Левиафан шагает по земле - Муркок Майкл Джон (читать книги бесплатно полные версии txt) 📗

Напротив большой двойной двери, через которую мы вошли, стоял пьедестал, обтянутый шкурами зебры, на нем стоял трон из резного эбенового дерева, его выкрашенная багряным спинка была украшена изображением льва, которого в Новом Кумаси можно было встретить повсюду (все это напомнило мне на мгновение о «короле Ист-Гринстеда»).

Цицеро Гуд, одетый в легкий белый тропический костюм, стоял возле своего трона и смотрел в окно. Когда объявили о нашем прибытии, он обернулся, отпустил охрану легким движением руки. Другую руку он держал в кармане брюк. Быстрым шагом подошел к столу, где заранее было выставлено множество алкогольных и безалкогольных напитков (Гуд, без сомнения, уже получил информацию о том, что некоторые члены нашей группы не пьют алкоголя). Он лично обслужил каждого из нас и затем так расположил кресла, чтобы мы могли сидеть поблизости друг от друга. Ни один европейский монарх не мог встретить своих гостей с большей почтительностью, гостей, которым он хотел выразить свое уважение (и на которых намеревался произвести впечатление, потому что позаботился о том, чтобы по дороге во дворец мы получили возможность увидеть все внешние признаки его неограниченной власти).

Он взял на себя труд узнать имена каждого из нашей группы и выяснить кое-что о специфических интересах каждого члена миссии и о его задачах в Бантустане, и теперь вел беседу совершенно естественно со всеми, выказывал большие познания во всех областях и охотно признавался в своем неведении, если действительно чего-то не знал. В моем собственном мире есть короли и императоры, которым следовало бы поучиться у Черного Аттилы искусству noblesse oblige [13].

Лично со мной он не разговаривал, покуда не переговорил с другими, а затем он улыбнулся мне широкой улыбкой, дружески пожал руку, и у меня возникло непреодолимое ощущение, что тиран меня любит – чувство, на которое я не мог отвечать, помня о его знаменитой ненависти к белой расе. Моя реакция была вежливой, сдержанной, но холодной.

– Я так рад, что вы решились приехать, – сказал он.

– У меня не создавалось впечатления, будто у меня есть большой выбор, – ответил я. – Президент Ганди, кажется, получил однозначную информацию о вашем требовании включить меня в число членов миссии.

– Разумеется, я выразил надежду, что вы будете включены. В конце концов, мне же нужно было продемонстрировать свою беспристрастность, – он произнес это с улыбкой, предназначенной для того, чтобы разоружить меня. – Получить алиби в отношении белых, знаете ли.

Намеренно или нет, но его замечание о цвете моей кожи меня смутило. Даже шутка может подчеркнуть то различие, о котором мы оба хорошо знали. Если бы человек, отпустивший ее, был моим лучшим другом, я все равно почувствовал бы то же самое, тем более что в помещении не имелось больше других белых.

Заметив мою неловкость, Цицеро Гуд хлопнул меня по плечу:

– Извините, мистер Бастэйбл. Бестактное замечание. Но сыну раба иной раз не так легко сопротивляться искушению, здесь вам придется со мной согласиться.

– Я думал, сэр, что вам довольно успеха, позволившего забыть об этом клейме…

– Клейме, мистер Бастэйбл? – его голос зазвучал неожиданно жестко. – Я могу вас заверить, что свое происхождение клеймом не считаю. Клеймом оно является для тех, кто некогда поработил мой народ.

Этот аргумент бил не в бровь, а в глаз.

– Вероятно, вы правы, сэр, – пробормотал я. Я не был полноценным противником в споре с человеком, который соображал так быстро.

Гуд тут же снова вновь обрел мягкость:

– Но вы правы. В последние один-два года я стал немного мягкосердечнее благодаря тому счастью, которое мне сопутствовало. Теперь у меня осталась еще одна цель, и если я достигну ее, то буду удовлетворен. Но она – самая трудная из всех, что я себе поставил. У меня такое предчувствие, будто известная великая держава, до сих пор сохранявшая нейтралитет, окажет мне серьезное сопротивление.

