В ожидании осени 1977 (СИ) - Арх Максим (версия книг .txt) 📗
Если, всё же закрыть дверь, на щеколду, то встанет немереное количество лишних вопросов, «чем это её сынуля в почти пятнадцать лет, занимается в закрытой комнате?)».
Демонстрировать ей, возможности планшета и интернета 2019 года, было, категорически нельзя.
Так, что ж… может прикинуть, ещё какое-нибудь письмо, завтра напечатать и отослать?.. Вот только о чём? О будущем нельзя, о политике нельзя, о технологиях нельзя — всё это может попасть не в те руки.
Да и как отсылать то?.. Ящик, в который я опускал письмо о маньяках, наверняка теперь будет под особым надзором и его будут контролировать… Возможно, стоит подумать, как мне попасть в Ленинград…
В принципе, очень просто. Привезти домой магнитофон. Включить песни маме и сказать, что я их продал. «Вот деньги мама и теперь, раз у нас есть деньги на жизнь, прошу тебя исполнить хрустальную мечту моего детства, давай съездим в Ленинград.»
Перед этим, нужно найти номер Сенчиной… Узнать, она вообще в Ленинграде ли? Вдруг у неё какие-нибудь гастроли? А то, так можно приехать и никого там не застать… Да и вдруг нет никакого «романа» и всё это домыслы и сплетни… «Опять двадцать пять, за рыбу деньги…» Знать бы наверняка… но как?!
Отправить письма, Романову — «хозяину Ленинграда», по почте… Да нет! Глупость несусветная! Наверняка, их вскроют ГэБэшники…
Отправить письмо, Гришину — «хозяину Москвы»?.. Та же фигня, только в профиль. Да и что ему писать то? Написать о том, что в 1985 году, как только Горбачёв, которого кстати говоря он будет поддерживать, придёт к власти его снимут и отправят на пенсию? Или о том, что 25 мая 1992 года он умрёт от инфаркта, стоя в очереди в Пресненском райсобесе, куда придёт оформлять пенсию?
Бред…
И вообще, фигура Гришина вызывает серьезные вопросы… Всего три слова — «Московская. Торговая. Мафия.», уже о чём-то говорят. Поэтому вывод один, нужно каким-то образом подниматься наверх и уже оттуда смотреть, что почём, кто почём, на кого делать ставку, а кого предавать забвению. Да-да, именно так. Теперь решаю я, что хочу то и ворочу!..
Только об этом пока никто не знает… ха ха ха…
В общем, сейчас не об этом… Чем же заняться сегодня? Быть может позвонить Юле и пригласить её на прогулку? Идея хорошая, только…на прогулку куда? Ну к примеру, можно просто погулять потому же ВДНХ(а). Купить шашлыка, посмеяться, поесть мороженное, быть может сходить в кино…
Я, подошел к зеркалу и посмотрел на себя. Из зеркала на меня смотрел пятнадцатилетний летний ребенок в образе, которого, только-только начал проявляться юноша. Нда…
Провести весь день, в роли клоуна и получить за это, поцелуй в щёчку, да и то вряд ли…
А перспективы какие? Да никаких! Какие могут быть перспективы, у симпатичной, милой, красавице студентки — комсомолки и малолетнего шкета? «Абсолютли» никаких, как сказал бы один качок.
С другой стороны, всё равно же заняться нечем?! Печатать неохота, рисовать тоже, хотя и надо, поэтому можно и позвонить, а там глядишь… ээх…
Да нихрена там не глядишь!.. Блин… Стоп! Стоп! «Держаться, сержант Белов!» — как говорил, Саша Белый, из кинофильма «Бригада». Держатся!
Конечно же, если немного пофантазировать, то…
Эх, моя бедная Юленька, замучил бы я её, наверно…
Всё! Хорош! Нафантазировал!..
«Держаться сержант Белов!» — напомнил себе я в очередной раз и пошёл на кухню налить чаю, чтобы отвлечься, от глупых и извращенных, но таких желанных и приятных мыслей…
Значит, будем становиться писателем — прозаиком, как в анекдоте…
— Ты кто, мать твою?!
— Я, писатель-прозаик…
— Про каких нах** заек?!
«Основная масса населения 2019+ спросит: — «О каких, таких зайках, ты собрался писать? Уж не романтическая ли это эротика?». Им и невдомёк, что писатель-прозаик это…»
В этот момент раздался звонок телефона.
— Алло! База торпедных катеров слушает! У аппарата, лейтенант Василь, — громко и чётко, проорал я в трубку.
— Эээ… Извините… Я, наверное, не туда попал…. Я думал… — начали мямлить на другом конце провода.
