Великий перелом - Шидловский Дмитрий (бесплатная регистрация книга TXT) 📗
— Эх, православные, разойдись! — Откуда-то сбоку надвинулся третий детина, вращая над головой оглоблю.
Янек присел, и оглобля со свистом пронеслась у него над головой. Янек отступил, и тяжеленная палка со стуком ударилась о бревенчатую стену дома. Воспользовавшись общим замешательством, Янек прыгнул вперед и с силой ударил в лицо детине. Тот покатился по земле, закрывая руками разбитый нос, но Янеку было уже не до того. Кто-то из деревенских обхватил его сзади и принялся душить. Извернувшись, Янек ударил его в солнечное сплетение, но тут же мощный удар в голову бросил его на землю. Перед глазами поплыли круги. Деревенские тут же обступили его и принялись избивать ногами, сопя и отталкивая друг друга.
Выстрел прозвучал словно гром среди ясного неба.
— Отойди! — приказал чей-то знакомый голос.
Избиение тут же прекратилось. Деревенские расступились.
— Студент, не лезь не в свое дело! — раздраженно крикнул Федор.
Янек приподнялся на локте. В отдалении у стены стоял Локтаев и целился в Федора из своей двустволки. На плече у него висела двустволка Янека и его ратронташ.
— Уйдите, а то перестреляю всех, — заявил Василий.
— Всех не перестреляешь, — с насмешкой бросил один из парней. — Патрон у тебя один остался, а второе ружье взять не успеешь. Сомнем.
— Не успею, — согласился Локтаев. — Но одного уложу, это точно. Ну, кто смелый, выходи.
Переглянувшись, деревенские инстинктивно отступили на один шаг. Не теряя времени, Янек поднялся на ноги и подошел к Локтаеву. Тот, не отводя оружие от противников, скинул на землю второе ружье и патронташ. Янек быстро подобрал оружие и загнал в оба ствола по патрону со стальными сердечниками.
— Ну что, сиволапые, — хищно улыбнулся он, — съели?
— Мы тебя еще достанем, — пообещал Федор, — Живым не будешь.
— Уходить отсюда надо, — тихо произнес Локтаев. — Здесь тебя точно убьют. Я с тобой пойду. Иначе тебя в лесу догонят. В участок явимся, доложим как и что. Там нам другое место ссылки определят.
— Уходим, — согласился Янек.
Птицы громко пели, радуясь солнечному дню. Янек и Локтаев шагали по лесной дороге.
— Слушай, может, привал сделаем? — предложил Локтаев.
— Минут через пятнадцать, кажется, полянка будет, — ответил Янек. — Там и отдохнем.
— Хорошо, — согласился Василий. — Как думаешь, деревенские нас преследовать не будут?
— Если бы хотели, давно бы уже догнали. Только кому охота под пули лезть? Одно дело семеро на безоружного, да с кольями, а другое дело — в перестрелку. Когда противник ответить может, тут каждый еще подумает, встревать ему или нет.
— Оно верно. Хотя на кулаках ты тоже горазд. Двое-то так и не встали после твоих ударов. Мы когда уходили, я видел. Лежали на земле, скрючившись.
— Ну, видать, не так горазд, раз не отбился. Если бы не ты, избили бы меня, может, и до смерти. Так что спасибо.
— Пожалуйста, — безразлично передернул плечами Василий. — А все же, где ты так драться обучился? В гимназиях этому не учат. Вроде на французский бокс похоже. Угадал?
— Нет. Это японское карате.
— Не слышал.
— О нем мало еще кто слышал.
— А у кого учился?
— У дяди, который сейчас во Франции. А когда тот уехал, у его друга, который в Академии Генштаба преподает.
— Так твой дядя монархист?
— Нет.
— Кадет?
— Нет.
— Ну, так кто? Не революционер же, раз с офицерами знается.
— Да он сам по себе.
— Но убеждения-то политические у него есть?
— Ты знаешь, по-моему, нет. Он всегда говорил, что политика его не интересует.
— Ну и беспринципный же тип твой дядя.
— Это почему еще?
— Но как же можно не интересоваться политикой? Это значит наплевать на людей. Ведь надо быть очень циничным человеком, чтобы считать, что существующий сейчас в мире порядок вещей справедлив. А значит, всякий порядочный человек должен сражаться за свободу. Стало быть, заниматься политикой. Ну, вот ты борешься за свободу Польши. Положим, я не согласен с тобой по целому ряду вопросов, но позицию твою понять могу. А вот от принципиальной беспринципности, которую исповедует твой дядя, меня просто воротит.
— Ни я, ни он не собираемся навязывать никому своих взглядов, — запальчиво возразил Янек. — Этим мы от вас и отличаемся.
— Но ведь и мы не собираемся.
— Это как сказать. Вы же хотите отменить частную собственность. То есть отобрать у людей их имущество. Это что — не навязывание? Не насилие?
— Но ведь это восстановление справедливости. Частная собственность буржуазного сословия в принципе украдена у народа.
— С вашей точки зрения. А с моей — вы хотите ограбить честных предпринимателей.
— И это после того, как я без малого год излагал тебе учение Маркса?
— Как говорит мой дядя, ни одно учение не может быть лучше, чем те, кто его проповедует.
— И чем же мы, по-твоему, плохи?
— Вы? Да ничем, кроме того, что готовы людей миллионами убивать ради своих идей. Такой режим устроите, что буржуазные эксплуататоры ангелами без крыльев покажутся. Все потому, что умные больно. Вы считаете, что за других вправе решать. А знаешь что, не пойду я сейчас в полицию. Надоели вы мне все со своими разговорами. Сейчас в стране такой бардак из-за войны, что потеряться не сложно. В поезд сяду и поеду на перекладных в Варшаву.
— Там же немцы!
— А мне один черт, что немцы, что русские. Я хочу, чтобы Польша свободной была. Через фронт перемахну, уж не сомневайся. И не ходи за мной со своим Марксом. Я против вас до последней капли крови сражаться буду.
— И не пойду. Иди своей дорогой. Связался я с тобой на свою голову. Прощай.
Локтаев развернулся и зашагал назад в деревню.
— Прощай! — крикнул ему вслед Янек. — Когда свои же тебя на расстрел поведут, еще вспомнишь мои слова.
Несколько минут Янек шел по дороге, перебирая в голове весь разговор с Локтаевым. Ему было очень обидно, что буквально через несколько часов, после того как Василий спас его, они рассорились по пустяковому поводу. «И как объяснить человеку, что он неправ? — раздраженно думал Янек. — Ведь я точно знаю, что будет. Я точно описал ему все предстоящие события до восемьдесят второго года. Даже сказал, что видел будущее. Но все рассказанное не укладывается у человека в голове, и он мне не верит. Чуть сумасшедшим не объявил. А уж как обижается, когда я его Маркса критикую. Правильно говорил дядя Игорь, нет смысла раскрывать людям знания, пока они не готовы к их восприятию. Или просто не заметят, или извратят. Вот бы было здорово: вышел, рассказал — и все образумились. Так ведь нет, каждый слышит только то, что хочет услышать. А в итоге все идут к гибели. Убеждать бесполезно. Надо вмешаться в события. Сделать так, чтобы история изменилась резко и бесповоротно. Но как?»
