Отрочество (СИ) - Панфилов Василий "Маленький Диванный Тигр" (книги хорошего качества txt) 📗
— Ну да, — дёрнул плечом Санька, — и што таково? У Владимира Алексеевича интересный люд собирается, Исаак Ильич тоже бывает. Коты мои, опять же, понравились… Зовёт к себе в класс. Вот, думаю.
— Думаешь?! — Ёсик выпучился ещё сильней, отчего Мишка отчётливо хмыкнул. Он пока помалкивает, всё больше наблюдает.
— Ну… да, — застеснялся Санька, — меня не только он, вот… Говорят, талант…
… и вконец засмущался, замолк.
А до меня только сейчас дошло, как много сделал для нас Владимир Алексеевич. Саньку в Училище, мне в прогимназию помог, клуб Гимнастический. Знакомства, опять же!
Имена-то какие, божечки! Станиславский, Левитан, Серов, Маковский… а я с ними, как так и надо. А скажи кому, что сам Чехов написал с меня рассказ «Нахалёнок», так и вообще…
— Что задумался-то? — поинтересовался негромко Мишка, навалившись на плечо.
— Слишком всё хорошо! — стучу торопливо по доскам пола и сплёвываю трижды через левой плечо, — Нивроку!
Вторая глава
Снилось такое, што и вспоминать не хочется. Дикие звери с терзаниями, страшное всякое из другого. Даже просыпался с перепуга несколько раз! Сердце бух-бух-бух, весь в поту, куда-то отпрыгивать вот прям щас, и бежать срочно требуется. Сижу на постели, и вокруг диким глазом озираюсь. Выискиваю, куда бечь, значица.
А это всего лишь дядя Гиляй в гостиной храпит, ети его! Я в зоопарке такого рыка устрашающего не слыхал, да и на Хитровке может пару раз всего, а уж там так бывало, што и ого! Вот и опекун мой расстарался на «ого!»
С устатку после дальней дороге, да накушался не в меру, вот и выдал концерт. Симфонический, ети! Такие себе рулады да присвисты молодецкие, што и не каждый цыганский хор выдать сумеет.
Да и сам я тоже — усталый, да взбудораженный, да обстановка другая. Вот и дёргался. Так бы просто — ворохнулся, проснулся, поморщился от рыка громоподобного, да и на другой бок.
Сев на кровати, Мишка мотнул головой в сторону гостиной, отделённой от нас плохо пригнанной щелястой дверью.
— Аки лев рыкающий!
Угукнул сонно в ответ, а самого назад тянет, в постель. Не выспался! И спать уже никак, потому как планы. Владимир Алексеевич всего на три дня с нами, а успеть хочется многое.
Умывался пока, в зеркало глядеть боялся — морда лица такая помятая, будто вчера вместе со взрослыми пил, да вровень. Круги под глазами, и чуть не складочки морщинистые. У дружков не лучше, такие же старички малолетние, кокаином да спиртом сызмала потрёпанные.
Только тронул за плечо дядю Гиляя, а он раз! И глаза открытые, настороженные, бодрые. Только што красные, как у вурдалака. Да перегар такой, что тошнотик к горлу подкатил. Ф-фу!
— Ох-х, — легко сев на диване, опекун потёр лицо, и встал, морщась при каждом движении. Выпив патентованные порошки, отживел мал-мала. Не упырь столетний, а свеженький такой покойник. Пока он возился в начинающемся рассвете, под шум просыпающегося двора, тётя Песя уже у двери стучится.
— Вы таки уже, или немножечко стесняетесь и мне таки подождать?
— Отстеснялись, — отозвался Санька, — заходите!
Поперёд тёти Песи зашёл запах. Такой, што прям ах и ох! Рыбным бульоном пахнуло крепченным, да с травками. Потом уже кастрюля, а за ней и тётя Песя вплыла лебёдушкой.
— Первое средство от похмелья, — объявила она, — или может…?
— Никаких или, — мотнул головой опекун, и тётя Песя будто даже удивилась приятно, и самую немножечко загордилась. Вроде как другого чего ожидала, но надеялась на как раз такое.
— Вам тоже не повредит, — она разлила бульон по чашкам, — самое то, штоб животы проснуть. А нормальный завтрак я чуть попозже сделаю.
— Часикам к… — дядя Гиляй откинул крышку часов, — к восьми?
Наша почти хозяйка только кивнула этак снисходительно, да и вышла, вся важная такая и добродетельная. Вроде как сама и не пила вчера! Вот умеют бабы, а?!