— Привет Сева. Это я. Испугался? — весело протараторил я. — Чего притих? Я это — Александр! Просто пошутил… Ты тут?.. А — ЛО…
— Ух… — выдохнул наш клавишник. — Ну и напугал! Ну ты даешь! Аж в пот пробило… — проговорил он, выдыхая, а через секунду, собрался с мыслями и продолжил:
— Я, вот что звоню. Поставил я папе, вчера нашу музыку, ему понравилось. Да, что там говорить… Очень, очень понравилось! И он… — Сева замялся. — Он хочет, встретиться с тобой, чтоб убедиться в серьезности наших планов.
— Когда? — спросил я, «не став тянуть кота, за все подробности».
— Да хоть сейчас. Могу заехать. Ты можешь?
— Могу. Заезжай.
Сева сказал, что будет через пятнадцать минут. Мы распрощались, а я посмотрел вверх…
«Вот, так вот! Думал, думал, а за меня всё решили. Ни книг, ни писем, ни прогулки с Юлей под луной, сегодня не будет.»
Повесив трубку, сказал маме что, еду на студию и буду вечером… Она удивилась и напомнила: «Ты же сказал, сегодня выходной?» Но я ей рассказал о звонке, посетовал: «Всё равно делать нечего, а там хотя бы «дела»».
Мама ещё раз напомнила, что с головой у меня по всей видимости проблемы: «Нормальный ребенок, давно бы поехал в деревню. Купался бы в пруду и на речке, играл бы с ребятами и загорал. Ты же, торчишь в душной Москве!».
На этот спич я извинился, сказал, что вероятно я не нормальный ребёнок, поцеловал маму в щёчку и вышел во двор.
— Слушай, а чего ты на машине то? Тут идти, минут десять пешком. Я бы и так дошёл, — сказал я Севе, когда залез в автомобиль.
Я, жил на 3-ей Останкинской, которая в 2019 называется улица Академика Королёва, а он на Большой Кашёнкинской, которая в будущем, тоже будет составлять часть, этой же улицы.
— Я тебе, с телефонного автомата звонил. Ездил на мойку, вот решил тебя по дороге захватить. Видишь, машина какая чистенькая.
— Ну, — задумался я, — она вроде и вчера была не грязненькая… Ладно. Так, что папá, хотел от меня услышать?
Савелий поморщился и вкратце рассказал…
Пройдя вахтершу-консьержку и огромный холл, мы поднимаемся на 8 этаж в лифте. Высота потолков на лестничной площадки, наверное, метра три с половиной. Большие лестничные пролёты. Вокруг чистота и красота. Вдоль стены, на полу, стоят несколько декоративных растений.
Огромную, дубовую, двухстворчатую дверь, открыла нам, приятная женщина в старомодном, тёмно-синем платье. На вид ей было, лет 50–55.
Сева меня предупредил, что у них есть домработница, некая Лидия Васильевна, поэтому я не удивился, а констатировал лишь факт, «наличия» в СССР, дом работниц!
Она, критическим взглядом, осмотрела меня с ног до головы и пригласила внутрь квартиры.
Я ох***ал понемногу, от высоты потолков, дом работницы в советское время, а также от вероятного количества комнат, в такой уютной и небольшой квартирке…
Наверняка, комнат, должно быть штук 5–7, не менее…
По периметру огромного тамбура, и не менее огромного, длинного коридора, наблюдается «немереное» количество закрытых, покрашенных белой краской, дубовых дверей.
На вопрос: «Это что, коммуналка?», Савелий застеснялся и отрицательно помотал головой.
«Действительно какая нахрен коммуналка?!» — понял я, тупость заданного мной вопроса.
— Нет, это наша квартира, — как-то стесняясь озвучивает Сева. — Пошли в гостиную, — пригласил он меня.
«Да? Ну пошли. Где тут — хоромы царские?!»
Нда… Такая скромная квартирка, у скромного музыкального дирижера. Прихожая, по размерам, равна, или даже чуть больше, нашей с мамой квартиры…
«В натуре» — гостиная!.. Метров 40–45. Скромная такая, комнатка…
Красивая резная мебель, типа «стенка», в шкафах которой, за стеклянными дверками стоят хрустальные сервизы. Большие светло-коричневые, кожаные кресла с огромными подлокотниками. На стенах, висят замечательные картины, написанные маслом. В углу зала, на стеклянной тумбе стоит телек, по имени «Grundig». Неподалёку от него на полке, в близи декоративной пальмы, притаился знакомый японский магнитофон, который Сева привозил на базу. Рядом с ним стоял бобинник…
