Корсар с Севера - Посняков Андрей (книги онлайн полные версии бесплатно txt) 📗
Несмотря на столь верноподданнически-турецкое имя, лояльный туркам на словах, властитель Туниса проводил осторожную и хитрую политику, не очень-то считаясь с интересами султана Мехмеда. Принимал к себе всех. Беженцев из Египта, мятежных греков, испанских и португальских мавров. Даже оказывал кое-какую поддержку. Взамен же требовал не так и много: двадцать процентов добычи. Ясно, что речь шла о пиратстве, обычные рыбаки, ремесленники и торговцы не очень-то требовались ни Осману, ни простым тунисцам. То же касалось и Алжира. «Нам нужны рабы, а не конкуренты» – эта алжирская сентенция в адрес соплеменников, под угрозой меча пиренейских дворян вынужденных покинуть Испанию и Португалию, распространялась практически на весь Магриб, как называли арабы северо-западное побережье Африки. Часть бежавших с Пиренейского полуострова мавров продолжали на новом месте свои старые занятия. Искусные ювелиры, ткачи, садовники – они немало способствовали расцвету экономики Магриба. Те же, кто не умел или не хотел жить честным трудом, валом валили в пираты. Возобновились древние арабские традиции грабежа побережий христианского мира. Италия, Испания, Португалия – всюду трепетали при виде быстрых арабских доу. Говорят, смуглых головорезов в зеленых чалмах видели даже в Англии. Кроме арабов, среди магрибских (иногда их еще называли берберскими, что не очень-то верно) пиратов было много греков, иллирийцев, хорватов. Кого только не было! Владыки Алжира и Туниса принимали всех! Какая разница, кто ты? Лишь бы признавал, что нет Бога, кроме Аллаха, а Мухаммед – пророк его. Сущая безделица. Зря средневековых людей считают уж слишком религиозными. Ренегатство в Магрибе было настолько распространенным, что давно уже никого не удивляло. Некоторые умудрялись менять веру несколько раз. Какая, к черту, вера, когда тут такой доходный бизнес – сиречь, пиратство.
Турок не любили и побаивались, считая их слишком сильными конкурентами. Скопив начальный капитал тривиальным морским разбоем, многие из пиратов затем оседали в крупных городах Магриба: Оране, Алжире, Тунисе или Танжере, недавно с особой жестокостью сожженном португальцами в отместку за пиратские рейды. Впрочем, разбои и зверства давно стали обоюдными. Средиземное море, после короткого периода затишья, снова превращалось в арену кровавой борьбы Запада и Востока, католичества и ислама. Ни та, ни другая сторона не брезговали ничем, только мусульмане убивали меньше, превратив получение выкупа в доходный бизнес. Такой путь: заработать денег, затем заняться торговлей, купить дом с садом, завести гарем – стать обычным магрибским обывателем – привлекал многих. Не всем, правда, везло… но опять-таки многим.
Поэтому именно Тунис, Алжир, Триполи были тем лакомым местом, куда, по мнению турок, и будут стремиться восставшие. Правда, часть убежденных христиан-католиков – оказались на «Йылдырыме» и такие, вот хоть приятель Олега Иваныча Ян, – высказывались категорически против Магриба и требовали идти в Сицилию.
Назревающий конфликт был прекращен волевым решением капитана Костадиноса:
– Сначала в Сицилию, затем – в Магриб! Кто в Магриб – тому и судно.
Он справедливо рассудил, что лицам, желающим заняться пиратским промыслом, судно, конечно, нужнее. Сам же Илия разрывался – хотелось, конечно, возвратиться домой, в Морею, где у него была семья, собрать верных людей и хорошенько потрепать нервы Сулейману-паше, бейлербею Румелии. Хотелось бы… Отомстить проклятым туркам за сожженные села и нивы, за опозоренных жен и дочерей, проданных в османские гаремы, за сыновей, угнанных в янычары. Отомстить… Правда, и деньжат тоже подзаработать неплохо. Для борьбы с турками ведь тоже деньги нужны. А где их заработать, как не в магрибских пиратах?
Похоронили погибших, сбросив с привязанным к ногам грузом в море. Постояли на корме, посмотрели печально на сомкнувшиеся над мертвыми телами волны. Поляк Марек, юнга Калинта, да мало ли. Почти у каждого в шиурме нашелся приятель, о котором можно скорбеть. Правда, не очень-то долго они предавались грустному занятию – усталость быстро взяла верх: сказывалось сверхнапряжение последнего дня.
