Рацухизация - Бирюк В. (лучшие книги без регистрации .TXT) 📗
Авундий сидит возле нас на корточках и переводит взгляд с одного на другого. «Ест глазами». Взахлёб, не прожёвывая, задыхаясь, боясь пропустить хоть звук, хоть кусочек. Почти неслышно чуть шевелятся губы:
— Пятая сила… лысая обезьяна…
Фанг тяжело кивает и, глядя вслед убежавшему за ошейником юноше, произносит себе под нос:
— Лучше бы ты убил меня.
— Торопишься послушать трели соловья?
Смотрит непонимающе. Причём здесь это? Начало июля — какие соловьи… Ага, дошло. Опять «рубли» на лоб лезут. Ребята, не перестанете так вылупляться — я здесь Госзнак открою! Назло всем!
Шёпотом, с присвистом от выбитых зубов:
— Кто сказал?! Кто тебе сказал?!!!
— Фанг, ты, временами, бываешь очень однообразен и утомителен. А сам я догадаться не могу? Ты же говорил: моё оружие — смыслы. Неужто трудно понять, что выкрест, точнее, сначала — выпердунист Илья Муромец, должен был воевать с главным противником Перуна — Велесом. Которого часто называют Волосом. А прочитать «соловей» по-еврейски, справа налево, отбросив хвостик… Тайное имя, слова наоборот, «онвад с унод». Соловей-разбойник — тот же Волос, только со стороны задницы. Бог в анфас. Чем и свистит.
Настоящих офеней — греков-суздальцев — здесь ещё нет. Нет и их тайного языка — «фени». С выражениями типа: «Пехаль киндриков куравь, пехаль киндриков лузнись — смуряком отемнеешь». (Век живи, век учись — дураком помрешь). Здесь пока всё просто, в стиле донских казаков времён Стеньки Разина и их игр с палиндромами-реверсивами.
Подношу принесённый ошейник к лицу мальчишки, он орёт, рвётся, щёлкает зубами… Чуть палец не откусил.
— На воина можно одеть ошейник. Но он не перестанет от этого быть воином.
— Фанг, ты крайне невнимателен. Вспомни: разве я надеваю ошейники насильно? Я — только предлагаю, а застёгивают их люди сами. По своему личному выбору. Я лишь помогаю сделать этот выбор. Показываю новые возможности. Авундий, разденьте ребёнка.
Началась возня, обычная для случаев принудительного раздевания связанного человека. Авундий, с парой помощников, кантовал Кастуся. Тот ругался, плевался и лягался. Впрочем, удачно заткнутый подштанниками одного из своих убитых воинов, оказался вынужден прекратить два первых развлечения.
Я же пересел поближе к Жмурёнку, потыкал в него сапогом, привлекая внимание, и попытался уточнить некоторые интересующие подробности о текущем состоянии дел у «Московской Литвы».
Грустно. Я, было, раскатал губу получить за княжича богатый выкуп. Это ж — нормально! Феодализм же вокруг! Народ должен быстренько вытрясти кошельки и выкупить своего вляпавшегося в плен господина. Это ж все знают! Во всяких Англиях-Франциях-Германиях — на каждом шагу! И у нас же — тоже!
Да. Но — позже. А здесь и сейчас превалируют не нормы феодальной лестницы, а более фундаментальные нормы борьбы за власть. Старшие Будрысычи, может, и заплатят денег, но только за то, чтобы я прирезал их младшего братца.
Я уже говорил, что отношения между сводными братьями во владетельных семьях, как правило — враждебные. Свояк, с его плачем по убиенному брату Игорю — едва ли не единственное исключение.
Здесь ситуация ещё хуже: Кастусь — наследник. Но он — младший. Нарушается фундаментальный принцип физического старшинства, «права рождения». Ещё: Кастусь — сын «чуженини». Что включает на всю мощность ксенофобию. Которая в этом племени особенно сильна в силу особенностей исторического развития.
Тем более, эта «чужесть» более десяти лет постоянно и достаточно обидно для туземцев демонстрировалась его матушкой и её окружением. А ещё он — «посвященный воин Перуна». Как сообщает «мой источник», нервно жмурясь и почёсывая покусанные ноги — «поротвичи» вовсе не столь идеологически монолитны, как прежде. Что не удивительно: жрецы всегда живут за чужой счёт. Что раздражает. Когда это делают «чужие», пришельцы из Ромова, да ещё поучают топорами… особенно неприятно. «Понаехали тут всякие…». Старшие Будрысычи — местные, и неприязнью туземцев к перунистам — пользуются.
