Команданте Мамба (СИ) - Птица Алексей (читать книги полные .TXT) 📗
Вся толпа дикарей обрушилась на мой строй с разбегу, не считаясь с потерями. Всё-таки, их было больше, и они старались задавить нас массой. Но, мои воины не были трусами, да ещё и горели местью за убитых соплеменников, и достойно встретили всю эту массу отчаянных воинов.
Передо мною встала дилемма. Впереди колыхался строй моих воинов, сдерживая наступательный порыв воинов креша. Фланговые стрелки оказались бесполезны, и теперь откатывались далеко в стороны, стараясь оторваться от преследующих их дикарей.
Стрелять через головы моих воинов я не мог. Многие их них были выше меня, и я не видел врагов, опасаясь попасть в своих. Бежать на фланг было уже поздно, это могло посеять панику среди моих воинов, не понявших манёвра. Оставался последний вариант — вступать в бой самому, и без огнестрела. Этот вариант был самый худший.
Решившись, я снял из-за спины винчестер, и бросил его на землю, Луиша рядом не было, как и кота. Их я оставил охранять оружие. Затем я вытащил из мешка маленький сосуд из пустотелой тыквы. В нём была одна микстура, случайно получившаяся у меня, в результате одного из экспериментов. Микстура берсерка, так я её назвал. Она давала прирост неконтролируемой агрессии и бешеной ярости, в чём я мог лично убедиться, подлив ее одной тётке, которую потом успокаивали три воина, и то смогли это сделать, лишь когда связали.
Глотнув сильно разбавленный концентрат, я стал бить в тамтам, доводя себя до необходимого состояния, попутно подавая своим примером дополнительный импульс ярости своим воинам, потерь которых я не мог больше допустить.
Вскоре в голове зашумело, мысли стали путаться, а глаза заливать кровавая пена ярости. Еле сдерживая себя, из последних сил, я крикнул — «В стороны».
Вытащил свой старый медный хопеш, и, подняв его над головою, ринулся в самую гущу битвы. Ярость клокотала в моей груди, пробиваясь глухим звериным рычанием сквозь стиснутые зубы.
Мои воины раздались в стороны, пропуская меня. Хопеш, как топор смерти рухнул на оскаленную пасть врага, разрубив её напополам. Его мозги брызнули мне в лицо. Мотнув головой, стряхивая с себя брызги серого вещества, слизь и кровь, я нанёс следующий удар, и раздробил плечевой сустав другому дикарю.
Машинально прикрыл левый бок щитом. Снова ударил, бессознательно закрылся щитом, и опять ударил. Почувствовав, что мне неудобно, бросил хопеш, и, подобрав обломок копья с длинным и широким лезвием, стал орудовать им, рассекая грудные клетки, вспарывая животы, прокалывая горло и отрубая неосторожные конечности, что старались попасть в меня, сжимая при этом острую сталь.
В меня, наконец, попали копьём, потом ещё раз, но я не чувствовал боли. Копейщика, что посмел продырявить меня, я ударил щитом, свалив с ног. А потом, наступив ему на голову, ногой, обутой в грубый, кожаный сандалий, отрубил его голову одним ударом обломка копья.
Наконец, прорубив целую просеку в рядах врага, я добрался до их вождя и смог насладиться боем с ним один на один. Чем-то он напоминал меня, такой же высокий и сильный, он мощно рубил своим мечом, словно вышедшим из фильма по мотивам книги Толкиена, и больше подходил бы для урук-хаев, чем для людей, пусть и чернокожих.
Его лезвие, в начале прямое, на конце расширялось, наподобие секиры, и имело два обоюдоострых конца, загнутых вниз. Этим мечом он смог уже изрядно порубить щиты моих копейщиков, и, возможно, ранить или убить кого-то из них. Осознание этого добавило мне ярости. А кровавая пелена совсем затмила мой, зачахший в условиях Африки, мозг.
Заревев, как медведь (а родовая память-то помнит, кто есть ху), я швырнул в него обломок копья. Чужой вождь не сплоховал, и отбил удар. Моя рука, возвращаясь после броска, случайно задела перевязь с ножнами для метательных ножей. Нервные окончания послали об этом сигнал прямо в мозг.
Перешедший в автономный режим, разум обработал информацию, сравнил с имевшимися данными, подготовил решение, и послал командный импульс к хватательным конечностям. Моя рука на «автомате» схватилась за рукоять ближайшего метательного ножа, сжала его, и, вытащив из ременной петли, швырнула со всей силой во врага.