Олег Иваныч уселся на корме, свесив ноги в трюм, затем повалился на спину, наблюдая, как в густо-синем небе медленно плывут ватные ослепительно белые облакам. Вот – похожее на корабль. Вон – на подушку. А вон, рядом, точно чалма или тюрбан. Чалма. Интересно, как там Иван поживает, Яган-ага? Наверное, воюет где-то. Артиллерист, блин. А Гурджина? Вроде бы султан простил ее, доходили такие слухи. Правда, выгнал из гарема, лишил, так сказать, всех привилегий, как не оправдавшую высокого доверия. Дай Бог, дай Бог…
Не дал Бог.
Султан Мехмед действительно простил Гурджину, люди не врали. Только прощение султаново особенный характер имело. Вместо того чтоб кожу с живой содрать, приказал владыка правоверных лишь удавить заразу да скинуть труп с высокой скалы в море.
Так бы и плавала Гурджина по дну, кормила б рыб. Если б не Ыскиляр-каны, главный султанский евнух. Именно он и должен был удавить Гурджину. И удавил бы, ежели б не был так жаден! Хоть и извращенец Ыскиляр, да пройдоха тот еще! Ноченьки темной дождался, сунул несчастную польку в мешок да на личном ишаке отвез в Галату знакомому купцу. Там и сторговал. Гурджина – девка красивая, удачный вышел гешефт у пройдошистого евнуха. Денежки подсчитав, улыбнулся Ыскиляр-каны губищами своими толстыми. Велел в покоях кальян курить да для пущего веселья позвал мальчиков с накрашенными губами. Так и провеселился аж до утра. А уж кого там по его приказанию верные слуги со скалы в мешке сбросили – о том один Аллах ведает.
Гурджину же продал купец выгодно одному милетскому ренегату-греку. Так она и прожила в Милете, пока все греково имущество не описали османские судьи-кадии за долги и злостное уклонение от уплаты налогов. Продали с молотка молодую польку доверенным лицам самого Сулемана-паши, бейлербея Румелии, из гарема которого она уж сама сбежала – больно злобен был паша. Садист – одно слово!
Скиталась в горах, на севере Румелии, там, на границе с Трансильванией, попалась валашскому отряду. Обрадовалась было, дура, призналась, что христианка, помощи попросила. Вот они ей и помогли. Всем отрядом. По очереди. Баба красивая, от нее не убудет. Не убили – и на том спасибо. Натешившись, продали перекупщикам. Так и мыкалась по гаремам да вертепам непристойным. Всю Болгарию прошла да пол-Фракии. Поистаскалась вся, загрубела. Верно люди говорят: «Не родись красивой, а родись счастливой»!
Впрочем, лет через семь улыбнулось и Гурджине счастье. В Морее, на невольничьем рынке, купил ее важный господин – артиллерийский полковник великой армии османлы – «шеф-повар жопегов» – Яган-бей-эфенди. Сначала наложницей сделал, а затем и старшей женой. Полюбил, в общем. Родила Гурджина Ягану четырех сыновей: Халима, Ахмеда, Али и Махмуда. Трое здоровых, а четвертый хворал часто. Двое первых погибли в Венгрии, Али – пропал без вести, а младшенький, Махмуд-стихотворец, стал великим визирем при султане Баязиде Вели, пожалуй, самом гуманном и ученейшем из всех турецких правителей.
Первое, что сделал Баязид, вступая на трон, – приказал срыть статую своего отца – султана Мехмеда Фатиха, «чтобы его кровавые деяния не падали тенью на новое правление». Очень любили в народе нового султана, уважали и – странное дело – не очень боялись.
Хоть и разомлел Олег Иваныч на солнышке, да все равно не спалось – на сердце тревожно. Вспоминался Новгород – белокаменные мощные стены, храмы с серебристыми куполами, вечно шумящий Торг да седой Волхов. И люди вспомнились. Те, кого знал, с кем дружил, кого любил. Владыко Феофил, посадник Епифан Власьевич, Олексаха, Ульянка, Софья… Софья. Лишь только представил Олег Иваныч тонкий стан боярыни, волосы, рассыпанные по плечам, глаза цвета коричневой дубовой коры, теплые, большие, с загадочными золотистыми искорками… Слезы, словно сами собой, выступили в уголках его серо-стальных глаз. Софья… Увижу ли тебя хоть когда-нибудь?