– Вы имеете в виду Австрало-Японскую Федерацию, сэр? – этот вопрос задал фельдмаршал Акари, человек, которого мы избрали спикером нашей делегации. Бантустан был многим обязан ему – блестящему офицеру, старейшему другу и соратнику президента, который в последние годы часто действовал в качестве полномочного представителя президента. – Вы, вероятно, все же не станете рисковать всем, чего достигли в последние годы? АЯФ не должна чувствовать, что Ашанти ей угрожает!

– Этого и я боюсь, фельдмаршал, – заявил Гуд тоном величайшего сожаления. – Создается такое впечатление, будто оба государства рассматривают Тихий океан как свою территорию. Можно подумать, они разведали нечто особенное о моих планах – вот уж из чего я никогда не делал секрета – и теперь полагают, что если только мои корабли окажутся в «их» океане, то я немедленно обращу алчный взор на их острова, и завоевание останется лишь делом времени.

Миссис Нзинга, бывшая недавно министром коммуникаций и сообщений в правительстве Ганди, спокойно сказала:

– Следовательно, следующим объектом вашей экспансии станут Соединенные Штаты? Ведь вы на это хотели нам указать, сэр?

Гуд пожал плечами:

– «Экспансия» – это не то понятие, которое я хотел бы употреблять, миссис Нзинга. Моим намерением является освобождение черного народа Соединенных Штатов. Я должен помочь своим согражданам создать там новую и долговечную культуру. Знаю, многие считают меня безумцем и тираном, взявшим ошибочный курс на истребительную войну против белых, на уничтожение народов, – но мое «безумие» имеет свою логику. Слишком долго так называемым «цветным» народам навязывали чувство неполноценности по отношению к белым. Во многих областях Африки царила чудовищная, разрушительная в моральном и материальном отношении апатия, прежде чем я доказал своим соратникам, что белые не обладают ни выдающимися талантами, ни сверхъестественным умом, ни особым правом властвовать над ними. Мои речи против белых, естественно, были преувеличены, как и мой национализм. Я знал, что после войны останется слишком мало времени для побед – а я нуждался в них. Чтобы добыть ресурсы, умножить богатства, завоевать доверие тех, кого я повел за собой, мне пришлось работать жесткими методами. Я считаю, что именно сейчас настало время, когда черный человек должен возглавить цивилизацию. Я верю: если ему удастся избавиться от болезни европейской логики, он сможет воздвигнуть долговечную утопию. Я восхищаюсь президентом Ганди, миссис Нзинга, хотя вы, вероятно, и найдете это странным – еще бы, я же тиран «с руками, обагренными кровью». Я не угрожаю безопасности Бантустана не потому, что боюсь его военной мощи. Я хочу, чтобы Бантустан существовал и дальше, потому что в качестве идеального государства он являет собой пример для всего мира. Но именно богатства Бантустана – а не какие-то особенные добродетели! – сделали его тем, чем он стал. Остальной мир же не столь богат; и если бы Ганди попытался построить свое государство, скажем, в Индии, то убедился бы, что оно обречено на краткий срок жизни! Сначала мир должен объединиться, и способ его объединения есть построение огромного государства. Огромные державы создают только одним образом, мне очень жаль, мадам, но это – войны и кровопролитие.

– Насилие породит лишь насилие, – сказал профессор Хира, создавший превосходные учебные программы для университета Бантустана. Это был маленький приземистый человек; его лоснящееся лицо горело от волнения. – Завоеванные вами народы рано или поздно попытаются подняться против вас. Это тоже в природе вещей.

– Восстания могут быть успешными только в том случае, если правительство слабо, – возразил генерал Гуд. – Тираническая власть может держаться столетиями, и тогда все стороны жизни страны находятся под жестким контролем правительства. Но. Если оно будет развивать в себе стоические добродетели. Если оно, по вашим понятиям, будет оставаться справедливым. Мою империю можно сравнить с римской. Римское государство не было разрушено – оно распалось, когда утратило свой смысл. Однако оно оставило нам большое наследие, подарило философские учения, которые вдохновляют нас до сих пор.