл учёного в замешательство: существует ли, спросили его, признак, по которому можно безошибочно, исходя из данных науки, отличить разум примитивного человека от ума животного?

После минутного раздумья сэр Питер сказал, что несколько месяцев назад он бы ответил, что таким признаком является речь. Артикулированная у человека, в отличие от речи животного, отмеченная у первого деятельностью воображения и памяти, она у животного — застывшая и инстинктивная. Но появление тропи вынуждает его признать, что он не сделал всех необходимых выводов: речь тропи, по-видимому, инстинктивна, но в то же время и членораздельна; её нельзя считать застывшей речью существа, лишённого воображения, поскольку запас слов у тропи увеличился, хотя бы пока за счёт подражания; таким образом, её нельзя считать ни человеческой речью, ни речью животных: она содержит элементы той и другой. Теперь ему стало ясным, что специфичным надо считать не речь, которая является лишь средством общения, а самую потребность общения, равно как и цель его.

Подумав, он добавил:

— Некоторые учёные считают, что это специфическое различие лежит в способности человека создавать мифы. По мнению других, оно заключается в способности человека пользоваться символами, и прежде всего простейшим из них — словом. Но в обоих этих случаях мы сталкиваемся с одной и той же проблемой: какой специфической необходимостью обусловлено создание мифов и символов?

Он провёл большой узловатой рукой по своему блестящему черепу.

— Видите ли, рассуждая таким образом, мы вряд ли сумеем прийти к положительному выводу. Поэтому лучше остановиться на фактах, поддающихся контролю: то есть на тех, которые познаются путём анализа различных мозговых связей. Сравнительное изучение этих связей у человека и у животных, возможно, позволило бы установить точное и ясное различие.

— Мы не совсем улавливаем ход ваших мыслей, — остановил его судья.

— Мозг часто сравнивают, — продолжал сэр Питер, — с гигантской телефонной станцией, которая с неслыханной быстротой связывает тысячи различных центров: одни из них ведают наблюдением или изучением, другие руководят или приказывают. В общем, все эти связи определены довольно точно. Я хочу сказать — их роль и количество достаточно хорошо изучены как у человека, так и у различных видов животных. Итак, человеком, по-моему, следует считать всякое существо, мозг которого объемлет всю сумму перечисленных выше связей, а животным — существо, мозг которого этими связями не обладает.

— Но, — попытался уточнить вопрос сэр Артур, — разве количество этих связей одинаково у всех людей, независимо от их классовой принадлежности, возраста, развития, расы?

— Н-н-нет, — замялся сэр Питер, потирая переносицу. — Это было бы слишком просто… Различия существуют… и большие различия… и все-таки не в этом главное. Ведь сумма связей у самого отсталого из негритосов несравненно больше, чем у самого развитого шимпанзе. Можно даже, если хотите, взять количество и качество мозговых связей негритосов за тот минимум, которым должен обладать индивидуум, чтобы иметь право именоваться человеком.

Сэр Артур задумчиво покачал головой и не сразу задал вопрос:

— Не слишком ли произволен и даже искусствен принцип такой классификации? Ведь мы строим эту классификацию, приняв за необходимый минимум мозговые связи негритосов, а затем, исходя из той же классификации, считаем негритосов людьми, поскольку они действительно обладают этим минимумом.

Профессор непринуждённо рассмеялся и сказал:

— Пожалуй. Но, право, я и сам не знаю, как выбраться из этого заколдованного круга.

— Кроме того, не противоречите ли вы самому себе? Тот, у кого отсутствуют некоторые из этих связей, по вашим словам, уже не может называться человеком. Но разве их отсутствие нельзя объяснить специфическими умственными особенностями того или иного индивидуума?

— Совершенно справедливо.

— Следовательно, если у тебя нет тех или иных свойств, ты уже перестаёшь быть человеком? А ведь вы сами утверждали здесь, что если это и возможно, то, во всяком случае, очень рискованно.

