Безумные сказки Андрея Ангелова (СИ) - Ангелов Андрей (читать хорошую книгу txt, fb2) 📗
Возникла пауза – самая короткая и одновременно самая длинная в мире субстанция! Причиной паузы стала ярость кукол. Как правило, любая ярость приводит к метастазе мозга. Кратковременной или хронической, оба вида по-своему печальны… Особь, поймавшая ярость – ничего не может сказать, а лишь глупо открывает рот. Леди глубоко задышали в тщетной попытке родить хоть слово. Несколько судорожных сглатываний, и вот – свершилось! Митчелл наставила палец на паяца и тягуче выпалила:
— Эй ты, козлина! Или ты сию минуту читаешь завещания!..
— Или мы немедленно вызываем полицию!
— Пусть полиция разбирается во всей этой хренотени!
— С тобой, с трупами наших мужей, с храмом Св. Патрика и с самим Патриком!
Паяца, так вот сразу, достать мешает бар под зеленой скатеркой. Аналой. Неприличными словами для леди выражаться неприлично, поэтому пусть будет бар под зеленой скатеркой. Фурии высунули раздвоенные языки, торопясь погуще обмазать клоуна дерьмом, и… Мэри и Mэлoни вдруг закашляли, а потом захрипели. Из носа – кровь, изо рта – пена. Закатившиеся глаза. И два женских трупа на дощатом полу.
Куклы делятся на два вида: более миролюбивые и более воинственные. Первые умирают быстрее, чем вторые. Вероятно, в силу того, что энергия разрушения более жизнестойка, чем энергия созидания… Что Мэри и Mэлoни отлично проиллюстрировали.
— Вот ублюдок!
— Он нас!
Митчелл и Джоди не успели толком поговорить. С толком обсудить, — так верней! Кашель, потом хрип. Кровавая пена и умирающие глаза. Парочка кукол упала бездыханно. И трупов блондинок у аналоя… простите, у бара, стало четыре. Квартет синеглазок – звучит! Если при других обстоятельствах…
Служитель выронил чашу, просфоры раскатились по полу. Запомни сегодняшнее число, Патрик – день, когда ты из юноши превратился во взрослого дядю! Широко известный факт: трупы делают нас взрослей…
Театрал вставил в рот сигарету «методом мистера Фэйса» (губами). Прикурил. И спросил нежно:
— Где у нас Патрик? – повел глазами вбок. В нескольких футах от себя нашел служителя. Трёхсотфунтовый поросёнок дрожит как холодец, но вот его глаза… В глазах-то – похеризм!.. Страх зачастую провоцирует на те эмоции, которые не ожидаешь.
— Говори, Патрик, говори, родной, — подмигнул режиссёр. — С болью, торопливо, сбивчиво...
— Мистер Фэйс… То, что вы сделали – ужасно… Вы убили отца Джозефа, убили этих женщин. И наверняка вы убили и их мужей!.. – начал выплёскивать диакон свой похеризм. — Я чувствую, что сейчас вы убьёте и меня, но вы должны знать…
— Да, знаю. Ты вызвал полицию, которая будет с минуты на минуту, — сплюнул кукловод. Жестокая ухмылка режиссёра, как непременный довесок к спокойному тону. Мистер Фэйс явно не обожатель полиции. А… хулитель!
— Хула на власть, установленную Господом – признак сатанизма... – в ужасе возопил служитель. – Убийца без галстука не признак, он – хуже!..
Патрик крепко сжал золотой крест, и выставил его перед собой:
— Мистер Фэйс, вы бесовское отродье!.. – грязное, мерзкое и вонючее! Жаль, что нельзя применить эти прилагательные. И не потому, что боязно… Просто сей ублюдок – не ладен таким эпитетам! Как ни крути…
Кукловод двинулся к диакону. Просфоры громко захрустели под нажимом начищенных ботинок.
— Сейчас убьет...
— Куда, Патрик! Куда?.. – ухмылялся театрал, методично приближаясь.
Служитель неловко отступал, туда – в угол, ногам начхать на любые приказы, просьбы, пожелания… Что бы там не твердил мозг – ноги намерены ходить, а не лежать. Мозгу не понять, он-то всегда лежит…
— В вас нет ничего человеческого, мистер Фэйс… Вы – ребёнок Зла и таким как вы, нужно сидеть в дурдоме!.. Убивайте, только мнения о вас я не изменю даже на небесах!.. – спина диакона упёрлась в угол – всё, дальше не пройти.
