Манглабит Варанги (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич (читать книги онлайн полностью без сокращений TXT, FB2) 📗
И к слову, с одноручной секирой варяга этот прием срабатывает не много хуже, чем с гладиусом легионера!
Увы, сохранились далеко не все римские военные традиции. К примеру, варяги точно не умеют менять шеренги во время боя, чтобы все гвардейцы успели принять участие в схватке. Собственно, и сами римляне еще до падения Западной империи утратили это воинское искусство, сохранившееся лишь в античных хрониках… А потому замерший позади Роман, изнывая от нетерпения и невольно горячась, все еще остается сторонним наблюдателем того, как отец и вои десятка одного за другим разят норманнов и лангобардов!
…Первый натиск людей Гвискара был подобен морской волне — разбившейся о стену щитов варанги, словно о каменный волнорез. Однако следующие ряды норманнских пешцев, еще не растерявших воинское искусство предков-викингов, начали давить гвардейцев плотным, скученным строем — да обтекать втрое уступающий им отряд варягов с обоих флангов. Казалось бы, схватка пошла на равных, и даже с преимуществом норманнов…
Вот только под диктовку Алексея Комнина.
Ибо второй отряд варанги, более многочисленный и жаждущий сечи, уже ринулся в самую гущу боя! Заходя сбоку и тыла давнего врага, полуокружившего стену щитов соратников по гвардии… И одновременно с тем в бой вступили хускарлы с бродексами, коих спафарокандидат первого варяжского отряда держал в резерве! Рослые и яростные в драке, отборные бойцы с двуручными топорами, они сражаются в разреженном строю — ибо с их страшным оружием хускарлам нечего делать в скученной сшибке. Нет, хускарлам нужно пространство для размаха, для страшного рубящего удара двуручной секиры, концентрирующей невероятную силу на наточенном лезвие бойка… Бродексы крушат щиты с одного удара — а в руках опытных, искушенных бойцов они с легкостью подсекают ноги противника еще до того, как тот успеет донести свой удар! Лишь умелый копейщик может противостоять хускарлу в одиночной схватке — но умелых копейщиков Гвискар держит в резерве вместе с арбалетчиками, рассчитывая при случае остановить ими натиск многочисленной ромейской конницы.
Если только она все же случится…
Контратака хускарлов не дала норманнам окружить первый отряд варанги — в то время как Роман наконец-то сумел вступить в сечу! Заменив Твердило, раненого бойца из отцовского десятка… Но еще не успел он занять место в первом ряду, сцепив свой щит с щитами соратников, как в нижний край его прилетел удар ноги, пошатнув молодого гвардейца, и заставив того невольно опустить защиту… А сверху на Самсона тут же обрушился удар норманнского топора!
Замысел противника был прост — а наработанная атака давала ему преимущество. Но и Роман не зря тренировался с варягами многие годы! И еще до того, как лезвие вражеской секиры коснулось бы его шелома, молодой гвардеец резко присел, уходя от удара врага — одновременно с тем рванув щит вверх. Боек норманнского топора врезался в дерево подставленной под удар защиты — и тут же Самсон резко выпрямился, рубанув по вытянутой к нему, правой руке норманна!
Последний вскрикнул от резкой боли в разваленном до кости предплечье, выпустил из пальцев рукоять топорища… В то время как Роман сильным ударом щит в щит выбил оглушенного болью викинга из бреши в строю варанги, закрыв ее собой. И тут же принял на защиту еще один удар секиры! После чего резко, заученно рубанул в ответ, дотянувшись до плеча противника наточенным до бритвенной остроты лезвием топора…
Но впервые оказавшийся в сече, молодой Самсон и сам допустил ошибку: силясь как можно скорее поразить противника, он слишком сильно подался вперед — и раскрылся. И в тот миг, когда его секира вонзилась в плечо ворога, в голову самого Романа ударила сулица, брошенная из задних рядов норманнов… Впрочем, вражеский дротик врезался в кольчужную бармицу, несколько смягчившую удар — и пришелся не острием наконечника, а лезвием, что спасло сына Добромила от смерти. Пошатнувшись, он даже устоял на ногах — правда, в глазах парня все поплыло, а в ушах раздался противный звон… Но все же Роман устоял. И даже подставил щит под секиру очередного врага, слепо отмахнувшись в ответ! Но тут же пропустил очередной удар, пришедшийся на шелом… Правда, вражеский топор не прорубил прочную, добрую сталь конусного «русского» шлема — и, потеряв силу, соскользнул на плечо, вгрызшись в звенья кольчуги и стеганку… Он добрался до плоти — но не задел кость. И прежде, чем в глазах Романа окончательно потемнело, он услышал до боли знакомый голос отца, отчаянно закричавшего:
— Сын!!!