— Вы совершенно правы, — ответил профессор.

— Итак, из всего сказанного, — продолжал сэр Артур, — нам, очевидно, придётся сделать вывод, что антропология, равно как и зоология, не в состоянии установить точной границы, отделяющей человека от животного?

— Боюсь, что это так.

Наступило довольно продолжительное молчание. Затем сэр Артур, чуть заметно улыбнувшись бледно-розовой тюлевой шляпке с зелёным бантом, видневшейся в глубине зала, спросил:

— Если не ошибаюсь, профессор, на земле не существует такого племени, независимо от того, живёт ли оно на самом отдалённом острове или где-нибудь в неизведанной пустыне, чью психологию вы бы не изучили самым детальным образом. Так вот, видели ли вы хоть одно племя, которое бы не носило амулетов?

По залу пронёсся лёгкий смех, несколько ослабивший напряжение. Но профессор даже не улыбнулся.

— А ведь и в самом деле нет. Никогда не видел, — после некоторого колебания ответил он.

— Чем же вы объясняете это явление?

— Что именно вас интересует?

— Не кажется ли вам, что вера в амулеты, которая существовала во все века и у всех народов, свойственна исключительно человеку?

— Да. Равно как и способность создавать мифы. Но это ещё ничего не доказывает.

— Как знать, — возразил сэр Артур. — Разве способность задавать себе вопросы, даже самые примитивные, не свойственна только человеку, одному лишь человеку, пусть самому неразвитому, самому отсталому?

— Конечно.

— А нельзя ли, — продолжал судья, — объяснить эту способность некоторыми мозговыми связями, которых нет у животных?

— Нельзя ли? — задумчиво повторил профессор. — Ведь любопытство свойственно и животным. Многие животные страшно любопытны.

— Однако они не носят амулетов.

— Да, не носят.

— Значит, если они и любопытны, то иначе, чем человек. Ведь они-то не задаются вопросами?

— Вполне с вами согласен, — ответил сэр Питер. — Отвлечённое мышление свойственно только человеку. Животным оно недоступно.

— Вы в этом абсолютно уверены? Стало быть, у животных невозможно обнаружить признаков такого любопытства, пусть даже в самом зачаточном состоянии?

— Не думаю, — ответил сэр Питер. — Такие вопросы выходят за пределы моей компетенции, но на первый взгляд… Животное смотрит, наблюдает, ждёт, что станется с тем или иным предметом, какие произойдут с ним изменения… и только. Вещь исчезает, а вместе с ней проходит и любопытство. Ни… ни этого протеста, ни этой борьбы против немоты окружающего их мира вещей. Дело в том, что любопытство животного всегда остаётся чисто потребительским, ему нет никакого дела до вещей как таковых, они интересуют его лишь в той мере, в какой соотносятся с ним самим — животное неотделимо от них, неотделимо от природы, приковано к ней всеми фибрами. Оно не абстрагируется от вещей с целью познать их извне… Одним словом, — закончил сэр Питер, — животные не способны мыслить отвлечённо. Не здесь ли в таком случае следует искать переплетение связей… специфическое переплетение, которое доступно человеку, и только человеку.

Вопросов к свидетелю не было, судья поблагодарил профессора и не стал его больше задерживать.

Его место занял капитан Тропп — розовый дородный блондин с живыми смеющимися глазами. Сэр Артур напомнил присяжным, что капитан Тропп является автором многочисленных докладов, сделанных им в Музее естественной истории и обобщающих его опыты с человекообразными обезьянами, и что его известность уже давно перешагнула границы Великобритании.

Судья вкратце изложил ему сообщение сэра Питера Рэмпола и те споры, которые оно вызвало. Затем задал ему следующий вопрос:

— Считаете ли вы, капитан Тропп, что даже самые развитые обезьяны лишены малейшей способности абстрагировать?

— Ну, конечно, нет! — воскликнул толстяк.

— Простите!