Осень сорок первого, или Возвращение осознанной необходимости (СИ) - Линник Сергей (чтение книг .txt) 📗
На этот раз удалось застать дома Никиту. Он рылся в сарае, бурча что-то себе под нос.
— Никита, спасибо за мотоцикл, очень выручил. Хоть и ехали со скоростью черепахи, зато ехали, — сказал ему Андрей, складывая на место шлемы, перчатки и очки. — Зверь, а не машина!
— Приехали? Ну и молодцы. Всё нормально? А то жена говорила, что-то срочно понадобилось.
— Спасибо, Никита, всё нормально, да. Надо было наших забрать, здесь намного спокойнее.
— Что там в городе хоть? А то люди рассказывают уже совсем кошмары какие-то.
— В город, конечно, сегодня-завтра лучше не соваться. Все как с ума посходили, удирают кто на чем, и на машинах, и на мотоциклах, кто с чем, и с тележками, и с велосипедами и с детскими колясками тоже видели. Естественно, весь этот табор на шоссе Энтузиастов двигается. А там забито всё, и чем дальше, тем хуже. Давка, дерутся все, стреляют, убивают, машины на толпу едут... Короче, Никита, паника везде, сам небось на войне такое видел. Ну и всякое дерьмо быстро на поверхность всплыло, как без этого. А наши мародеры из окрестностей что, не шумели больше? — спросил Никиту Андрей.
— Не, наши не приходили даже, я и людей по домам почти всех отправил, нечего морозить. Если что, позовем, соберутся.
— Ладно, Никита, пойду и я домой, отдохну немного, устали, пока добрались. Спасибо еще раз, выручил. Если что, мы на месте.
Но домой Андрей не дошел, на полпути его перехватил Егор Степанович, художник, с которым они познакомились утром на баррикаде. Скорее всего, он ждал его. Сосед подбежал к низенькому, практически декоративному заборчику. Андрей еще раз удивился, насколько тот не соответствовал хрестоматийному представлению о внешнем виде художника: низенький, полный, с румяными щеками, коротко подстриженный. Никакой щегольской бородки или лихо закрученных усов. Да и руки подходили больше не художнику-графику, как представлялся тот, а какому-нибудь рабочему — широкие, крупные кисти с короткими толстыми пальцами.
— Андрей Григорьевич, подождите, Вы мне очень нужны, — Егор Степанович даже подбежал немного, — одну минуту! Послушайте, Вы же в город ездили и вернулись?
— Да. — Андрей не делал секрета из их поездки. Чем занимались — совсем другое, но соседа интересовало совсем не это.
— Вы знаете, я посмотрел на Вас с братом сегодня, вы, как бы это сказать, люди действия, — он замялся, не зная, как изложить свою просьбу.
— Егор Степанович, а давайте без увертюры, раз я — человек действия. Говорите, что у Вас за проблема?
— Я же Вам говорил, у меня жена в больнице, в Лефортово. Имени Баумана, возле госпиталя, вот. И я подумал, вернее, я и сейчас думаю...
— Егор Степанович! — прервал его Андрей. — Говорите, в чем проблема.
— Я боюсь за нее, — он говорил тихо, что-то теребил руками и смотрел на землю. — Мне кажется, нет, мне не кажется, я знаю, что надо ее оттуда забрать. Я слышал о том, что творится в городе. И я себе не прощу, если с моей женой что-то случится, я без нее никак, мы же всю жизнь вместе. Вдруг он поднял голову, посмотрел прямо в глаза Андрею и уверенно спросил: — Вы поможете?
— Я готов, — сказал Андрей, хотя еще минуту назад больше всего ему хотелось прийти домой и лечь спать, — думаю, что брат тоже не откажется. Но есть проблема: мы сейчас ездили на мотоцикле, а ехать в Лефортово далеко. Ваша жена, Вы же говорили, у нее что-то с сердцем? Как она перенесет такую дорогу?
— Никакого мотоцикла, Андрей Григорьевич, у меня ведь машина есть, эмка, нас наградили в прошлом году, только вот ездить на ней я толком не умею, так, по улицам, знаете, кур погонять, в город я всегда просил кого-нибудь подвезти.
— Хм, это меняет дело. Пойдемте-ка со мной к нам, надо с братом посоветоваться.
На кухне они застали Михаила с Настей: Настя уже искупалась и сидела с чалмой из полотенца на голове, завернувшись в банный халат, который даже Андрею был великоват, так что он подворачивал в нем рукава, а уж Насте и подавно. Михаил, похоже, клевал носом, сидя за столом. Настя гладила Бублика и допрашивала Михаила. За короткое время, пока Андрей ее слушал, она успела спросить и про Бублика, и как готовит Тамара Михайловна, и где они берут продукты, и где здесь можно погулять, и можно ли принимать ванну каждый день. Ответы она, похоже, собиралась услышать позже, все вместе.
