Призраки Фортуны - Полетаев Дмитрий (лучшие бесплатные книги txt) 📗
Вот уж воистину, неисповедима воля Аллаха!
Как галантно заметил потом на обеде граф де Сегюр, он «никогда в своей жизни не видел коней и всадников с такими безупречными крупами». Двор на некоторое время замолк, соображая, чьи крупы имел в виду французский посланник. Ситуацию усугубил все тот же несносный Фиц-Герберт, который, ухмыльнувшись, с чисто британской прямолинейностью не преминул заметить, что «месье граф славится своим утонченным вкусом». При этом англичанин выразительно взглянул на графа Кобенцеля, который вдруг, ни с того ни с сего, густо покраснел. Всем были хорошо известны несколько женственные формы графского «арьергарда», которыми он безумно гордился и которые при каждом удобном случае любил довольно забавно «отклячить». Также всем было хорошо известно, что именно Сегюр был в числе самых ярых почитателей графских форм. Но и на этот раз двор был настроен миролюбиво и решил, что если полугодовая поездка настолько «сблизила» этих некогда заклятых врагов, то с точки зрения «высокой дипломатии» это может весьма положительно сказаться на судьбе франко-австрийских отношений, а значит, и на судьбах Европы.
Глава третья
Святые хлопоты
1787 год. Крымская дорога Потемкина
Надо заметить, что охраной императрицы в Таврическом путешествии, как и положено было по уставу, ведал ее личный лейб-гвардии Измайловский полк. Конногвардейцы осуществляли лишь внешнюю охрану в этом сложнейшем, многоуровневом образовании, которое именовалось «императорским поездом».
В общей сложности караван состоял из порядка двухсот карет и повозок различного размера и назначения. Походные кухни и провиант, шатры для дневного отдыха и ночных стоянок, мебель, постельные принадлежности – все везлось с собой и делилось как минимум на три разряда: для двора, военных и прислуги. Ну и, конечно, самую многочисленную часть этого поезда составляли всевозможные пассажирские экипажи, от карет до колымаг, в зависимости от родовитости их владельца. Все это порой растягивалось на много верст, закрывая от глаз свет Божий взбитой дорожной пылью. В зависимости от ветра дормез императрицы вместе с каретами первейшей знати располагался то в авангарде, то в арьергарде каравана, чтобы, не дай Бог, в окошко государыни не надуло пыли из-под колес и копыт этого медленно, но верно ползущего к своей цели организма.
Непосредственно дормез императрицы охранял взвод лейб-гвардии Измайловского полка под командованием поручика Резанова.
Именно это, как решила про себя императрица, было самым приятным, тайным подарком, который преподнес «ее Гриц», так она называла Потемкина.
Зная слабость своей повелительницы, лейб-гвардейцев он действительно подобрал на славу! Но милее всех Екатерине пришелся сам поручик. Высокий, стройный, с обрамленным пепельными кудрями лицом, поручик был похож на Аполлона. Потемкин незаметно усмехался, глядя, как плотоядно поглядывала императрица на Резанова.
Но «подзадорить» царицу, погрузить ее в сладостное томление, когда она становилась более податливой и сговорчивой, это одно. Совсем же отпустить вожжи, коими он управлял своей повелительницей, а через нее и всей державой, Потемкин отнюдь не собирался. Строго следил он единственным глазом за сердечными делами обожаемой супруги и, хорошо зная ее вкусы, частенько сам и подставлял под царское внимание будущих кавалеров.
Бывали, конечно, и просчеты, как, например, с Ванькой Римским-Корсаковым. Красавец отменный, что и говорить. Фигура, стать – что больше всего ценила в мужчинах Екатерина – превосходные. Не зря она его прозвала Пирр, царь Эпирский. Что дурак был, так то понятно, на умном Потемкин свой выбор не остановил бы. Но за это порой тоже приходилось расплачиваться.
В начале все развивалось по хорошо налаженной схеме. После «пробной» ночи Екатерина тут же назначила Ваньку своим флигель-адъютантом. Затем быстренько произвела в камергеры с присвоением внеочередных званий генерал-майора, а потом и генерал-адъютанта. Поместьями и землями одарила. Деньгами, сотнями тысяч жаловала. Потемкин и сам по просьбе Екатерины бриллианты для него пригоршнями таскал. Но все это мало волновало могущественного фаворита. Любое поползновение на власть – вот чего он не терпел. «А Ванька, как в Ивана Николаевича оборотился, так распушился, подлец, что павлин, – право, что природа способствовала».