— Виват, диакон! Ты — свет мира. Не может укрыться город, стоящий на верху горы, — ухмыльнулся кукловод. — Многочисленные аплодисменты, переходящие в овацию!
Театрал остановился в шаге от жертвы. Выпустил табачный дым прямо ей в лицо. Выбросил вперед хищные пальцы и… зажал руку служителя с крестом. Отбросил окурок. Приставил строгий взгляд к лицу диакона. На расстоянии в полфута! И заговорил: тон голоса сроднен тону глаз. Так наставляют учителя своих учеников:
— Открою небольшой секрет, Патрик. Тебе открою… Вера – основа! Без веры нет ничего… Мы верим, Патрик, но мы же и боимся этой веры! Это единственное, чего мы боимся — правда может оказаться Правдой!
Кукловод... неожиданно выпустил руку диакона и развернул его к себе задом, обхватил его сзади за шею. Устремил бездумные глаза в толщу стены. И зашептал с частыми паузами:
— Но однажды настанет время… обязательно настаёт то время и тот час, когда мы вдруг хотим знать только одно… Мы всеми фибрами жаждем это знать!.. И тогда… — театрал повысил голос, постепенно доведя его до крика! — …Тогда мы задаём вопрос… Свой вопрос… Главный вопрос!.. – он развернул пухляка лицом, приблизил строгие глаза к его глазам. И мягко добавил: — Подумай, Патрик. Ведь это ты сегодня стал святым отцом… Теперь банк в храме Творца держать именно тебе!..
Если боятся ноги – то ты ещё живой, а если боится мозг – то ты уже мертвец. И биение сердца никакой не повод усомниться в твоей принадлежности к мертвечине... Диакон устоял только потому, что его держали чужие руки.
— Подумай, Патрик. И ты поймёшь, что я не так уж и не прав… — театрал заглянул в застывшие глазки. Чмокнул в лобик. Резко отстранился и скрылся в выходе из придела.
Золотой крест сам собой выскользнул из холодных пальцев, и упал на пухлую грудь. Зрачки самопроизвольно проводили кукловода. Ноги без усилий опустились, сажая хозяина на корточки. Легкие немедля шумно выдохнули. Отдохни, Патрик. Тебе предстоит бессонная ночь в полиции, и надо набраться сил. Полиция – та организация, что забирает силы и у сильного человека. А у бессильного и подавно.
Полицейская печать
— Итак, мистер Принц. Картина произошедшего ясна. Только не совсем ясны ваши мотивы, — говорил Бобби Вайз, вальяжно сидя на стуле. Насколько на стуле можно так сидеть.
— Двойное убийство, угон автомобиля, — добавил Лакки Фрэшер. Коп стоял у стены, опершись на неё плечом, и приглаживал щеголеватые усики.
— Угон? – принц изумленно поднял бровь.
«Комната допросов» в полицейском управлении Западного Округа LA была неотличима от «Комнаты допросов» любого другого полицейского управления в штатах. Замкнутое помещение со стенами монотонно-серого цвета, два стула и стол, привинченные к полу, железная дверь. Отсутствие примечательных деталей в самой комнате сейчас компенсировал стол, заваленный курьерскими вещами: мобильный телефон, два брелока с автомобильными ключами, сигареты, толстая пачка долларовых банкнот, платиновая кредитка и паспорт. Рядом скромной стопочкой покоились различные полицейским бумаги: протокол допроса, предварительные заключения экспертиз, заявление барменши, парочка фотографий.
Руки аристократа по-прежнему были скованы наручниками, только уже не сзади, а спереди. Жест гуманности – со стороны полиции!
Вайз отложил паспорт иностранца, что вертел в руках. Подтянул к себе бумагу, мимоходом в неё заглянул – так читают глубоко знакомые вещи.
— Вот заявление мисс Дженнифер, барменши, — кивнул Бобби на бумагу. — Она пишет, что вы поругались в кафе с ребятишками, трупы которых обнаружены в багажнике её «Роллс-ройса». Один из ребят — её старый знакомый, которому она как раз передала ключи от своей машины… Во время ссоры вы вызвали парней на улицу. Что было дальше – она не знает. Но ни этих парней, ни «Ройса» она не увидела, когда выглянула на улицу…
Вайз выдержал паузу, пристально глядя на подозреваемого. Лицо оного выражало легкое напряжение – так всегда с нашим лицом, когда мы перевариваем новую для себя информацию.
— Зачем вы вернулись в кафе, мистер Принц? – поинтересовался Вайз.
