Характерник (СИ) - Ли В. Б. (книги без сокращений .txt) 📗
Помогаю жене в домашних делах, ухаживаю за скотиной, купил телегу, с впряженной Кауркой привез дрова, камыш на растопку, корм животным, собираю сушняк и кизяк, не чураюсь "женских" работ - готовлю кушать, убираюсь дома, играюсь с дочерью. В первое время Катя недоумевала, у казаков подобное не принято, а потом привыкла, я ведь особенный, не обычный казак. Вновь приступил к лекарству, пользовал всю округу, ко мне стали привозить больных из других паланок (округов) Запорожья, даже из Полтавы, слава обо мне дошла и к ним. Принимаю их в бане, но планирую в следующем году пристроить к дому отдельную комнату для таких нужд, пациентов у меня много, даже иногда ждут очереди в доме.
Много времени уделял нашей дочери, Лизе скоро годик, уже пытается вставать на свои ножки. Смастерил ей подобие манежки из веток кизила, теперь она встает и ходит вдоль стенки, держась своими еще слабенькими ручками, устает и падает на попу. Вырезал ей игрушки и куклы, разукрасил в разные цвета красками из трав и ягод, луковой шелухи, теперь дочь с увлечением ими играется, берет на зубок. Ухаживаю и за Катей, она уже на сносях, берегу ее, трудную работу беру на себя. Так в домашних заботах встретил с семьей Рождество, за ним Крещение, масленницу, весной перед Пасхой родился сын. Роды прошли легко, после недолгих схваток появился на свет наш второй малыш, окрестили его в церкви Петром. Мальчик спокойный, почти все время спит, ночью особо не беспокоит мать. С молоком у Кати трудностей нет, она кормила до родов Лизу, а теперь обоих малышей, не стала отрывать дочь от груди, молока хватает.
За зиму не раз навещал своего наставника, он заметно сдал, двигался уже не так уверенно, появилась дрожь в руках. Заметив как-то мой сочувственный взгляд, он грустно улыбнулся, а потом сказал:
- Да, Ваня, приходит мой час. Но я ни о чем не жалею, жизнь прожил по правде, мне не зазорно смотреть людям в глаза. И тебе того же завещаю, кривдой счастье не поимеешь. Когда я помру, похорони меня, Ваня, на высоком берегу, буду смотреть оттуда на Днепр, с ним прошла моя жизнь, останусь и после.
После замолчал, смотря куда-то вдаль, возможно, вспоминал свою долгую жизнь, потом добавил:
- А ты, Ваня, живи, как живешь, расти детей, лечи людей, помогай нашему кошевому. Много в нем лукавства, но он душой за казачество, держись его. Твоя душа чиста помыслами, наверное, не зря Господь послал ее к нам, так не теряй ее, сохрани от соблазнов и гордыни. Тебе уготована непростая судьба, немалые испытания, будь же стоек и честен перед собой и людьми. Да поможет тебе Господь во славу Запорожского казачества!
Вот так напутствовал старый характерник при последней встрече, а через неделю приехал казак с Сечи, известил о смерти моего учителя. Я тут же собрался и отправился исполнить свой долг, достойно попрощаться с замечательным человеком, встретившимся на моем пути в этом мире. Благодарность и скорбь охватили меня, с такими чувствами я проводил наставника в последний путь со многими казаками, пришедшими на похороны Данилы Степановича. Упокоили его на высокой круче, как он просил, а после, на тризне помянули Войкова добрым словом. У меня осталось чувство, что я осиротел, потерял близкого мне по духу старшего товарища и друга, болевшего за меня всей душой. В доме наставника я ходил по комнате, все вещи напоминали о нем, долго не выдержал сердечной боли, взял оставшихся коней на привязь к своему Яшке, отправился на хутор, спеша найти в своей семье покой.
В мае 1673 года Сирко созвал казаков в новый поход, взять татарскую крепость Ислам-Кермен на левом берегу Днепра, а потом на чайках выйти в море, порушить османские крепости Измаил и Тягинь. В собравшемся на клич атамана войске почти десять тысяч бойцов, подогнали 150 чаек и 5 грузовых ладей с осадными пушками, еще обоз с провиантом, боеприпасами, другим снаряжением, он будет идти за нами до Ислам-Кермена. Почти все войско плотно разместилось на суднах, часть идут с обозом, тронулись в путь ранним утром. Я в атаманской чайке, как уже взрослый, сижу на веслах, гребу со всеми, пока не задул попутный ветер. Поставили парус, под ним плыли до вечера, встали на ночлег на левом берегу. Обоз от нас отстал, ему до крепости добираться пять суток. Второй день прошли также, частью под парусом, на третий до полудня подошли к татарской цитадели, пристали к берегу на виду, не скрываясь от врага, высадились, стали выгружать пушки.