— Ну, чижики? — после бульона опекун отживел окончательно, только запах и глаза полопавшиеся выдают за вчерашнее, — есть планы перед завтраком?
Мы с Санькой переглянулись так, и не сговариваясь:
— На море!
Со двора выходили вчетвером, да плюс Фира, а потом как обычно — парад алле как есть! Не то штобы каждой твари, то Мендель-то куда?!
Я по пути вроде как экскурсию наскоро, чисто для понимания.
— Во-он там! — разговариваю наполовину руками, — Дворами, а потом у левого дома, где кривая акация, спросить до Запорожской. Бордели там. Мариванны и Ёси, да и другие тоже. Для разной публики, не так штобы и конкурируют.
— Знаток! — хмыкнул весело Владимир Алексеевич, поддразнивая по своей вечной привычке. А я плохо поддразниваюсь, отчего опекуна только раззадоривает. Уж такой он!
«— Детство в попе!»
Ну… я непроизвольно глянул на афедрон опекуна… да! Детства там много!
— Вон, кстати, — дёргаю подбородком на приземистый дом, начисто почти утопленный в цветущей пахучей зелени, — по тому же профилю, но на дому принимают. Мать и две дочки живут, ну и тово, захаживает народ. Такие себе, широко профиля. Приласкать, со сбытом краденного помогут, да и всякое другое, по обстоятельствам.
Так и шли, с интересом, здороваясь со встреченным народом, спешащим на работу или на рынок.
Берег после весенних штормов нечист, весь завален водорослями и древесным сором. Потом потихонечку разберётся волнами и жителями. Ну а где пляжи, там и уже!
— Духовито! — только и сказал Пономарёнок, недовольно потянув носом. Я отмолчался, потому как ну што тут скажешь? Уверять, што это всё пока, а потом ого и понравится? Так это самому увидеть надо. И прочувствовать.
Прошлись вдоль берега, нашли местечко почище, ну и со скалами, штоб девочки направо, мальчики налево. Одёжка в воздух только — раз! И опасть не успела на камни, как мы с Чижом уже там! Плещемся, ну чисто тюлени цирковые.
Дядя Гиляй — ух! И волны от его ныряния чуть не штормовые, нас ажно качнуло. Поплыл саженками, привычно так. Только пятки желтоватые иногда взмётываются над волнами, да голова виднеется, и фырканье китовье слышится.
Мишка заосторожничал, потому как волны, да на каменистом береге. Вроде и ничего такого, а с ног сбивает.
Вода ещё холодная, но и не так, штобы очень. Ну, как в Москве в начале лета примерно. Не занежишься, но поплескаться в своё удовольствие — вполне!
А Фира чего-то застеснялась, да не нас больше, а скорее опекуна моего. Так с Рахилью и плескалась, за скалой. И шу-шу-шу оттудова, а потом смех! Ну да бабы, чего уж.
Вернулись, наскоро ополоснулись после солёной воды. Местные-то ничего, привычные. Многие так даже и умываются морской водой, за нехваткой нормальной. А мы по прошлому году помним, как кожа от соли чесалась. Потом, знамо дело привыкаешь, но не вдруг и не сразу.
Завтракали у тёти Песи, и для разнообразия — не слишком запашисто. Я было удивился сперва за чеснок и такое всё, а потом только сообразил — нам же визитировать предстоит!
— Сперва в «Одесские новости» заглянем, — давал расклад Владимир Алексеевич, обстоятельно насыщаясь, — есть у меня там приятели. А там уже видно будет — им, местным, виднее.
— Я, может, по хозяйству помогу? — решил отстраниться Мишка.
— С чего бы? — удивился опекун.
— Я же не ваш, — засмущался Пономарёнок, — а так, просто…
— Глупости! — дядя Гиляй настроен решительно, — Я тебя не в высшее общество ввожу! Да и ты не босяк с улицы, а человек уважаемой профессии, что ж тут такого? И не спорь!
— Владимир Алексеевич? — удивился какой-то молодой человек на подходе к редакции, — Вы к нам!? Я должен это видеть своими глазами, а не через чужие пересказы!
И с опозданием:
— Здравствуйте!
— Здравствуй, Миша, — опекун протянул руку, — рад тебя видеть. Как в газете? Всё по прежнему?
— Если вы говорите за наш привычный хаос, царствующий над порядком, то да, — засмеялся Миша, — а эти молодые люди за вашей спиной?
