Мурка (СИ) - Гуров Валерий Александрович (читать хорошую книгу .TXT, .FB2) 📗
— Еще раз сунетесь — если только не должок принесётё, пеняйте на себя, — предупредил я и захлопнул дверь.
Подождал секунд пять, вдруг товарищи тунеядцы и алкоголики ломанутся следом. Но кишка у них оказалась тонка и приключений на утро хватило. Тогда я повернулся к застывшей и боящейся шевельнутся хозяйке. На Евдокию мои разборки произвели впечатление, взгляд, которым женщина смотрела на меня, поменялся с подчеркнуто безразличного на заинтересованный и восхищенный.
— Интересные у вас и постояльцы, — хмуро улыбнулся я.
— Скажешь тоже, постояльцы, — встрепенулась Евдокия, выходя из оцепенения. — Подружки моей бывшей сынок, его как из дома за это дело попрут, так он ко мне ночевать приходит. По первой из жалости я его пускала, а теперь вот совсем обнаглел, спасу нет.
Хозяйка вкратце рассказала мне, что этот Лешка сначала раз в месяц ночевал, потом раз в неделю. А когда смекнул, что с него деньги за ночлег не берут, вовсе ушел из дома и решил сесть Евдокии на шею. Она его было попросила за жилье платить на общих основаниях, да тот только «завтраками» отбрехивался и глазки как у кота из Шрека строил. Вот теперь, под занавес, дружка-пьянчужку привел.
Я ради приличия выслушал хозяйку, хотя мне история Лехи и Бори была не особо интересна.
— Едвокия, а Евдокия, есть где себя в порядок привести? — спросил я, поднимая оброненную алкашом скалку и вручая обратно хозяйке, которая приняла ее с таким видом, как будто я подарил ей цветы.
— Конечно, можно... пять рублей!
— А скидочку нельзя ли организовать? Или там, «все включено», не? За операцию по спасению вашей скалки, так сказать, — уточнил я, немного прифигев с цены и с наглости её владелицы.
После непродолжительной дискуссии хозяйка согласилась на два рубля.
— Уговорил, хотя я потом не расплачусь, вода сейчас — что жидкое золото, — всплеснула руками Евдокия.
Два рубля — тоже деньги, но я согласился. Можно, конечно, забить и ходить немытым, и самое удивительное, что вряд ли кто заметит нечистоплотность. Но я как-то мыться почаще привык, а привычка — дело неблагодарное. Хватит и того, что я хожу с нечищенными зубами второй день подряд.
— Идем уже, — отвлекла меня от мыслей хозяйка.
Когда я задал резонный вопрос, как много людей соглашаются искупаться по цене съема конуры, Евдокия призналась, что душ для постояльцев в этом ростовском «Рэдиссоне» вовсе не предусматривался. И мне разрешено воспользоваться санузлом по великому блату. Пока Евдокия искала ключи (она заперла дверь, чтобы Алеша с Борей не вошли внутрь, даже если им приспичит), пошли малость запоздалые благодарности.
— Спасибо тебе, что помог хулиганье прогнать! — запыхтела она, как будто выдавливая из себя слова. — И двадцати нет, а уже мужик, небось, мамка гордится таким сыном?
Вообще, мужик ты или не мужик, особо не зависит от того, сколько лет человек землю топчет. Да и у каждого свое понимание мужского. Как, впрочем, женского тоже.
— А у меня мамки нет, померла, — я равнодушно пожал плечами, ради приличия поддерживая разговор. — Другие родственники меня разгильдяем считают.
Евдокия нашла ключ, укромно спрятанный в районе зоны декольте, и принялась отпирать замок, который никак не хотел поддаваться. Я поглазел на ее потуги и решил помочь, надо же и дальше оправдывать выданное мне звание настоящего мужика.
— У вас мужчины-то в доме нет? — потянуло вдруг меня за язык.
— Ой, не спрашивай, в 1916-м ещё году сгинул, с тех пор одна корячусь...
— Военный?
— Какой там военный, обычный дурак, — она отмахнулась. — Таких дураков, как мой Пашка, даже в армию не берут.
— Понятно.
Бередить рану хозяйке я не стал, ни к чему, скорее всего, ее муженек такой же алкаш, как те двое из ларца, Боря и Леша. Их тоже, вроде как, в армию не брали... ну или они всю мобилизацию пьяненькие где-то валялись, что тоже не исключено.
— Так, разуваемся, — бросила хозяйка, когда мы зашли.
Я огляделся, прикинув, что апартаменты самой хозяюшки не сравнятся с конурой в вонючем и сыром подвале. Хотел поинтересоваться, почему мне не предложили варианта поинтересней соседства с крысами размером со щенка,, но увидел сваленные в углу вещи молодого человека — изношенную сумку, портки...
