По лезвию катаны - Логачев Александр (читать книги .TXT) 📗
Но надеждам на легкий побег суждено было продержаться не долее нескольких секунд, до тех пор, пока Артем не узнал, что ему не просто связали руки — длинный конец веревки Асикага обмотал вокруг своей левой руки. Как собачку на поводке собираются вести. Этот бывалый хрен что-то уж чересчур предусмотрителен. Всякое на своем веку повидал? Ну, не мысли же он умеет читать! «Спокойно, спокойно, — воздушный гимнаст попытался подпереть пошатнувшееся настроение, — не все так безнадежно. Можно как-то вырвать веревку. Если молодой куда-нибудь отойдет, можно этой же веревкой обмотать горло старшему и заду, шить. Будут, будут возможности, не может их не быть».
— Пошли! — скомандовал Асикага. Пошли. Вернее, побежали. Неторопливой трусцой. Первым бежал молодой, за ним Артем, замыкал цепочку Асикага.
Омицу. Нет, не только сейчас вспомнил о ней Артем. Он о ней и не забывал. Не исключено, что она уже где-то здесь. Услышав голоса, притаилась за деревьями и наблюдает. Что она будет делать? Пойдет следом? Даже если она еще не пришла, а придет позже, то увидит посох, капли крови на камнях. По следам она должна определить, что произошло. Ведь она лесной человек, значит, должна хорошо разбирать следы. Должна понять, сколько человек здесь было, определить, что Ямамото захватили в плен.
Артем не обольщался насчет того, что его успели полюбить или хотя бы привыкнуть настолько, чтобы уж жизни без него не представлять. Сработать могло другое — Омицу может испугаться, что Артем выдаст тайну их Долины, приведет к их укрытию чужих людей. Да, это сильный довод, чтобы она пошла следом. В скорости и выносливости она нисколько не уступает этим робин гудам, а бесшумному шагу могла бы их еще и поучить. На привале — ведь должны они делать привалы — она сможет незаметно и бесшумно подкрасться к дереву, к которому прислонят Артема. Он очень наглядно представлял эту картину: ножом-ядзири она разрезает веревки на его руках, режет тесемки кляпа, вкладывает ему в ладонь нож или посох… Посох она, разумеется, подберет. А дальше они могут просто спастись бегством или принять бой и бой этот выиграть…
Будь женщина по имени Омицу его любимой женщиной, он бы желал, чтобы она держалась подальше от опасных людей… Или лучше сказать так: раз он надеется на ее появление, значит, и она ему не стала за их короткое знакомство дорогой и близкой. Вот на какой мысли поймал себя Артем.
Итак, они идут к какому-то Масанобу. Как пить дать — идут в разбойничье логово. Как далеко до него, неизвестно. Если рассчитывать на появление Омицу, надо задержать их движение насколько возможно.
Артем резко остановился и обернулся. Бегущий следом Асикага не налетел на пленника — не исключено, был готов и к такому обороту. Артем же сел на землю, замычал, давая понять, что хочет что-то сказать.
— Эй! Ицумицу! — Старшему пришлось окликнуть младшего, который убежал вперед, не видя, что делается позади.
— Встать! — приказал Асикага.
Артем помотал головой.
— Мразь! — подбежавший Ицумицу ударил Артема ногой в бок. Артем завалился на землю. Смачно хлюпнула под ним влажная весенняя земля.
— Освободи ему рот, Ицумицу, — распорядился Асикага.
— Я же ранен! — едва развязали тесемки, сказал Артем. — Меня надо перевязать. Не добегу.
— Добежишь, — заверил, склоняясь над ним, Асикага. — Я тебя ранил, я знаю, что за рана. Добежишь.
— Нет. — Артем приготовился к новым побоящ и набрался решимости продержаться как можно дольше и добиться своего.
— Ты никто, — прошипел Асикага, ухватив Артема двумя пальцами за кадык. Силища в его коротких пальцах была чудовищная. Никаких сомнений — сдавит пальцами кадык и раздавит его в труху.
— Ты никто, гайдзин. Ты труха, ты хуже лошадиного навоза.
До сего момента Асикага казался Артему не то чтобы эдаким добрым-добрым дедушкой Габадеем, а… уравновешенным, что ли. Но, увидев перед собой сузившиеся, налитые яростью глаза, Артем понял, что жестоко заблуждался.
