Дорога за горизонт - Батыршин Борис (книги читать бесплатно без регистрации полные TXT) 📗

Зачем я уделяю «астрономической» лоханке столько внимания? А затем, что как раз на ней нам и предстояло провести следующие две недели. Начальство сочло что в будущих «гидрографических работах» кадетам Семёнову и Овчинникову более всего пригодятся как раз такие навыки – вот и упекло нас на эту несамоходную посудину.

Назавтра баржу прицепили на буксир и вместе с нами (я, Николка и дюжина гардемаринов среднего специального класса) поволокли к острову Германшер на рейде Твермине.

Надо признать – не мы оказались на борту главной диковинкой. Кроме нас первую смену береговых астрономических наблюдений, попал ни кто иной, как великий князь Георгий – средний сын царствующего императора и младший брат Ники, будущего Николая Второго. Я уже знал, разумеется, что в нашей истории Георгий страдал лёгкими и в итоге умер от туберкулёза. Маяться ему предстоит ещё 11 лет – вернее, предстояло бы, если бы Каретников, наш чудо-доктор, вооружённый достижениями медицины двадцать первого века, не предпринял надлежащих мер. Георгия он лечил современными антибиотиками, вывезенными из 21-го века, а сейчас занят разработкой общедоступного лекарства о туберкулёза из местных ингредиентов. Перед современными препаратами местные микробы, не закалённые десятилетиями борьбы с лекарственной химией не устояли, и к концу апреля врачи не только констатировали полное выздоровление, но и разрешили Георгию принять участие в морской практике.

Великий князь – малый он не промах: с детства увлекается стрельбой и рыбалкой, и, если бы не чахотка, вполне мог бы сделать карьеру во флоте. И не «номинальную», парадную, какую мог сделать любой из царских отпрысков. Второй сын Государя по настоящему любит море и мечтает связать с ним жизнь.

И в этом тоже, как оказалось, был выстроен хитроумный расчёт. Дело в том, что в реальной истории венценосные родители отправили Георгия в 1887-м году в длительное морское путешествие, конечной точкой которого должна была стать Япония. Мария Фёдоровна надеялась, что солнце и морской воздух пойдут сыну на пользу. Увы, на полпути, в Бомбее, с Георгием случился приступ, и он был вынужден вернуться. Николай продолжил путешествие без брата, получив в итоге саблей по голове от спятившего японского городового [41].

А в здешней истории, которая постепенно сворачивает с проторённой нашей реальностью колеи, Александр решился избавить второго сына от прелестей домашнего обучения и отдать в Морское училище. Георгий с детства был и сильнее и здоровее старшего Ники; избавившись от чахоточных позывов, он быстро набирал физическую форму. И не только физическую – молодой человек с упоением погрузился в учёбу, в общество сверстников с их повседневными делами и заботами. И хотя от «особого отношения» гардемарину Георгию Романову никуда не деться – его не сравнить со строгой гатчинской чопорностью, в которой он рос до сих пор.

Спорить готов, дело не обошлось без Корфа и хитроумного доктора Каретникова. А что? Шутки шутками – а не задумал ли наш эскулап сыграть свою «попаданческую» игру, сделав ставку не на Николая, а на Георгия, как на будущего наследника престола? Вот уж не удивлюсь… Хотя, думать об этом рано; император не стар и находится в прекрасной физической форме – так что ему ещё царствовать и царствовать. Чем это обернётся для новой истории Российской Империи – гадать не возьмусь, но уж до таких глупостей, как в нашей истории, дело, хочется верить, не дойдёт. Недаром Д. О. П. работает день и ночь, и Государь проводит в ведомстве Корфа не меньше времени, чем в своей любимой Гатчине.