Вождь крешей успел взмахнуть мечом, но удар был столь силён, что его рука, держащая меч, наверняка отсохла, а меч издал жалобный, стонущий звук повреждённого железа.
Но на этом ничего ещё не закончилось. Обработав информацию, полученную от зрения, мозг принял аналогичное решение, и моя рука, потянувшись к груди, сорвала с перевязи второй нож, и метнула его снова.
На этот раз, нож полетел в голову врага, украшенную черепом барана, с закрученными вверх, рогами. Вот овца, промелькнула в моём воспалённом мозгу чужеродная мысль. Ты ещё себе на голову череп гиены бы натянул, козёл драный.
Второй метательный нож попал в один из рогов, венчавших бараний череп, который защищал голову вождя, и снёс его, напрочь, заодно, свалив полностью весь «шлем» наземь.
— Ну что… овца драная, потанцуем?! — заорал я, в предвкушении забавы, не обращая внимания на хлеставшую из меня кровь.
Мой мозг подтвердил запрашиваемую информацию, и отдал команду на дальнейшие действия, зная, что у меня осталось ещё два африканских метательных ножа, больше похожих на летающие секиры, чем, собственно, на нож.
Их я и использовал для атаки. Третий нож полетел снова в цель, где встретился с мечом врага, ударился о его лезвие, и они вместе упали куда-то назад. Последний нож (теперь он будет моим самым любимым), полетел в вождя крешей, через долю секунды после третьего, и, наконец, вонзился в тело, глубоко зайдя тому в грудь, одним из крюков зацепил шею вождя, разорвав ему сонную артерию.
Ярко-алая кровь хлынула на грудь, где уже пузырилась кровавая пена из пробитых лёгких, и через минуту всё было кончено. Вождь крешей умер в бою!
— Ааааа! Дикий рёв моих воинов заглушил всё вокруг, заставив умолкнуть все прочие звуки боя. Дальнейшее, кроме как разгромом, назвать было нельзя. Креши дрогнули, и стали терять убитыми намного больше, чем раньше, и, в конце концов, не выдержав, побежали, дав возможность убивать себя в спину копьями и дротиками.
Я же стоял, покачиваясь над мёртвым вождём, и тупо смотрел, как моя кровь бежит по груди и животу, стекая в шорты, что давно поменяли цвет из белого на серый, а сейчас уже, и красный. Постояв так пару минут, и, убедившись, что мы победили, я покачнулся, голова закружилась, земля и небо поменялись местами, и, медленно заваливаясь на правый бок, я рухнул на пыльную, красную землю, обильно политую кровью, уже и моей, и потерял сознание, исчерпав не только свои силы, но и все природные силы моего организма.
Дальнейшее я не контролировал. Бросившиеся в атаку мои воины, практически уничтожили все силы крешей, но не смогли преследовать, из-за меня, вторую часть отряда. За ними отправился Манал, взяв с собою полсотни воинов, остальные, во главе с Ярым, подхватили моё тело, и меняя друг друга, перевязав мои раны, бросились обратно, спеша доставить меня к Луишу, который тоже немного разбирался в врачевании, и где был запас примитивных медикаментов, которые я всегда возил с собою.
В этом бою мы потеряли убитыми пятерых воинов, и более двадцати были ранены, но никто тяжело. И сейчас, не щадя себя, мои воины тащили на руках моё бессознательное тело, спеша спасти меня от смерти, а по сути, спасая свою надежду и будущее. Может, они и не понимали этого, но чувствовали всеми своими заблудшими, дикарскими душами.
Они успели, и доставили меня вовремя. Увидев вождя в таком состоянии, все переполошились, и стали помогать Луишу заботиться обо мне. Общими усилиями, меня смогли привести сначала в сознание, а затем, постепенно начать лечить.
Кризис отступил через три дня, когда вернулся Манал, который смог отбить соплеменников у оставшейся банды крешей, и теперь непрерывно сидел возле меня, молясь, как на бога.
Мою кровь многие воины использовали в своих языческих обрядах. Кто-то смазал ею оружие, втерев в рукоятки. Кто-то, капнув несколько капель в воду, налитую в глиняную чашку, которые тайком стряхнул с листа, что использовали для перевязки раны, а затем выпил её тайком. Кто-то просто обмазал ею губы, или тело, громко крича, и призывая всех богов на помощь. Но все, все старались облегчить мои страдания, и молились своим чёрным богам, чтобы я выжил.