Рано чуявшие ветер перемен придворные уж стали мимо Григория Александровича напрямую к новому фавориту с просьбами таскаться. Пришлось мальца урезать. Племянница, любимица Санька, помогла. Не зря Потемкин всех своих племянниц фрейлинами устроил. «Лишний глаз завсегда сгодится – там, где мужик не углядит, баба дознается!»
Обожал, ласкал и одаривал он всех четверых поровну, по крайней мере, так ему казалось, но все же старшую, Александру, светлейший всегда ценил и ставил выше других. Умная баба! Десяти мужиков стоит.
Любимица Санька и удумала, как дело обставить. Да так, чтобы Екатерина своего Амура в объятиях у фрейлины Прасковьи Брюс сама и обнаружила. Графиня Парашка отделалась пощечинами. И по мужу, и по девичеству персона знатная, что и говорить, так запросто розгами по заду не отходишь – шутка ли сказать, жена петербургского генерал-губернатора и сестра самого фельдмаршала Румянцева! А вот мальцу от ворот поворот был указан в одночасье.
Мысли о племянницах разлили приятное тепло по стареющему телу князя. Все они были с ним в этой поездке. Князь теперь от себя их надолго не отпускал. Обожая их безмерно, только с ними и мог светлейший забыться, только они его и зажигали, заряжая энергией для свершения его грандиозных планов. И надо отдать должное – девицы отвечали ему взаимностью, каждая на свой лад.
Похотливостью племянницы уродились под стать дядьке. Чуть только покрылись пушком подмышки и заветное место, чуть только округлились бедра и некогда костлявый зад и налились болью соски, старшая Санька первой нырнула под дядюшкино одеяло. Григорий Александрович приехал в деревню навестить сестру, привезя три подводы подарков. От подарков у его многочисленной родни, особенно женской ее половины, несколько дней голова кружилась. Вот тогда-то Александра и ухватила свою «первую истину» – пути к прелестям жизни лежат через сердца влиятельных мужчин. Правда, по молодости несколько поспешно оценила их только лишь в переливах ювелирных украшений да сверканиях драгоценных камней. Очень скоро ей предстояло познакомиться с иными «прелестями» жизни.
Началось все с шуток: ласкалась и причитала «дяденька да дяденька». Потом Санька осмелела и обнаружила под одеялом истинную причину всех успехов фельдмаршала Российской империи, точнее, размеры его «причины». И между дяденькой и племянницей сложились особые отношения. Обезумевший от восторга и опаленный огнем неведомого дотоле наслаждения молодым девичьим телом, Григорий Александрович первое время медленно и страстно учил девушку премудростям любви. Но очень скоро Санька, осмелев, взяла «бразды правления» в свои руки. И с этого момента Потемкин уже более с ней не расставался. Только сестры – мал мала меньше, – взрослея, подъезжали ко двору вельможного дяденьки и вливались в этот маленький, но «теплый» семейный коллектив, где их быстро вводила в курс дела старшая сестрица. Французский посол де Сегюр только диву давался, описывая своему монарху «особенности быта и забав русских олигархов».
Екатерина тоже знала об этом. Любовная страсть их с Потемкиным к тому времени угасла, хотя взаимное уважение, как у проживших бок о бок и вместе состарившихся супругов, сохранилось. Прекрасно зная слабости друг друга, они относились к ним с пониманием. К тому же Екатерина была уверена: по-настоящему он любил все равно только ее. Любил как жену и как государыню, и за это она ему все прощала.
А племянницы у Потемкина и вправду были прехорошенькие. Милые, пригожие и, главное, умненькие, что особенно ценила в женщинах Екатерина. А что ухоженные да изнеженные, так то понятно – не зря дядька считался самым богатым человеком империи! Государыня и сама бы их с удовольствием потискала. И в ней кровь бурлила, требуя все новых увлечений. И увлечения эти не переставали находиться. Благо, что «ее Гриц» держал это под своим неусыпным контролем.