— Я их сюда перенесла, а то крысы погрызут,--- закатила глаза Евдокия. — Потом от Алеши крику будет...
— Думаете, он принесет деньги? — с сомнением спросил я.
— Принесет или нет, это уже его дела, я, в отличие от него, свое слово держу, по нынешним временам слово — это единственное, что осталось у приличных людей, — гордо заявила женщина. — Так, разулся? Вон душ, проходи. Полотенце сейчас принесу.
И с этими словами Евдокия зашла в соседнюю комнату, и уже оттуда послышалось:
— оду экономь, не разливай и далеко не заплывай!.
Я кивнул и прошел в ванную. Внутри все было чистенько, не так дорого-богато, как у нас с теткой, но вполне себе, да и, в отличие от тетушкиной ванны, здесь хотя бы вода есть. Даже получше, чем в советской общаге времен моей молодости. Мужика в доме действительно не хватало — полочки в ванной комнате висели криво, ручки на двери держались на соплях, и дверь изнутри не запиралась. Евдокия попыталась навесить конструкцию по типу крючка, да и тот оказался сломан. Я включил горячую воду и озадаченно посмотрел на рыжеватую жидкость пошедшую из крана. Воняла эта субстанция жутко — протухшими яйцами. Решив слить воду, с надеждой, что струя станет хотя бы чуточку чище, начал раздеваться. Снял с себя одежду, размышляя о планах на сегодняшний день. Если бы выторговать у Евдокии вариант останавливаться не в подвале, а на первом этаже, то я, в целом, не прочь остаться у хозяйки. От еще одной ночи в подвале чокнусь, но и домой в теплую кроватку возвращаться тоже нельзя... хотя к тетушке надо заглянуть еще разок перед отъездом. Я всерьез рассчитывал за пару дней накопить деньжат на разносе самогона и к концу недели отбыть из Ростова. Куда? Честно, положа руку на сердце — не знаю, может, в одну из столиц? Или в Казань поехать?
Пока размышлял, вода пробежалась, и струя стала чище, хотя все еще рыжеватая. Правда, с горячей водой у Евдокии имелись трудности. Вода лилась ледяная, несмотря на то, что я открыл нужный кран (и даже ради интереса проверил второй, но оттуда тоже шла холодная). Залез в ванную, где принял душ, чувствуя как приятно бодрит холодная вода. Перво-наперво закрыл глаза и окатил себя струей, простояв так несколько секунд. Давненько я от водных процедур не получал такого удовольствия. Правда, покайфовать не удалось, нынешнее тело было отнюдь не приучено к моржеванию, и стояние под ледяной струей быстро привело к тому, что меня начало колотить крупной дрожью. Нехотя я вылез из ванной, только сейчас вспомнив, что с горем пополам заперся на крючок прежде, чем Евдокия принесла полотенце, которое обещала. И приподнял бровь, увидев, что полотенце всё-таки висит на ручке. А вот мои вещи куда-то делись.
Хм. Ну ладно...
Странно, что я не заметил, как она вошла. Вытершись, я обмотал полотенце вокруг талии и вышел из ванной.
— С легким паром! — послышался на удивление радостный голос хозяйки.
Хотя чему удивляться, за десяток минут заработать дополнительные рубли, чего бы и не радоваться?
— Ни разу не с паром, конечно... водичка, как роднике, но все равно спасибо, — откликнулся я.
— Что, опять горячей воды нет?
Евдокия сидела у стола в кресле и наводила марафет, перебирая какие-то женские финтифлюшки. Я остановился в проходе, ища глазами, куда хозяйка могла подевать мою одежду.
— Вы тряпки мои не видели?
Она отвлеклась от марафета и взглянула на меня снизу вверх. Ее язык, будто сам по себе, прошелся по верхней губе, накрашенной в яркий красный цвет, а потом послышалось вполне отчетливое сглатывание. Гришка внешне отнюдь не напоминал Аполлона, даже его блеклую копию, зато был дохлый, как сушеная вобла, и худой, как швабра в чулане. Однако хозяйке увиденное явно понравилось, и ее взгляд быстро вогнал меня в краску, вс-таки сказывалась вот эта подростковая нерешительность, от которой еще придется избавляться. Сейчас же мне захотелось провалиться сквозь землю. Не скажу, что Евдокия была старухой, нет — хозяйке не было и пятидесяти, да и формы у нее имелись какие надо, но отчего-то при ее виде я всерьез заробел. И даже проглотил язык, чувствуя себя олененком, попавшим в свет фар фуры.
