Юг там, где солнце - Каплан Виталий Маркович (книги онлайн полностью TXT) 📗
Нет, ничем помочь они мне не смогли. Они не сдают, и вообще не знают, а иди-ка ты, милый, к Софье Ивановне, она, Бог даст, примет.
Мне было подробно, с излишними комментариями поведано, как отыскать жилище Ивановны. Туда я и направил стопы, и, малость поблуждав между заборами, обнаружил добротный двухэтажный домик, окружённый тщательно прополотыми грядками.
Софья Ивановна, относительно не старая ещё тётка, выслушала мои грустные обстоятельства, пожевала узкими губами и назвала цену.
Я, конечно, на ногах удержался, тренировка всё же сказалась, но очень уж соблазнительно выглядела скамеечка у крыльца. Так и тянуло приземлиться. Ну, Ивановна! Это что же, я треть своих отпускных должен угрохать на раскладушку в сарае? Как говорит мой друг Серёга, спасибо, доктор.
— Не хочешь, не надо, — правильно истолковала моё молчание Ивановна. — Денег нет — на вокзале ночуй. Смотри только, чтобы не обули. У нас могут.
Нет, торговаться она не собиралась. И это было взаимно.
Покинув гостеприимное обиталище Софьи Ивановны, я побрёл прочь. «И пошли они, солнцем палимы…» Куда? А я сам этого не знал. Куда придётся. Не на вокзал же, в самом деле.
Странно, уже, казалось бы, вечер, а жара не ослабевала. Солнцу всё никак не удавалось уплыть за горизонт, и окружающая действительность дрожала перед глазами, растекалась душными волнами густого, слегка пахнущего горьковатым дымком воздуха. Уж не горят ли где леса? В такое лето вполне возможно.
Я сделал ещё одну попытку — и так же обломилось. Нет, на сей раз цена выглядела вполне приемлемо, но возникли разногласия между хозяйкой и хозяином. Чем-то не приглянулся я этому простому, заросшему щетиной аборигену, а может, виной всему наличие молодой дочки, но…
— Самим жить негде, ещё чего удумала! Перетопчемся уж как-нибудь без евонных копеек, небось не нищие. Гуляй отсюда, парень. Бог подаст.
Не понравилось мне это его последнее высказывание, но ладно. Не хватало ещё мозги ему прочищать. Да и не незачем тут до поры до времени светиться.
Я покинул неприветливый переулок и вышел на какую-то старую, мощённую гранитным булыжником площадь.
На противоположном конце её возвышалась ладная белая церковь с серебристыми (на самом деле это, конечно, оцинкованное железо) куполами. Она не казалась особо крупной, хотя, подойдя поближе, я понял, что ошибался. «Храм первоверховных апостолов Петра и Павла», прочёл я на привинченной к стене медной табличке.
Зайти бы внутрь, да служба давно кончилась. Я взглянул на часы. Так… Оказывается, уже половина девятого. И куда только время испарилось? Совсем обалдеешь в этой июльской духовке.
Ладно, завтра, может, зайду сюда на всенощную. Ну, и в воскресенье, само собой. А сейчас — не беспокоить же сторожей. Хотя, надо полагать, пустили бы.
Но мне почему-то этого не хотелось. Никаких рациональных причин не было, но всё же я побрёл дальше, оставив за спиной площадь.
Дальше обнаружился пустырь.
Наверное, когда-то здесь нашкодил пожар. Буйным розовым цветом полыхали заросли иван-чая, местами попадались гнилые, покрытые мхом, точно зелёной шерстью, брёвна, и конечно же, неистребимые крапивные джунгли без конца и края. То и дело встречались груды мусора, видно, местное население давно уже использовало пустырь в качестве свалки. Под ногами поблёскивали хищными острыми гранями бутылочные осколки, и будь я босиком, кончилась бы эта прогулка весьма плачевно. Впрочем, даже и в обуви как бы во что не вляпаться. Судя по монотонному гудению отъевшихся туземных мух, здесь найдётся немало сомнительных мест.
Где-то вдали, на краю пустыря, слышались детские вопли. Там, видимо, гоняли мяч, и как всегда бывает в таких случаях, эмоции перехлёстывали через край. Мне бы вот тоже сбросить лет этак пятнадцать — и туда, в гущу футбольной битвы, и обязательно чтобы разбитая коленка, можно и нос, всё равно потом мама, жалобно ругаясь, мазала бы йодом — зелёнку она не признавала.