Татары побоялись помешать нам, стояли на стенах и смотрели, как мы возимся с пушками. Левый берег в отличии от правого низкий, да и местность ровная, так что с пушками мы справились гораздо легче, докатили их до огневых позиций. Туда же перенесли бочки с артиллерийским порохом, ядра, гармаши и их подручные принялись готовить орудия к бою. Сразу после обеда они принялись обстреливать башни до полного разрушения артиллерийских позиций, перенесли огонь на следующие. Нашим канонирам понадобилось пять дней на уничтожение всей артиллерии противника, после разрушили ворота, открыв проход в крепость. В привычном нам порядке пошли на приступ ночью одновременно через ворота основным войском и по стенам верхолазами. В течении ночи и следующего дня полностью очистили крепость от татар, еще два дня ушло на его разграбление. Нагрузили обоз большей частью воинскими трофеями, товарами и мало-мальски ценным имуществом, нашедшимся в складах и домах, а потом подожгли крепостные сооружения, башни взорвали под основание.
Наши потери составили вдвое меньше, чем при взятии Газы-Кермен, выживших раненых отправили с обозом обратно в Сечь, остальные на чайках и ладьях продолжили путь к морю через плавни. На выходе из устья вражеский флот не обнаружили, посланные дозором на чайках казаки обнаружили его поодаль, османские корабли встали широким строем, перекрывая весь лиман. Наши разведчики насчитали 15 галер и около 50 судов поменьше - галиоты, бергантины, фусты. Флот немалый, но и у нас также, после небольшого совета со старшинами атаман решил дать бой, да и наши тихоходные ладьи не смогут уйти от вражеских боевых кораблей. Основную цель представляют галеры как наиболее опасные для нас, остальные суда будем отсекать от них. Распределили чайки по направлениям атаки, отправили ладьи обратно в плавни, встали наизготовку в ожидании команды атамана.
Заполночь в непроглядной тьме, сплошные облака затянули небо, мы пошли в атаку на неприятельский флот. Почти сразу разошлись, группами по пять чаек, каждая к своей галере. Гребли тихо, медленно, надо подобраться незаметно, да и ночь как по заказу, кошевой наколдовал. Крадучись прошли мимо малых кораблей врага, охранявших галеры, со всех сторон обступили их и пошли на абордаж. Первыми вступили на вражеский борт лучшие бойцы - штурмовики, тихо убрали караульных, за ними остальные, расходясь по верхней палубе и перекрывая все выходы на нее. А дальше пошла резня, наши бойцы врывались в отсеки на нижней палубе, сходу рубили саблей сонных османов, не трогали только гребцов, прикованных к скамьям. На некоторых галерах не удалось застать команду врасплох, дошло до рукопашной схватки с перевесом на стороне казаков, в течении двух часов все основные корабли оказались в наших руках. На малых судах пытались прорваться на помощь галерам сквозь заслоны из чаек, но казаки отогнали их ружейным и пушечным огнем, часть из влезших в наш строй взяли на абордаж.
Казаки нашей чайки в абордаже галер не участвовали, отгоняли другие суда, среди них был галиот, ненамного уступавший в размерах и вооружении галере. Мы и бойцы еще одной чайки схватились с османами на нем сначала в пушечной, потом в ружейной перестрелке, дошло до сабельной сечи и свалки. Здесь меня впервые ранило, я в горячке сражения даже не заметил, как это произошло, только после того, когда перебили запрыгнувших на наше судно врагов, а сам галиот попытался убраться от нас. Но наши воины не дали ему оторваться, сами перебрались через возвышаюшийся над нами борт и устроили побоище на нем. Попытался подняться за ними и от внезапной слабости едва не упал, успел ухватился за борт чайки, потом, держась за него, уселся на ближайшую лавку. Не понимая, что случилось, стал торопливо осматривать себя, только затем почувствовал ноющую боль в левой руке. Отставил к борту саблю, поднял повыше рукав рубашки и наконец увидел сквозную рану от пули на предплечье, оттуда тоненьким ручейком стекала кровь.