— Дай я его убью! — где-то над головой предложил повеселевший Ицумицу.
— Молчать! — рявкнул Асикага. — А ты, гайдзин, знай: еще раз взбрыкнешь — убью. И забуду навсегда про твой корабль. Его не было до этого дня, пусть его не будет и дальше. Это мое последнее слово тебе. Вставай и иди.
Артем видел перед собой глаза Асикага и чувствовал, что его слова — не пустая угроза. Если сейчас не подчиниться, если что-то еще сказать — через мгновение воздушного гимнаста Топильского не станет. Пришлось подчиняться.
Кляп был возвращен на место, и они снова в прежнем порядке побежали вперед.
А потом как-то очень быстро стемнело и хлынул дождь. Не ливень, но довольно приличный дождина. И уж точно неприятный. Да и что может быть приятного в дожде ранней холодной весной, да еще когда ты застигнут им в лесу и не можешь от него укрыться. Небесная вода превращала землю в вязкую хлябь, растворяла задержавшийся в низинах и под корнями снег, мутными струями застилала видимость. Одежда стремительно намокала и затрудняла движения.
Дождь заставил людей перейти с бега на шаг. «Хоть что-то, — подумал Артем, — хоть что-то». Он чувствовал, что слабеет и долгий бег ему не выдержать. А свались он… В общем, по-всякому может быть, но, скорее всего, возиться с ним, поднимать и уговаривать не станут. И что уж точнее точного — на себе не потащут.
Дождь не заставил разбойников остановиться на привал, допустим, забраться под дерево и переждать. Значит ли это, что до логова не так уж недалеко? Черт его знает… Артем начинал приходить в состояние, когда уже все равно…
Когда на небе еще торчало солнце, Артем примерно представлял себе, в какую сторону они идут — в сторону гор, но не в сторону Долины, от Долины они забирали влево. Теперь он потерял всякое ощущение пространства и времени. Пространство сузилось до видимого куска пути между ним самим и идущим впереди разбойником, а время превратилось в иллюзорные песочные часы, где из верхней колбы в нижнюю по каплям перетекали остатки сил. В голове не было никаких мыслей, кроме прыгающих, как на батуте, в такт шагам отрывистых фраз: «Не упасть, не упасть, держаться…»
Наконец дошли…
— Стой! — громко приказал Асикага.
Артем остановился, поднял голову и увидел впереди, шагах в двадцати, темный склон скалы. Скальная порода здесь походила на пагоду: разной толщины пласты породы наслаивались друг на друга, образовывали козырьки. Под одним из козырьков Артем разглядел лошадей, под другим — костер и сидящих возле него людей.
— Жди здесь, — приказал Асикага младшему и побежал в сторону костра. На доклад, понятное дело.
Страшно хотелось лечь… ну, или хотя бы сесть. Но еще сильнее не хотелось показывать этому голоногому уроду свою слабость.
Дождь продолжал лить, хоть и стал несколько потише, занудил, что называется, а такие дожди могут тянуться долго. Но на дождь Артем уже давно не обращал никакого внимания. Как и на рану, которая сейчас не ныла, а постреливала. Хуже всего, что онемела поврежденная правая рука. Впрочем, когда развяжут, может, и отойдет.
Ицумицу дожидался возвращения старшего молча, не бил и не стращал — видимо, и его укатала дорога под дождем. «А если ударит, получит ответ, ноги-то у меня свободны. Двинуть в пах, свалить на землю, обмотать горло веревкой и душить, — с каким-то пугающим даже его самого спокойствием решил Артем. — А дальше будь что будет. Наверное, далеко убежать не дадут, догонят и зарубят… Но если у меня будет мгновение, можно перерезать веревки его мечом. Тогда еще есть шанс побарахтаться…»
Наконец из-под козырька выбежал Асикага и махнул рукой.
— Пошли, — Ицумицу толкнул Артема в спину.
Под козырьком пахло жареным мясом. Сразу захотелось есть. «Организм хочет жрать, это радует, значит, не все так гибло», — подбодрил себя воздушный гимнаст. А еще под козырьком было тепло, сухо и дымно. От дыма стали слезиться глаза. А вообще-то логово не походило на постоянное место жительства, уж больно тесное и необжитое, скорее это был перевалочный пункт, которым пользовались по пути откуда-то и куда-то.