Но вернёмся к Георгию. За день до отбытия в Кронштадт нас пригласил к себе дядя Макар – то есть, доктор Каретников, – и под большим секретом, поведал, что нам предстоит проходить морскую практику вместе с Георгием. Сын государя старше нас и учится в первом специальном классе; и вот, пользуясь тем, что и мы оказались в той же практической группе, что и он (Три раза «ха»! Оказались! Так я и поверил в эдакое совпадение!), Каретников, передаёт нам личную просьбу Государя – ознакомить его сына с нашей версией истории последующих ста тридцати лет. И при этом – не скрывать от него никаких, даже самых шокирующих подробностей. Для этого Андрей Макарыч подготовил жёсткий диск с подборкой художественных и документальных фильмов; наша роль сводилась к тому, чтобы демонстрировать их Георгию, и, когда потребуется – давать объяснения. Я наскоро его проглядел – мама дорогая, одних полнометражных фильмов десятка три, не считая сериалов вроде «Семнадцати мгновений весны» и «Адъютанта его превосходительства». Это что ж, нам – бросать сон, что ли? Потому как ни учёбу, ни, тем более, работу с Никоновым нам никто бросить не позволит.

Оказывается, начальство учло и это. Георгий не просто проведёт с нами две недели училищной практики, а будет сопровождать нас и дальше, на борту канонерской лодки «Дождь». Вступив в строй семь лет назад, эта боевая единица уже успела «отличиться» – при переходе из Выборга в Гельсингфорс (так до революции именовали Хельсинки), канонерка запоролась на камни прямо на Транзундском рейде, где предстоит встать на летнюю стоянку «обсервационной» лоханке. Канлодка тогда получила пробоину в днище и затонула; через три дня ее подняли, подлатали и вернули в строй. Небольшой этот кораблик более всего напоминает то ли баржу, то ли землечерпалку, на которую по недосмотру строителей воткнули пушку калибром в одиннадцать дюймов. Получилось нечто вроде плавучей самоходки, типа немецкого «штуга», на котором я немало покатался в «Мире танков». Сходство оказалось ещё сильнее, когда выяснилось, что и назначение у канонерки похожее – борьба с английскими и немецкими броненосцами, если те рискнут сунуться на мелководья Финского залива. Эдакое ПБ-САУ, где «ПБ» – это «противо-броненосное».

Впервые увидев это творение пытливого российского ума, я усомнился – а не развалится ли оно после пары выстрелов? Остаётся только надеяться, что предстоящие нам гидрографические исследования и эксперименты с минными постановками не подразумевают очень уж частой пальбы.

Да, забыл сказать: на корме канлодки смонтирован продвинутый девайс – минные рельсы. Теперь можно брать на борт дюжину шаровых мин новой конструкции; для хранения и перевозки мин и прочего оборудования, «Дождю» придан финский пароход «Вайткуле» – я сразу же вспомнил латвийскую певицу, которую порой ностальгически слушает отец.

Но довольно о минах и канонерках; этого нам – мне, Николу и Георгию Александровичу, Великому князю – предстоит ещё дождаться. А пока – до свидания, город Кронштадт, здравствуй, берег финский! Хоть и не нужен ты нам особо, а повстречаться придётся – с начальством не поспоришь.

К вечеру второго дня мы пришли в назначенное для стоянки место. На баке вывесили расписание, по которому предстоит жить две недели: с половины девятого утра до десяти тридцати, а потом с двух пополудни и до пяти тридцати – занятия по практике морского дела. Самое важное здесь – гребля и хождение под парусами на ялах-шестёрках. Шлюпочной науке уделяют по нескольку часов ежедневно; сразу после подъёма флага нас, вместо гимнастики, гоняют по так называемой «капитанской петле» – вокруг баржи и до бакена, обозначавшего границу каменистой отмели, на которую напоролся в своё время бедолага «Дождь». Отмель тянется с северо-востока – то есть, простите, норд-оста, защищая вход в бухту. Обычно утренняя разминка превращается в импровизированные гонки, поскольку каждая из шестёрок стремится первой обогнуть буй и вернуться к барже.

Гардемаринам, пребывающим на корветах, выпали ещё и занятия по рангоуту; они карабкаются по вантам, спускают и поднимают брам-стеньги, брам-реи, а так же упражняются в постановке и уборке парусов. Наша баржа рангоута не несёт, а потому время это отводится шлюпочной практике, вязанию узлов и прочим необходимым в морском деле наукам. Все остальное занимают астрономические и навигационные занятия; кроме того, каждый день, во время выходов на шлюпках мы практикуемся в промерах глубин и нанесении результатов на карту.