…Сын Добромила окончательно пришел в сознание уже после того, как Твердило и Микула — еще один легкораненый гвардеец — двинулись к ромейскому лагерю, придерживая едва волочащего ноги Самсона.
К этому времени второй отряд построившейся клином варанги, на острие которого собрались хускарлы, уже ударил во фланг норманнов и лангобардов, смяв их в считанные минуты! В разящих ударах секир и бродексов хускарлы и прочие англо-саксы выплеснули всю накопившуюся у них ненависть к завоевателям своей родины… Неистово рубя норманнов, круша их щиты, шлемы, черепа, отсекая конечности, они не замечали собственных ран! И, обратив врага в бегство свирепым натиском, еще не чуя усталости и не слыша приказов аколуфа и греческих спафарокандидатов, варяги ринулись вслед за беглецами!
За ними последовал и Добромил с уцелевшими ратниками десятка. Правда, сами славяне пытались помочь греческим офицерам остановить вышедших из повиновения англо-саксов, но вскоре были увлечены общим порывом гвардии…
Сумятица и даже паника охватила войско Гвискара. При виде бегущих соратников, с беспощадной жестокостью истребляемых варангой, дрогнули, показав спину, и многие другие воины Роберта… Пытаясь спасти положение, «Хитрец» вновь бросил в бой всадников графа Амико. И рыцари, презирающие беглецов-пешцев, споро ринулись в бой, желая поквитаться за первую неудачу! Тем более, что им противостояли уже не смертоносные лучники, а сломавшие строй англо-саксы — стоптать их, вмять в землю копытами тяжелых жеребцов, протаранить копьями!
Кто знает, как бы сложилась судьба рыцарской атаки, окажись на их пути рядовые гвардейцы — и если бы норманнские «конруа» (группы по двадцать, тридцать всадников) сохранили бы плотный порядок ударного кулака, состоящего из двух-трех шеренг рыцарей, скачущих стремя к стремени! Но пытаясь все же не стоптать бегущих сородичей, норманны сломали строй — а наперерез всадникам ринулись рассвирепевшие, разгоряченные рубкой хускарлы! Неизменно кидаясь навстречу рыцарям, те перед самым столкновением уходили вправо, уклоняясь от укола копья — и выбивали всадников из седел размашистыми, резкими ударами двуручных секир! Иные же подрубали передние ноги рыцарских скакунов… Кроме того, конным воинам графа Амико щедро досталось и от подоспевших к схватке англо-саксов, сохранивших сулицы — и обрушивших на норманнов град дротиков!
Второй раз за день рыцари были обращены вспять…
Казалось бы, полный разгром Гвискара состоялся! Но не отдававший гвардии приказа атаковать, Алексей Комнин был уверен, что аколуф варанги сумеет остановить своих воинов — кроме того, в сумятице сражения было сложно понять, что именно происходит в настоящий момент. А потому император, командующий всем войском в битве, не отдал своевременного приказа на общую атаку, что принесла бы победу в войне!
Время было упущено — а чаша весов сражения неожиданно склонилась в сторону норманнов…
Во-первых, Роберт ввел в бой последний резерв — арбалетчиков и копейщиков, действующих под командованием сына Боэмунда. Залп арбалетных болтов, прошивающих любую броню, начисто выкосил первые ряды варягов — унеся жизни едва ли не половины хускарлов. Причем, покуда заметно уставшие от преследования гвардейцы добежали до нового врага, арбалетчики успели дать еще один залп — уже в упор! — после чего спешно отступили за ряды копейщиков… Последние же, уперев ростовые каплевидные щиты в землю, ощетинились настоящим «ежом» обращенных к англо-саксам копий. И ведь сумели же выдержать первый, самый яростный натиск варанги! Пусть и ценой немалых потерь…
