Главная роль 5 (СИ) - Смолин Павел (список книг TXT, FB2) 📗
— За нефть поговорить прибыл в Гельсинфорс? — спросил я.
«Менеджер» отвел глаза и потупился:
— Слово ваше — закон, Ваше Императорское Высочество, и для меня нет большего счастья, чем удостоиться чести выпить чаю за вашим столом. Прошу вас не считать старика-Али неблагодарным шакалом, но в отсутствие уважаемого Шамси Ага нехорошо об его делах говорить.
— Нехорошо, — признал я.
Коммерческая тайна штука важная, а умение ее сохранять даже передо мной характеризует Али однозначно в положительном ключе. Прикажу — скажет, но я же не прикажу.
В кабинет строевым шагом вошел фельдъегерь с очередной партией почты, следом за ним, любуясь сияющими в свете керосинок элементами нарядного мундира служивого, тихонько пробрался Омар. Пора сплавлять дорогих гостей.
— Уважаемый Али, прошу тебя и твоего сына поговорить с газетчиками, к ним вас проводят.
В один глоток добив содержимое чашки, отец встал — сын конечно же поднялся следом — и отвесил глубокий поклон, сопроводив ее короткой, столь же цветастой, как и в начале нашего знакомства, речью с посылом «какая крошечная плата за все, что вы для нас сделали».
— Я твоего начальника на свадьбу приглашу, — приоткрыл я завесу будущего. — И ты с ним приезжай, Али.
Не за главные столы, и даже не на банкет в Кремле — просто постоит в «человеческой изгороди» во время одного из наших с Марго променадов от кареты до дверей. Ряду этак в третьем постоит — миллионеров или «миллионщиков» в Империи, слава Богу, хватает, и львиная их доля поважнее бакинского нефтяного магната средней руки. Однако сам факт получения личного приглашения от цесаревича добавит Шамси Аге очень много общественного веса, особенно — на малой Родине, превратив его в проводник моих интересов в тех местах.
Кстати! Посажу-ка я по возвращении в Петербург пяток писарей воспроизводить поздравительные шаблоны и рассылать их от моего имени в качестве поощрения за разные заслуги перед обществом и просто пожелать хорошего в честь Рождества. У японского Императора такое есть — бамбуковый тубус с его письмом держат на самом видном месте дома и показывают гостям первым делом. От меня здесь вообще усилий не требуется, а народу будет приятно.
Азербайджанец (который рисковал моим расположением в пользу коммерческой тайны и логично в своих глазах опасался цесаревичевой обиды) от неожиданности аж подпрыгнул и принялся отвешивать поклоны один за одним, не забывая со словами благодарности пятиться из кабинета. В завтрашних газетах, помимо фотографий детей в трюме, их синяков и ссадин крупным планом (грубо в эти времена дисциплину прививают), их же рассказов о том, как страшно быть похищенным/проданным/отданным заезжему проходимцу, появится отличный сегмент, демонстрирующий эффективность следствия и должный произвести на читателя приятное впечатление и вселить оптимизм — одного спасли, значит и других спасут. Беспризорники будут отданы в приюты под патронажем РПЦ или — на что я надеюсь — в приемные семьи не последних людей Империи. Не могут желающие не найтись — я же этих детей лично спас, а значит проявление христианского сострадания замечу с соответствующими бонусами для опекунов. Ну и чистосердечными порывами пренебрегать не стоит — не удивлюсь, если я самый циничный человек в этом времени и мире.
Среди корреспонденции нашлась очень уместная телеграмма от шведского министра иностранных дел. Как и ожидалось, первым делом они позвонили Александру — полезность телефона мной до попадания в это время и не осознавалась, реально хай-тек! — а тот вежливо перенаправил шведов на меня. Миру нужно привыкать, что действующий Император почти на пенсии, и не дергать его по пустякам.
«Ты что творишь⁈ Что это за „операция по пресечению контрабанды“⁈» — примерно так можно законспектировать телеграмму на почти десять тысяч знаков. Повод, как говорится, есть, поэтому в ответ ушел пакет с фактурой по обнаруженной контрабанде, и, отдельно, «кейс» с детьми. Сверху легло мое приглашение королю Швеции и Норвегии (это в наши времена уже разные страны, но номинально под одним монархом «ходят», в формате личной унии) Оскару Второму на личный телефонный разговор — я все-таки еще молод и не коронован, поэтому приглашать должен первым.