Ладно, незачем себя растравлять. На всё Божья воля. В конце концов, я давно уже научился держать себя в руках. Хотя порой это бывало так трудно…
От грустных мыслей меня отвлекло чьё-то шебуршание в зарослях бузины. Слышался оттуда негромкий разговор, смех. Вылетел по крутой параболе окурок, мелькнул рыжеватым фильтром и шлёпнулся в чудом не высохшую лужу, зашипел рассерженным котом. Вот промахнись этот, из кустов, угоди своим бычком недогрызенным в сухую траву — и пожалуйста, готово дело, заполыхало бы…
Пойти, что ли, познакомиться? Может, насчёт жилья чего посоветуют? Не стоять же тут столбом среди бурьяна и обгоревших балок?
Я раздвинул ветви и обнаружил расположившуюся на травке компанию. Трое мужичков лет пожалуй что за пятьдесят, не то чтобы бродяжьего, но, однако, довольно потрёпанного вида. Перед ними имела место расстеленная газета с неприхотливой закусью — огурцы, несколько недозрелых помидоров, ломтики сала, нарезанный крупными ломтями ноздреватый чёрный хлеб, разумеется, толстый пучок зелёного лука — куда же без него? Над всем этим делом возвышалась прозрачная литровая бутыль самого распространенного напитка. И судя по оттопыренным карманам мужичков, одиночество ей не грозило.
— Здорово, отцы, — кашлянул я, привлекая к себе внимание. — Вы чего ж это окурками пуляетесь? Как я понимаю, один пожар тут уже был, не многовато ли?
Меня заметили.
— Здорово, сынок, — усмехнулся лысый дядька с дочерна загорелой физиономией, обнажая в ухмылке гнилые зубы. — Ты, часом не из пожарной инспекции будешь?
— Не, мужик, обижаешь. Я это так, к слову. — Уточнять, из какой я инспекции, пожалуй, не стоило.
— За державу, значит, обидно… Ну-ну. Чего-то мне личность твоя незнакома. Ты с химзавода, что ли?
— Не, я приезжий. Тут такое дело… — вполне натурально замялся я, соображая, как бы понежнее подрулить к вопросу жилья.
— О делах, знаешь, давай после, — отозвался дядька. — Садись-ка лучше с нами. Потребляешь? — кивнул он на бутыль.
— Можно, если по чуть-чуть. — Пить в такую жару, понятное дело, смертоубийство, но отказ снизил бы мои шансы до нуля. А вечер всё же скоро перейдёт в ночь, и надо же хоть где-то спать.
— Само собой, по чуть-чуть, — хитровато подмигнув, согласился мужик. — Мы тут, главное дело, только сели. Меня Фёдором звать. Фёдор Никитич, стало быть.
— Алексей, — коротко представился я, присаживаясь к газете. Остальные двое сотрапезников отозвались:
— Семён Андреич.
— Михал Алексаныч.
Произнесли они это почти одновременно, и лишь позднее, по ходу дела, я сориентировался, кто из них Сёма, а кто — Мишаня.
— Ну, приступим, — бодро скомандовал Фёдор Никитич, сворачивая бутылке жестяной колпачок.
Неужели из горла пить придётся? Не хотелось бы, с детства всё же приучен к гигиене. Конечно, много чего потом было, да и служба, само собой, но тем не менее.
Впрочем, тут же на газете образовались три стопочки и бумажный стаканчик, видимо, из-под творога. Как я понял, персональная забота обо мне.
Никитич аккуратно разлил водку и, переждав секунду, объявил:
— Ну что, за встречу так за встречу. Вздрогнули?
Мы вздрогнули. Ну и дрянь же этот местный разлив!
— Ты закуси, закуси, — протянул мне огурец Мишаня. — Напиток, он закуси просит.
— Это уж точно, — подтвердил Никитич. — Он дело говорит. Ты, парень, закусывай, не жмись. У нас тут, конечно, небогато, зато всё по-людски. Ну так что у тебя за проблемы? — без всякого перехода вперился он в меня желтоватыми, похожими на кошачьи глазами. — Давай, колись. Может, подмогнём чем.
— Да, в общем, обычное дело, мужики, — я заговорил не спеша, как и подобает в таких случаях. — Я сам из Столицы, еду вон к тётке, в Грибаково. Может, знаете, это малость не доезжая Заозёрска. Ну вот, а с билетами сейчас напряжёнка, удалось только до Барсова взять, а отсюда не раньше понедельника, здешним поездом. Так что перекантоваться где-то надо три ночи, а гостиница у вас на ремонте. Такие вот пироги с капустой получаются. Пробовал я тут на постой напроситься, да обломилось. Мне заплатить-то есть чем, отпускные вон получил, да только народ здесь у вас… недоверчивый какой-то. Одна баба, правда, согласилась, да столько запросила, что лучше уж на вокзал. А остальные просто шуганули.