Не, выкупать не будут. При случае — сами придавят.
Ага, готово. Кастусь, тощий, голый, очень белокожий, со связанными за спиной локтями, лежит животом на бревне-плахе и мычит сквозь чьи-то подштанники. Периодически елозит ногами и бьётся лицом об бревно. Авундий старательно придерживает его за волосы и путы.
Комаров уже почти не нет, костёр прогорает, свежий ночной воздух овевает… всё это обнажённое и трепыхающееся, успокаивает и отрезвляет. Восприятие реальности улучшается и позволяет перейти к её осмыслению.
«Ему было нестерпимо конфузно: все одеты, а он раздет и, странно это, — раздетый, он как бы и сам почувствовал себя пред ними виноватым, и, главное, сам был почти согласен, что действительно вдруг стал всех их ниже и что теперь они уже имеют полное право его презирать. «Коли все раздеты, так не стыдно, а один раздет, а все смотрят — позор! — мелькало опять и опять у него в уме. — Точно во сне, я во сне иногда такие позоры над собою видывал». Но снять носки ему было даже мучительно: они были очень не чисты, да и нижнее белье тоже, и теперь это все увидали. А главное, он сам не любил свои ноги, почему-то всю жизнь находил свои большие пальцы на обеих ногах уродливыми, особенно один грубый, плоский, как-то загнувшийся вниз ноготь на правой ноге, и вот теперь все они увидят».
Достоевский, временами, очень точен в описании оттенков человеческой реакции. Дело не в факте обнажения — в бане все бывали, но исключительно в собственной оценке конкретной ситуации. Почти голые эстрадные певицы, пляшущие перед огромными концертными залами и телевизионными аудиториями, отнюдь не конфузятся. Наоборот, быть публично голым среди толп одетых — цель, мечта множества людей. Просто надо именно так вывернуть свои мозги, собственную этику.
В отличие от Мити Карамазова, Кастусь носков не носил, да и ногти имел вполне нормальной формы. Что, однако, не мешало ему ощущать «нестерпимый конфуз». Теряя уверенность в себе, гордость посвященного воина Перуна, гонор княжеского сына.
— Фанг, как думаешь, если употребить его «для наслаждений» — он поумнеет?
— Вряд ли. Их этому учат.
Во как! Хотя, конечно… ритуальное боевое братство… воспитать сопротивляемость к боли, унижению, страху… Прививка дерьмом — лучшая профилактика для сохранения храбрости? Получи от своих все гадости, которыми грозит тебе враг — и ты годен в герои. Настоящий воин должен быть постоянно готов не только вонзить своё победоносное копьё в дракона, но и наоборот: что кое-какое «бедоносное копьецо» вонзят в него.
Забавно… Братство Перуна — международный гей-клуб? С профессиональными активистами? Виноват: с активными профессионалами. Кто-то ж должен тренировать молодёжь! Как-то я Илью Ивановича, который Муромец, в роли пассивного… неофита — плохо представляю. Хотя, ему ж был уже тридцатник! Взрослый бородатый мужик… в этом смысле — малопривлекателен. «Тренеры» — уклонились? От исполнения священного долга по эстетическим основаниям?! Не верится… А! Понял! Илья же тридцать лет на печи просидел! Тренировал специфические мышцы на разгрызание кирпичей… Вот жрецы и испугались — вдруг головы по-откусывает. В смысле — головки.
Нет, ну что у нас за страна! Главный национальный герой — еврей-крестьянин. Казак-богатырь — инвалид детства. Запойный, до неузнавания соратников, мостостроитель с каменной задницей. Иудей-перунист — святой православный. «Нам внятно всё! И острый… и сумрачный…».
Такой народ — победить невозможно! Потому что удивлять — уже нечем.
— А если хором?
— Сдохнет.
И правда — что-то меня на американизмы повело: если с одного раза не получилось — повторяем то же самое, но с бОльшими ресурсами. А тут не ломить, а думать надо.
— Может, ему тавро рабское? Типа: печка с трубой и рябиновые листики по кругу?
— Калёное железо? Боль… — либо вытерпит, либо сдохнет. Если выживет — клеймо потом срежет. Шрамы украшают мужчину.