А вот и первое письмо от действующего члена Ландтага. По собственной инициативе и тайком от уважаемых коллег такое не пишут — созрели наконец-то, осознали, что дальнейшее затягивание переговоров обернется ухудшением их собственных позиций.
Автором значился Иоганн Вильгельм Рунеберг, сын знаменитого в Финляндии поэта и действующий врач. Как бы издалека знатный доктор начал — как я вообще отреагирую, и стоит ли пытаться налаживать коммуникацию в принципе. Содержание письма Рунеберга целиком состояло из радости от свежих открытий в области медицины, в дополнение к которым шла просьба ко мне по возможности отправить кого-нибудь прочитать лекции про Сибирий и пенициллин в финских университетах. «Вот это вот все однажды закончится, правильно?».
Правильно — закончится неминуемо, а потому в Петербург ушел запрос на «лектора», а в ответ — мое согласие поприсутствовать в университете. Не факт, что на лекции, просто к молодежи ходить нужно обязательно.
Второе письмо прибыло через сорок минут — ровно столько мой ответ на первое до адресата и добирался. «Цесаревич не против перестать нагнетать обстановку, а значит нужно договариваться». Автором письма номер два значился Ирьё Сакари Ирьё-Коскинен. Профильный историк, и в учебных материалах, с которыми я ознакомился, его работам уделялось немалое место. Неплохой кадр, если измерить его с позиции старого тренда на взращивание чисто финских элит и вытеснение ими элит шведских. Не без нюансов, конечно, но этот хотя бы старался в своих исторических изысканиях быть беспристрастным и не опускался до сладкого хруста шведской булки.
Почти сразу пришло письмо третье — от Топелиуса Сакариаса, бывшего профессора и ректора Императорского Александровского университета. Письмо — вот умора — было написано на шведском, что и без развернутой справки (которую мне конечно же предоставили) многое говорит о взглядах этого подданного Швеции. В урну не читая — вот это письмо могло быть отправлено без согласований с коллегами, от чистой и незамутненной националистической боли. Как вариант — Сакариаса «слили» свои же, и это письмо стало его способом погромче хлопнуть дверью напоследок.
Письмо четвертое подписано двумя именами. Первое — Леопольд Мехелин, ни много ни мало, а основатель и хозяин компании Nokia. Не столь славная, как в моем детстве (потом-то захирела), но о важности телекоммуникаций я поговорить рад всегда. Второй автор — Антти Альстрём, один из богатейших людей Финляндии со специализацией на дерево- и металлообработке. Происхождение — из крестьян. Обоих авторов письма интересовали конечно же деньги. Вернее, возможность прекратить блокаду порта, придирчивых обысков товарных поездов и поговорить о славном для нас всех будущем.
Три вектора! Первый — «олдскульный», когда мы опираемся на финнов в противовес «шведскому лобби». Второй — чистая, незамутненная и приятная лишь автору «шведского письма» фронда, с которой все ясно. Третий — чисто прагматический, торгово-промышленный, и выберу я именно его, послав сигнал о том, что политические процессы внутри Финляндии мне в принципе по боку и теоретически я не против часть их сохранить. Отвечаем тандему из обрабатывающего и высокотехнологичного промышленников приглашением приехать в порт и разделить со мной завтрак — ночь уже почти закончилась, но подремать пару часиков успею.
Пошевелив усами на телефонный аппарат, я смалодушничал и не стал звонить маме и Марго с новостями о детях — Александра предупредил сразу, а слушать «ахи» и «охи» милых дам пока не хочется.
Увы, поспать не удалось и часа — Оскар, похоже, от происходящих считай под боком событий с прямым участием собственных подданных (причем сразу в двух качествах — преступников и политических акторов), этой ночью тоже не спит, а потому позвонил в половину шестого утра — как раз с «кейсами» ознакомиться времени хватило. Сначала мы с ним обменялись любезностями, затем я сослался на дела в ответ на вопрос «а чего это ко мне в гости не заехал, рядом же был, в Дании?». Как бы окно возможности мне Оскар предоставил — я и сейчас рядом — но зачем оно мне?