— У нас гость, Нужна твоя помощь, — сказал Андрей, обращаясь к Михаилу. — Настя, нам надо поговорить.
— Пойдем, Бублик, — позвала Настя пса и вышла из кухни. Бублик с обреченным видом пошел следом.
— Садитесь, Егор Степанович, — сказал Михаил, — что стоять. Не просто так же Вы пришли?
— Да вот... , - решимость соседа опять померкла.
— Давайте я, — прервал его Андрей. — У Егора Степановича жена в больнице, в Лефортово, возле госпиталя, — тут Андрей сделал паузу, подавив едва не вырвавшееся «Бурденко» [1], — и он просит нас съездить за ней на его «эмке». Вот такая ситуация.
— Вы знаете, что в городе опасно? — секунду подумав, спросил Михаил.
— Я потому и прошу, что беспокоюсь за нее. Поймите, я..., — глубоко вдохнув, начал художник.
— Агитировать нас не надо, — сказал Михаил. — Мы с братом несколько часов назад сами оказались в такой же ситуации и были благодарны за помощь нашим знакомым, о которых до этого не очень много знали, и которые на поверку оказались настоящими друзьями. Так что мой ответ «да» и мы поедем как можно быстрее. Машину давно смотрели? — спросил он, натягивая сапоги. — Горючки в баке много?
— На машине ездили три дня назад, в город, бак полный, там в гараже еще канистра запасная..., — быстро ответил Егор Степанович.
— Всё, пойдемте, тянуть нечего, — Михаил, надевая наплечную кобуру, которую он только недавно снял, кивнул на дверь. — Ведите, показывайте.
— Вы идите, я догоню сейчас, предупрежу, что мы уезжаем, — сказал им Андрей, когда они уже выходили на улицу.
Егор Степанович быстро посеменил впереди Михаила с Андреем к своему дому, так что когда они подошли, он уже открывал гараж. Машина действительно выглядела как новая. Всё, что должно было блестеть, блестело, что могло быть натерто — натерто, красная полоса по всей длине корпуса выглядела стильно и красиво.
Михаил, вскользь взглянув на всё это великолепие, открыл дверцу с водительской стороны, уселся за руль (Андрей увидел, как его рука автоматически дернулась в поиске ремня безопасности [2]), огляделся в кабине и завел мотор. Подождав, пока мотор разогреется, Михаил позвал молча стоящих чуть в стороне Андрея и Егора Степановича:
— Чего ждете? Поехали.
Сосед пошел открывать ворота, а Андрей сел рядом с Михаилом.
— Что, ремня не хватает? — улыбнулся Андрей. Напряжение, не отпускавшее его с того момента, когда он завопил на весь подъезд «Сёма, открывай!», потихоньку уходило..
— Сам-то в госпиталь Бурденко дорогу хорошо помнишь? — не остался в долгу Михаил.
— Один — один, ничья, — сказал Андрей. — Интересно, художник стрелял хоть раз в жизни хоть во что-нибудь, кроме уток на охоте?
— Сейчас спросим. Как его фамилия, не помнишь?
— Маслов, Мальцев, Мяльцев? Маслов, точно [3]. График. Лауреат Сталинской премии, между прочим [4], можно сказать, на этой самой премии мы как раз и едем сейчас.
— Товарищ Маслов, извините, такой вопрос, лучше его выяснить сейчас, чем выяснять, когда поздно будет. Вам воевать приходилось? В людей стрелять? — спросил художника Михаил, когда они уже выехали из поселка.
— Нет, не приходилось. В империалистическую не воевал, после революции меня в РОСТА привлекли в самом начале, осенью девятнадцатого, так что нет, никогда не стрелял. Поэтому, если что, я вам не помощник, извините, надо будет, конечно, смогу, но умения у меня нет. И давайте на «ты», я ненамного старше вас, да и происхождения я самого простого. Просто Егор, а то пока выговоришь в нужный момент...
Михаил, который после поездки на мотоцикле понял, что прежней дорогой им не пробраться, решил ехать через Отрадное и Сокольники, объехав центр и заманчивые для бегущих из Москвы восточные направления. Дороги и здесь оказались забитыми, опять то и дело попадались брошенные разграбленные, перевернутые, а то и сожженные машины. Поток людей на дороге казался нескончаемым, иногда они шли мелкими группами, будто тек ручеек, а иногда превращались в реку, заполняя всю проезжую часть и не уступая дороги. Никто между собой не разговаривал, казалось, что они бредут во сне, ничего не соображая, ухватившись за котомки и мешки, с обреченным и озлобленным видом вцепившись в тележки. Несколько раз в ветровое стекло «эмки» прилетели плевки.
